Re: Детская Сказка. Принимаю заявки на книгу.
Глава первая, в которой Марик и Спарта едят за столом, а Кай не получает ответов на вопросы.
Зябко поеживаясь в звенящем холодом воздухе, на лес смотрела Луна. Лес спал. Луна слышала его глубокое, размеренное дыхание. В сугробе под низкими, вмерзшими в снег еловыми ветвями, кто-то сладко сопел. Сонную тишину нарушал лишь сухой треск веток на морозе, да уханье совы где-то вдалеке. Пахло холодом и лущеными еловыми шишками. Луна поднялась повыше и, обливая своим серебряным светом каждую веточку, заглянула под увенченные снежными шапками еловые кроны.
Три цепочки глубоких, темно-синих следов, тянулись между деревьями, то скрываясь от Луны, то вновь появляясь на залитых призрачным светом полянках.
- Долго еще? – остановившись, Спарта поглядела на Марика из облака пара, вырывавшегося изо рта при каждом слове.
Кай нетерпеливо закивал. Усы, ресницы, шерсть на морде его была высеребрена инеем, отчего он казался глубоким стариком.
- Почти пришли, - хриплым от волнения голосом прошептал Марик, не сводя глаз с Конееда. Тот летел впереди, мелькая желтым огоньком между деревьями, то пропадая за стволами, то появляясь вновь.
Они побрели дальше, высоко поднимая ноги в сугробах. Хвосты, изрядно отяжелевшие из-за смерзшихся прядей, стелились за ними по снегу. Конеед, описав в воздухе широкую дугу, вернулся к лошадям и теперь парил в воздухе прямо над ушами Марика. От него разливалось мягкое, чуть пульсирующее тепло, приятно горячившее кончики ушей.
- Шшшшшш, - прошипел он, поднимая глаза. – Теперь идите тишшшше, тишшше! Здесь сссспит ветер.
Проследив его взгляд, Марик заметил, нижние ветви могучей ели едва покачиваются, единственные, в застывшем, недвижном лесу. Ему показалось, что он расслышал глубокое дыхание ветра.
Они пошли дальше, бесшумно ступая по рыхлому снегу. Шерсть на животе промокла, заледенела сосукльками, и они серебристо позвякивали при каждом шаге. Луна жмурясь глядела на них свысока и что-то тихо шептала им вслед.
- Здесссь – Конеед бесшумной тенью скользнул вперед и застыл, напряженно вглядываясь в темноту леса. – Пойдемте!
Друзья поспешили за ним, и вскоре увидели за деревьями мелькнувший огонек.
- Сейчас увидишь! – возбужденно зашептал Кай, оборачиваясь к Спарте. – Она тут! Избушка! Мы сейчас зайдем внутрь, будем пить чай и есть баранки, будем слушать ветер в трубе и потрескивание огня в печи, а потом….
За черными тенями стволов, на залитой лунным светом поляне, стояла изба. Окна сквозь сицевые занавески уютно светились, отбрасывая на снег мягкие, желтые отсветы. Из трубы клубящимся столбом поднимался дым. Иногда раздавался громкий треск, и из трубы валили в разные стороны хвостатые искры.
- Входите, - Конеед взялся за ручку и с натугой отворил тяжелую, скрипучую дверь. На лошадей пахнуло ароматным теплом и они поспешили внутрь, жмурясь от заливающего избу мягкого, желтого света.
Марик протиснулся последним, и теперь слышал, как Конеед, шумно сопя возится с дверью. За спинами Кая и Спарты, Марик ничего не мог разглядеть.
- Входите, входите, - донесся до них знакомый старушеский голос.
Кай неуверенно сделал шаг вперед , и тот час же, бревна избы застонали, заскрипели, раздвигаясь в стороны. Спарта тихонько охнула от неожиданности.
- Она всегда так, - успокаивающе сказал Кай. – Иначе нам было бы здесь слишком тесно.
- Ну, здравствуйте, коли пожаловали, - из-за печи, тяжело опираясь на сучковатую палку, вышла старушка в белом, опрятном переднике. – Проголодались?
Кай с Мариком восторженно кивнули, Спарта скромно опустила глаза.
