Re: Детская Сказка. Принимаю заявки на книгу. Глава вторая
Глава четвертая, в которой…
Налитые колосья клонились под тяжестью недвижного, усыпанного звездами, неба. Васильки, напротив, тянули вверх свои лепестки, казавшиеся серебрянными в свете месяца. Пахло пылью, ночью и хлебом. По полю бежала девушка. Рожь омывала ее колени мимолетным прикосновением колосьев, остававшихся чуть поникшими после ее легких шагов. Сарафан не стеснял движений, тяжелые косы заставляли поднимать выше голову, и звезды видели слезы, дрожащие в уголках глаз. Маленькие ножки ступали легко и уверено, огибая редкие, невысокие муравейники и рыхлые кротовины. Земля глушила звуки ее шагов, и с монотонным стрекотаньем кузнечиков сливался лишь тревожный, сухой шелест колосьев. Девушка бежала, почти не чувствуя земли под ногами, оставляя в пыли глубокие следы босых ног. Рядом скакал, высоко подняв голову, сотканный из переливающихся, мерцающих золотых искр олень. Искры плясали, рассыпались, не поспевая за скачкой, отчего казалось, будто шкура оленя полыхает огнем. Он мчался бесшумно, не касаясь ржи, не оставляя следов на земле, лишь золотые отсветы вспыхивали на колосьях. Быстрее! Девушка, едва дотягиваясь, положила руку оленю на шею, и он прыгнул вперед, увлекая ее за собой. Слезы полились из глаз, обжигая щеки. Быстрее! Пальцы стиснули золотые искры, и она задохнулась от встречного ветра, разметавшего с их пути запахи и звуки. Вокруг оглушительно пульсировала тишина в такт с бешено колотящимся сердцем. Одна из алых лент, переплетавших тугие светлые косы развязалась и трепеща опустилась на прижавшийся к налитому колосу василек. Тот склонил голову под тяжестью шелка. Быстрее! Звезды превратились в светящиеся полосы на небе, удары сердца и тишина перестали быть слышны. По руке девушки, выбравшись из-под стиснутых пальцев, пробежала искра, затем еще одна, еще и еще. Искры плясали на косах, дрожали на ресницах, мерцали на на ступнях ног, опутывая хрупкую фигурку сияющими золотыми нитями. Быстрее! Тьма расступалась перед ними, не смея приблизиться к золотому огню.
По краю поля, в тени печального леса, скрипя замшелыми бревнами, медленно ковыляла изба.
Олень вздрогнул, перешел на рысь и остановился. Перед ними безмолвной стеной стоял лес.
- Не уходи! – девушка все еще держала руку на его шее, боясь отпустить. Искры, окутывающие ее тело, медленно угасали, и она словно растворялась во тьме.
Высоко подняв голову, так, что рога почти касались спины, олень смотрел в лес.
- Не уходи.
Он повернул голову.
- Ты же знаешь, девочка.
Целительница разжала пальцы, отпуская искры. Слезы жгли щеки. Она не слышала, не чувствовала ударов своего сердца, словно то осталось где-то на поле, вырвавшись из тесной груди, не выдержав скорости скачки.
- Лес умирает. С каждым днем люди забирают его жизнь. Забирают жадно, ненасытно, бессмысленно… - Он медленно двинулся вдоль леса, чуть склонив голову, прислушиваясь к тихому стону дубов и кленов. – Они забирают дом. У меня. У тебя. У них – он кивнул головой в сторону сбившихся в кучу испуганных лисят, робко выглядывающих из-под перистых листьев папоротника. – У собственных детей. У лешего они забирают душу.
Целительница опустила голову.
- Я не справлюсь без тебя.
- Ты не справишься и со мной.
Они шли рядом, вслушиваясь в печальную тишину леса. В привычный пряный запаз ночи вплеталась тревога и страх. Изба догнала их и теперь, едва слышно вздыхая, плелась сзади, чуть припадая на левую ногу.
- Я заберу лес, - произнес олень после долгого молчания. – Заберу всех, кто захочет уйти со мной.
Целительница вздрогнула.
- На Север?
Он молча кивнул.
- Я знала. Чувствовала.
- Ты остаешься?
- Да. – Она опустила голову, скрывая обжигающие щеки слезы. – Помогу тем, кто не пойдет с тобой и… - Она закусила губу. – И навсегда уйду из этих мест.
Олень повернул голову и внимательно посмотрел на нее. В глазах его расплавленным серебром плескался свет звезд.
- В тебе говорят страх и боль.
Целительница не ответила. Встав на цыпочки,она крепко обняла оленя за шею, зарылась лицом мерцающие искры. Беззвучные рыдания душили ее, а она все крепче стискивала кулачки, все сильнее прижималась к нему, боясь потерять эту спокойную, душистую теплоту и легкое покалывание струящихся под пальцами золотых огоньков. Олень опустил голову ей на плечо, и она почуствовала, что он тоже плачет.