- Помоги мне, Конеед, с угощением, - проговорила Целительница, подкидывая в печь несколько полений. Огонь, ликуя, набросился на них, и пламя весело затрещало, выбрасывая в трубу снопы искр.
- Как хорошо снова очутиться здесь, - проговорил Марик, обводя глазами избушку. Она совсем не изменилась – те же многочисленные чугунки, берестяные туески и склянки на полках, пучки душистых трав, свисающие с потолка, кадка с чудесной водой у беленой печи. Наверху, на лежанке, по толстому лоскутному одеялу весело скакала синица.
Конеед, с силой потянув за массивное железное кольцо в полу, откинул тяжелую крышку погреба. Потянуло холодом и запахом сырой земли. Нырнув в погреб, Конеед скрылся из виду, лишь шуршание и тихое бормотание из-под пола доносились до лошадей. Старушка, улыбаясь, поглядывала на лошадей, выбирая из разных пучков травы для чая. Кай блаженно улыбался, отогревая заскорузлый от мороза хвост у печки. Под ним уже образовалась солидная лужица талой воды. Спарта украдкой кидала яростные взгляды то на Кая, то на лужу, но тот нарочито их не замечал. Поставив тяжелый, закопченый со дна чайник на печь, Целительница опустилась на лавку и, сложив свои морщинистые, чуть подрагивающие, руки на коленях, посмотрела на лошадей.
- Ну, рассказывайте новости, - проговорила она.
Кай открыл было рот, но осекся, увидав Конееда, с тудом поднимающегося из подгреба. Тот прижимал к груди десяток крупных, пахнущих медом желтых яблок, несколько морковок и крупную ярко-оранжевую тыкву.
- Можно я потом расскажу? – Кай с надеждой уставился на тыкву. – Я таких огромных еще никогда не пробовал, - прошептал он Марику на ухо.
Целительница рассмеялась.
- Ешьте, ешьте на здоровье!
Конеед, с облегчением опустив тыкву на стол, летел совсем низко над полом, раскладывая перед лошадьми яблоки и морковь. Морковь пахла летом и зеленью, навевая теплые воспоминания об арбузном сезоне. Марик с наслаждением захрустел , изо всех сил стараясь не запачкать пол морковно яблочным соком. Кай, урча, как голодный кот, набросился на яблоки. Спарта аккуратно кусала маленькими кусочками, поглядывая на Конееда. А тот, снова нырнув в погреб, вернулся с охапкой ярко-зеленого, сочного клевера с крупными, малиновыми шапочками цветов.
- От полевика вам гостинец, - улыбнулась Целительница. – Наказал передать вам при встрече.
Лошади погрузились в траву, забыв обо все на свете.
А Конеед вернулся к столу и, напрягая все силы, пытался разломить тыкву на три части.
- Нож возьми, - посоветовала ему Целительница, наблюдая за его возней.
Конеед поднялся в воздух и открыл было рот, чтобы возразить, как вдруг в дверь постучали. Это было так неожиданно, что Конеед замер в воздухе с тыквой в руках. Кай, вынырнув из остатков клевера и моркови, вытаращился на дверь. Изо рта у него выпадали кусочки жеваной морковки, но он не замечал этого. Спарта, сощурившись и с величайшим осуждением на лице глядела на Кая.
А дверь медленно, со скрипом отворилась, впустив в избу колючее облако морозного воздуха, а за ним, низко пригнувшись под косяком, вошел высохий, худой старик с длинной бородой и кустистыми, заиндевевшими бровями, из-под которых смотрели ярко-синие, внимательные глаза. На плече его, щурясь от света, сидел взъерошенный, нахохлившийся филин. Удивленно посмотрев на валяющиеся на полу травинки, и приветливо кивнув лошадям, старик прошел мимо них к печке, пошарил за пазухой обветренной рукой и вынул оттуда двух крошечных снегирей с поджатыми лапками.