***
- Да нет же, Спарта! Задние ноги стоят на месте, а передние шагают вокруг них! – Кай встал рядом со Спартой и сделал два шага поворота на заду. - Понимаешь? Ты как бы идешь вокруг себя.
Спарта с сомнением посмотрела на него и не двинулась с места.
- Похоже, она слишком близко к сердцу приняла твои слова о том, что надо стоят на месте, пока человек командует, - с тихим смешком прошептал Каю на ухо Марик.
Кай сдавленно хрюкнул.
Они с Мариком наблюдали над безуспешными попытками Зануды научить Спарту повороту на заду. Спарта стояла с отсутствующим видом, словно бы не замечая Зануды, переодически делая невыносимо медленный шаг назад. Зануда постепенно закипала. Недотога, подперев рукой подбородок, сидела за левадой на тюке сена и внимательно следила за их действиями. Конеед, изредка всхрапывая, уютно сопел, обняв лапами еловую ветку над ее головой. Похоже, его усыпили гипнотически медленные движения Спарты. Марик и сам переодически начинал позевывать, глядя на нее.
- Если лошадь не реагирует, нужно усиливать команду, - сказала Зануда, обращаясь к Недотроге. – Смотри. - Она поискала глазами валявшийся неподалеку хлыстик. - Я прошу, как обычно (Зануда поднесла руку к лицу и шее Спарты), чуть усиливаю (Зануда погрозила пальцем на уровне Спартиного глаза. Та закрыла глаза). Еще усиливаю… И, если не помогает, начинаю равномерно постукивать хлыстом по…
- Не дави на меня! – Спарта взвизгнула так, что у Марика заложило уши, отскочила в сторону, и остановилась, глядя на Зануду с возрастающей паникой. – Я не выношу, когда на меня давят!!
Конеед широко зевнул, открыл глаза и с любопытством уставился вниз.
Зануда ошалело уставилась на нее и шагнула навстречу. Спарта снова отскочила, задрав голову, и раздувая ноздри. Зануда подняла руку и Спарта, отскакивая, шагнула в сторону передними ногами.
- Ммммм, - Зануда выглядела озадаченной. – Никогда не понимала кобыл. Давай остановимся пока на этом? Мне кажется, если я буду настаивать, она еще больше заведется.
- Ты слышал, Марик? – Кай слегка толкнул его плечом. – В следующий раз тоже попрыгай, и Зануда от тебя отстанет.
- Как бы не так, - Марик пригорюнился. – Если я сделаю вид, что испугался хлыстика, она завалит меня упражнениями с головой, так, что даже мыслей в голове не останется. Несправедливо.
Зануда отпустила Спарту и та, подмигнув Каю, улыбнулась одной из самых своих ехидных улыбок.
- Я-то думал, ты любишь людей, - сказал Марик, провожая глазами уходящих Недотрогу с Занудой.
- Конечно люблю! – Спарта удивленно на него посмотрела. - Но это не значит, что я буду идти на поводу. Пусть Зануда думает, как правильно меня попросить! Я не ты, и не буду завязываться в узелочки от одного лишь взгляда!
Спарта фыркнув, отошла к забору и принялась за сено.
- Женщины… - глубокомысленно произнес Маэстро, наблюдавший за ними из своей левады. – Они такие…
Гармо бросила на него хмурый взгляд, и он заторопился уйти.
Конеед, сладостно потягивался на ветке, зевая с завываниями.
- Опять! – Он резко сел и запустил лапу в густой черный мех, слипшийся бесформенным комом на животе. – Опять смола! – Он яростно ухватился за слипшуюся шерсть, попытался выдрать и взвыл от боли. – Куда бы я ни сел, на какую ветку бы ни лег, как….
Он осекся и молча уставился на дерево.
- Что? – Кай подошел поближе и ахнул. – Марик, Спарта, идите сюда! – Хрипло прошептал он, оглянувшись.
Ель истекала смолой. Янтарные капли блестели на коре будто слезы. Смола медленно, едва заметно текла по стволу, сочилась на ветвях, липла к иглам. Сочная изумрудная зелень иголок поблекла, будто припорошенная пылью, макушка ели начала буреть.
- Она плачет, - с болью в голосе произнесла Спарта.
- Нет, - сказал Маэстро. – Она уходит. Уходит от людей.
Марик почуствовал как его сердце пропустило несколько ударов.
- Что ты хочешь сказать?
- Олень забирает лес.
В наступившей тишине его слова долго отдавались эхом среди истекающих смолой стволов. Деревья стояли тихо, безмолвно, бессильно опустив разлапистые ветви. Ветер петлял между ними не касаясь крон, словно боясь сбросить прикосновением едва держащиеся бурые иголки. Марик закрыл глаза, но как он ни пытался, так и не смог расслышать привычное мерное дыхание деревьев.
(