- Это Странник, - прерывающимся от волнения шопотом сказал Марик, оборачиваясь к друзьям. – Тот самый…
Спарта и Кай с благоговением уставились на старика. А тот, держа снегирей их на своих широких ладонях, подул на них и посадил птичек на печь, к нетерпеливо прыгающей по одеялу синице. Снегири, нахохлившись, жались друг к другу, жадно впитывая печное тепло. Странник, с улыбкой наблюдая за ними, расстегнул свой серый шерстяной плащ, заскозулый от снега по подолу и бросил его на лавку у печи. От плаща немедленно повалил пар.
- Холодная нынче зима. Что ни ночь, то замерзшие птахи, - Целительница, поднялась, пошарила по полкам и протянула снегирям кисточку рябины.
Странник, казалось, не слышал ее. Отвернувшись от птиц, он посмотрел на старушку, вдруг широко улыбнулся, и сказал чуть охрипшим от мороза голосом:
- Он родился. Родился сегодня. Золоторогий олень.
Раздался грохот – Конеед уронил тыкву на стол, и та с оглушительным треском раскололась на части, забрызгав столешницу мякотью и семечками.
Целительница тихо ахнула, прижав сухую ладошку к губам, и опустилась на стул. Конеед вытаращился на Странника, не замечая гибели тыквы.
- Это правда? Ты видел его? – Наконец тихо спросила старушка.
Странник кивнул, продолжая улыбаться. В ярко-синих глазах его плясали лучистые искорки.
- Да кто такой этот олень-то? – громко спросил Кай, переводя взгляд со Странника на Конееда.
- Хранитель леса, - ответил Конеед, с легким отчаянием разглядывая учиненный тыквенный беспорядок.
- Как Леший?
Нет, - Целительница чуть подалась вперед. – Леший – это часть леса, душа леса, его… его жизнь. Золоторогий олень, как Целитель….
- Целитель? – недоверчиво переспросил Кай. – Я думал, что Целительница только ты.
- Каждый из нас может быть целителем, - вставил Странник. – И лошади тоже целители. Целители человеческих душ.
- Целители? Мы? – изумленно воскликнул Кай.
- Ну, кроме тебя. Ты-то, Кай - типичный лечитель, - с серьезным лицом проговорил Конеед.
Все засмеялись, даже Кай.
- Золоторогий олень рождается очень редко, - продолжала Целительница. - Он приходит, чтобы защитить лес, или укрыть его, спрятать, от…
Дверь избушки широко распахнулась, глухо стукнув о бревенчатую стену. В уютное тепло избы заструился по ногам колючий морозный воздух. Марик, зябко переступив, обернулся. В дверном проеме стоял кто-то низкий и кряжистый, с торчащими во все стороны взерошенными, клочкастыми волосами. Незнакомец сделал медленный шаг внутрь, и Марик узнал в нем старого Лешего, словно бы всего состоящего из дряхлых, сухих веток, заросших лишайником. Он, казалось бы, с огромным трудом поднял испещренное глубокими морщинами лицо, со скрипом размежил одеревеневшие веки и медленно, хрипло произнес:
- Сегодня родился Золоторогий олень.
Филин на плече у Странника ухнул, затоптался, а потом, аккуратно расправив широкие крылья взлетел и опустился рядом с Лешим.
- Садись, дедушка, - Целительница повела рукой. – Сейчас на стол накрывать будем. А там и поговорим. – Она обернулась к двери. - Закрой дверь, будь так добра, избушка.
Изба захлопнула дверь, и ночь с ее холодом и звездами, отступила за порог. Леший медленно, со душераздирающим скрипом шел к столу мимо лошадей. Видно было, что каждый шаг дается ему с великим трудом. Конеед в панике спешно собирал куски тыквы.
- Кадушку возьми, - насмешливо посоветовал ему Странник, когда Конеед с безмолвной мольбой уставился на бесформенную, ярко-оранжевую груду, словно надеясь, что она исчезнет сама.
- Ты говорила, - снова подал голос Кай, переводя взгляд с Конееда на Целительницу. – Что олень приходит для того, чтобы защитить лес. От кого?
- Не понимаешь? – Целительница взглянула на Кая так, что тот взрогнул. – От людей.
Спарта шумно вздохнула и аккратно переступила с ноги на ногу, с недоверием посмотрев на Целительницу.
- От людей? И как….
Дверь, жалобно застонав проржавленными петлями, распахнулась снова. В горницу впорхнула въерошенная сорока, похожая на комок скомканных, будто пожеваных перьев. Пролетев через комнату и даже не взглянув на лошадей, она уселась на спинке стула и внимательно огляделась, поблескивая глазами-бусинками. Сорока нетерпеливо переминалась с лапы на лапу,приплясывая от нетерпения, то и дело раскрывая крылья, чтобы не упасть. Видно было, что новость жжет ей язык, клокочет и булькает во рту, грозясь каждую секунду сорваться с кончика языка. Снова жалобно заскрипели петли закрывающейся двери, снова всколыхнулось пламя свечей. Целительница подняла глаза на сороку. Марику показалось, что в уголках глаз ее прячется лукавая, совсем девчоночья улыбка.
- Он родился! - Выпалила Сорока, не в силах больше удерживать слова. – Он родился сегодня! Золоторогий олень!
Целительница медленно кивнула, пряча улыбку. Снегири и синица на печи оглушительно галдели, прыгая по лоскутному покрылу.
Сорока возбужденно запрыгала по спинке стула, оставляя на темном дереве тонкие царапинки от своих коготков.
- Весь лес сияет! Все поют! Деревья проснулись! - Слова сыпались из нее безостановочно, словно овес, из прогрызенного мышами мешка. - Птицы щебечут! Мыши водят хоровод, а белки….
Вновь стукнула о стену, открываясь дверь и в комнату влетел вихрь, и закружил, заюлил по полу искрящейся поземкой. Потом поднялся выше, заиграв пламенем свечей, отчего по стенам избы заплясали длинные, неузнаваемые тени. Филин ухнул и захлопал крыльями.
- Вот и ветер проснулся,- прошептал из-за кадушки Конеед, наблюдая за стелящимся вихрем.
Сорока замолчала, с досадой поглядывая на прервавший ее вихрь. А тот взвился, нырнул за всколыхнувшиеся занавески, и через секунду стекла зацвели морозными узорами. Ветер, хохоча, нырнул в печь, и огонь весело загудел, затрещал искрами. Завывая в трубе, ветер вырвался наружу, с улюлюканьем захлопнул дверь избы, и помчался по лесу, скидывая с ветвей снежные сугробы.
- Гляди, - Кай толкнул Марика в бок и кивнул на окно. Над вязью мерцающих ледяных узоров мчался, высоко подняв голову, сотканный ветром из иголочек инея олень.
- Я знаю. Знаю, - Целительница, поглядев на оконное стекло, тяжело поднялась со стула и оглядела гостей. – Давайте ужинать.
Конеед поспешно запихал в кадушку последний кусок тыквы и вытер со стола, а затем посмотрел на старушку,ожидая распоряжений.
- Яблочек из погреба принеси. И свежих, и моченых. Капусты кислой, из крайней бочки. Груздей соленых, да рыжиков. Бруснику захвати, я помню, Марик ее любит. И моркови, моркови не забудь! Да покрупнее выбери.
- Мы ведь ели уже, - робко вставила Спарта.
- Ну так еще раз поедим, -просиял Кай, придвигаясь ближе к столу. Спарта испепилила его взглядом, но спорить при людях не стала.
Странник, достал откуда-то белоснежную, хрустящую скатерть, и, широко взмахнув полотнищем, одним махом постелил ее на стол. Целительница достала из печи чугунок и, подставив под него изрезанную деревянную доску, тяжело опустила на стол, открыв крышку. В чугунке покоились крупные, разваристые ярко-желтые картофелины. От них клубами валил пар, превращая в капли ледяные узоры на окне. За картошкой последовала золотистая печеная репа, блюдо с белоснежной горкой квашеной капусты, над столом поплыл пряный, щекощуй ноздри аромат белых груздей, освобожденных от каменного гнета в дубовой бочке. Лошади, завороженно смотрели на людскую еду, путаясь в смеси запахов и стараясь по аромату угадать соленые грибы или вареную картошку. За груздями появились украшенные бурым зонтиком укропа рыжики, все в капельках рассола с ослепительно-белыми зубчиками чеснока. Пока Конеед пыхтел под тяжестью яблок и моркови, Целительница резала крупными ломтями ржаной хлеб, пахнущий летом и полными колосьями. Крынка с медом, да кувшин с водой довершили нехитрую сервировку.
- И они собираются это есть? – Кай подозрительно обнюхал рыжики и дернулся, обжегшись паром, валившим от картошки.
Зачерпнув берестяным кошвшем из крайнего ведра, Целительница наполнила глиняную чашку и поставила перед Лешим.
- Пей, дедушка, - тихо сказала она.
Леший медленно поднял на нее карие, в золотистых крапинках глаза, и, тихо потрескивая сухими веточками, медленно поднял чашку. Пил он долго, маленькими глотками, едва слышно поскрипывая при каждом движении.
- Старый я стал, - еле слышно проговорил он. – Совсем одеревенел…
Целительница поставила на стол стопку больших глиняных тарелок и Странник принялся их расставлять. Сорока оживленно прыгала по стульям , ожидая удобного момент, чтобы заговорить. Конеед, украдкой оглянувшись на Целительницу, смахнул соринки с разбитой тыквы и бухнул яркие, сочные ломти в тарелки лошадям. Марик, Спарта, немного робея, подошли к крутящемуся у стола Каю. На печи оглушительно верещали снегири, а филин презрительно щурил на них свои янтарные глаза.
Целительница, протянула Страннику деревянную ложку и села за стол. Кай с наслаждением вонзил зубы в тыкву и сочно зачавкал. Спарта аккуратно откусила кусочек яблока, Марик смаковал по ягодке моченую бруснику.
- Даже жалко, что я питаюсь одними страхами, - простонал Конеед, провожая глазами исчезающий во рту Странника соленый груздь.
Кай с вожделением уставился на грибы. Но, поймав взгляд Спарты, поспешно уткнулся в свою тарелку, решив воздержаться от пробы.
Некоторое время все усердно ели, а Конеед, низко летая над столом подкладывал в тарелки. Леший мелкими глоточками продолжал цедить воду.
- Расскажите нам об этом олене, - попросил Кай, с усилием проглотив, наконец, последний кусок тыквы и сыто отдуваясь.
Целительница и Странник переглянулись.
- Олень, - начала Целительница, - Золоторогий олень….
С негодованием заворчав, дверь отворилась снова, впуская в избу два десятка возбужденно попискивающих мышей. Мыши воздубжденно принюхивались, вставали на задние лапки, подпрыгивали и оглушительно пищали.
- Да знаю я уже, знаю, - улыбнулась Целительница. – Успокойтесь.
Она порылась в складках передника и достала горсточку пшена. Высыпав его мышам, она откинулась на стуле и поглядела в окно.
- Ох! –всплеснула она руками. – Светает уже! Скорее, скорее, торопитесь обратно! Люди скоро проснуться!
Марик и Спарта, переглянувшись, метнулись к двери, распугав семейство мышей. Кай, помявшись, нехотя отошел от стола.
- Спасибо вам, - Спарта поглядела на Целительницу и Странника.
- Пустое! Идите, идите!
- Но олень… - Кай стоял на пороге, с мольбой переводя взгляд со Странника на Целительницу.
- Никуда он от тебя не денется! Потом, потом все расскажу! Ну давайте же! Быстрее!
Они выпрыгнули за дверь в мутный серо-розовый рассвет, и тот час же утонули в звуках разбуженного леса. Птицы оглушительно пели, белки в страшной суматохе скакали по веткам, снег повсюду был истоптан следами. Ветер радостно кружил между деревьями, а те, пробудившись, медленно качали ему вслед разлапистыми ветвями. Ночь нехотя отступала на запад.
- Родился! Родился! – Неслось отовсюду. – Родился Золоторогий олень!
- Весна будет ранняя, - Конеед , вылетев из избушки, оглядывал лес. - Давайте поторопися. Даже люди чувствуют такие дни.
Бросив последний взгляд, на утопающую в сугробах избу, лошади помчались в конюшню, стараясь обогнать рассвет, гасящий одну за одной звезды над их головами.
) Началось тоже все с мяса, а под конец она не то что растения, даже тесто есть не могла, ей было жалко ингридиенты :wink:
