Скоро 5 лет как нету Бабушки. И вот, написалось... точнее, писалось давно, в голове. А сейчас таки вылилось на "бумагу". Моей первой лошади посвящается:
Миссия
Лошади не умирают. Они просто уходят из мира людей.
- Евгения Макарочкина @Iurumi
Реанимационный зал отделения интенсивной терапии больницы №N был залит ровным белом светом. На операционном столе лежало тело, а вокруг него суетились люди в белых халатах. Они то и дело подносили то какие-то инструменты, то шприцы с лекарствами, то дефибриллятор, кричали «Разряд! Еще разряд!» и непрерывно поглядывали на экраны разнообразных приборов, соединенных с телом разноцветными проводками.
Я наблюдала за всем этим откуда-то сверху, из-под потолка. Тело на столе было моим. Я не испытывала по этому поводу никаких эмоций – мне не было ни страшно, ни грустно, ни весело. Мне было никак. Я просто наблюдала, как камера видеонаблюдения, которая все фиксирует, но ни на что не реагирует.
Вдруг кто-то сзади мягко толкнул меня в… (тут я бы написала «в плечо», но плечо осталось там, на столе)… кто-то мягко толкнул меня в… меня, и до боли знакомый ворчливый голос тихонько сказал: «Гу-гу!» Мне даже не надо было оборачиваться, чтобы узнать этот голос. Но я все-таки обернулась и не зря, потому что готовый вырваться радостный вопль «Бабушка!!!» застрял у меня в… во мне. Она совсем не выглядела бабушкой! Чистые глаза задорно блестели, уши стояли торчком, на морде не было ни единого седого волоска, под шкуркой поигрывали упругие мышцы, а шерсть отливала тем потрясающим темно-медным оттенком, за который ее в молодости прозвали Шоколадкой.
«Ходуля!» - восхищенно выдохнула я. «Как я рада тебя видеть! Ты пришла забрать меня с собой?» «Нет, - проворчала она, - рано тебе еще! Вот доживешь до моих лет, тогда посмотрим».
«Но я так скучаю по тебе!» - сказала я, лихорадочно прикидывая, на сколько нужно умножить ее лошадиные тридцать лет, чтобы понять, сколько мне еще надо прожить. На четыре? Что-то многовато. Наверное, на три. Тоже немало, но хотя бы реально. «Я тоже скучаю, - ответила она, - поэтому вот, решила придти повидаться. Садись, прокачу!»
Я легко взлетела ей на спину, как мне не удавалось ни разу раньше, сколько я ни пыталась, и сколько мне ни показывала и ни объясняла Наташка, у которой это получалось элементарно. Ходынка приняла с места в карьер. Она всегда это любила. «Я всегда это любила», - сказала она, - «просто побегать тоже приятно, особенно наперегонки. Но когда у тебя на спине сидит человек и кричит от радости, пусть даже молча, это придает столько энергии! Побольше любого овса».
Да, я помню. Помню то можайское поле, которое мы называли «Взлетной полосой». Помню эти полеты, и ветер в лицо, и слезы из глаз, и ты сидишь, раскинув в стороны руки, и кричишь, кричишь и захлебываешься этим всепоглощающим счастьем…
Больничный потолок каким-то образом остался далеко внизу, и Бабушка ровным и глубоким галопом поскакала навстречу источнику ослепительного белого света, сияющему где-то вдалеке. Я сидела на ее спине и ощущала, как ее мышцы, словно мощная волна, несли меня вперед. Одновременно я как бы летела рядом и рассматривала ее со стороны. Я смотрела на нее и восхищалась. Она была в таком порядке, в котором мне никогда не доводилось ее видеть. На ровных точеных ногах не было и следа старых травм: козинца на левом переду, жабки на правом, шрамов от веревки на задах. Копыта, одно плоское, а другое совершенно квадратное, теперь были одинаковой, хрестоматийной, формы. Исчезли белые пятна на спине от потертостей плохо подобранным седлом, исчезло и клеймо Старожиловского конзавода 27/85 – порядковый номер и год рождения. Шкура была без единой царапины, гладкая и блестящая, даже бородавка на левом бедре пропала. Она была полна жизни и как-то вся светилась изнутри, что ли. Я не заглядывала к ней в рот, но уверена, что все зубы были тоже на месте. Только грива и хвост остались, как и были всегда, реденькими и куцыми. Впрочем, это ее не портило.
Мы летели и разговаривали. Как-то так получалось, что я все свои вопросы задавала одновременно, а она одновременно на все отвечала. Но я постараюсь их записать более-менее в логическом порядке, чтобы было проще читать.
- Ходуля, - сказала я. - Ты прекрасно, потрясающе выглядишь! Я очень рада за тебя. Очевидно, что и чувствуешь ты себя хорошо и у тебя ничего не болит?
- Спасибо, - сказала она. - У меня и правда совершенно ничего не болит, а выглядим мы тут все так, как сами этого хотим.
- Ух ты! Слушай… - я слегка замялась, - …а почему же ты тогда не захотела себе более длинную гриву и хвост попышнее?
- Смешные вы, люди, иногда бываете все же! – фыркнула Бабушка, - для вас важны такие несущественные вещи… Ведь с другими гривой и хвостом я уже буду не я. Не забывай, во мне же течет арабская кровь!
- Кстати, о крови… - я поспешила сменить тему, - а твой папа Капитолий и мама Хризантема тоже там?
- Да, они тоже там. Я их часто вижу.
- А твоя прапрабабка Кнопка? На нее очень похожа Белка.
- Точно! Видела ее! Сначала даже испугалась, но потом пригляделась и поняла, что это не Белка.
- И Зоря там?
- И Зоря. Мы с ней частенько вместе пасемся, у нас много общих воспоминаний.
- Скажи, а вам там всем хватает травы? - забеспокоилась я, а про себя по привычке подумала, что ведь скоро зима и надо бы прикупить каких-нибудь мюслей Бабушке. Интересно, как их ей туда переправить и кому доплатить, чтобы докармливали?
- Конечно, нам всего хватает! – снова развеселилась Бабушка. – У нас море разнообразной травы круглый год, а зимы не бывает вообще! Я, конечно, с удовольствием вспоминаю кашу Калорийную, но здесь и правда всего достаточно, не волнуйся за меня, и не надо ничего переправлять и никому доплачивать!
- Вкусная зеленая трава круглый год? – я почти начала завидовать, - И теплое солнышко? И голубое небо? А речка? Речка есть? Ты же всегда любила купаться, да и пить же надо что-то!
- И солнышко, и небо, и речка с чистой и прохладной водой! Я часто в ней купаюсь.
- А как вы с комарами и прочей летающей нечистью справляетесь? Сильно донимают? Может, все-таки репеллент… как-то переправить…
- А никак! – весело ответила Бабушка, - у нас их нет!
Заметив, видимо, тень недоверия на моем лице, пояснила: «Это же наш мир, а не их!»
- Потрясающе! – искренне восхитилась я, – Но… если там так здорово, объясни мне, почему вы сразу не уходите в этот прекрасный мир? Зачем задерживаетесь в нашем, где вы часто вынуждены жить далеко не в самых лучших условиях, выполнять разные наши прихоти, терпеть травмы, боль, страх?
- Понимаешь… – она замялась, – это сложно объяснить. У каждого из нас в вашем мире есть своя миссия и, не исполнив ее, мы не можем уйти.
- И что же эта за миссия? В чем она заключается?
- Я не могу точно сказать, – Бабушка смутилась еще больше, – я не знаю. Я пыталась это выяснить, спрашивала тут у наших, но, похоже, никто толком не знает. Очевидно только, что у каждого она своя и всегда как-то связана с вами, людьми. Даже у тех, кто людей-то и не видит особо. Но, наверное, поэтому мы с рождения стремимся общаться с людьми и пытаемся научиться их понимать. Каждый из нас старается найти человека, с которым связана его миссия в вашем мире. Я помню, я искала очень долго. Каждый раз, как мне начинало казаться, что вот он, мой человек, меня увозили в другое место, и я оказывалась среди незнакомых людей и начинала все заново. В какой-то момент я совсем отчаялась – люди приходили и уходили, и им не было до меня никакого дела. Я стала считать себя неудачницей.
- Да, я помню. К тебе подходишь, а ты даже головы не поворачиваешь… Но потом ты оттаяла – поверила в себя?
- Сначала я думала, что ты такая же, как и все. Покатаешься и уйдешь. Но ты приходила снова и снова. И да, я опять поверила – в тебя и в себя.
- Слушай, а может, твоя миссия заключалась в том, чтобы родить мне Лучшую в Мире Лошадь?
- Знаешь, а очень может быть! Я припоминаю, что как раз через какое-то время после рождения Белки я почувствовала, что теперь могу уйти.
- Но ты не ушла.
- Нет. Как ни странно, но мне захотелось еще остаться. Мне нравилось наблюдать за вами с Белкой, смотреть, как вы ищите общий язык и учитесь друг друга понимать. Я очень радовалась, что ей с самого начала удалось найти своего человека. Да и чувствовать твою заботу обо мне тоже нравилось. Мне не хотелось это терять.
- Ну вот… получается, что я зря отправила тебя на пастбище? Прости, я думала, тебе там будет лучше.
- Ну что ты! Совершенно не зря! Я же понимала, что ты это делаешь ради меня. Несмотря на то, что я реже тебя там видела, я все равно чувствовала твою любовь, а это самое важное. Знаешь, я тут смотрю на наших, и это очень заметно, кого в вашем мире любили и вспоминают. Они и здесь это чувствуют, от этого у них взгляд совсем другой, и они как-то светятся изнутри, что ли.
- Но в конце концов ты все же ушла…
- Я не хотела. Но вдруг поняла, что пора. Прости, я бы с удовольствием осталась еще и совсем не хотела тебя огорчать, но это было уже не в моей власти.
- Я очень скучаю и часто думаю о тебе.
- Да, я знаю, я это чувствую. Как ни странно, тут я поняла, что меня вспоминает много людей, я даже не ожидала. Каждое такое воспоминание – это как маленький огонек внутри.
- А можно я тебя спрошу, раз уж у меня есть такой шанс: что я могла сделать для тебя по-другому, чтобы тебе было лучше жить?
- Не бери в голову! Ты все делала правильно!
- Ты не понимаешь. У меня же есть еще Белка с Капой. Я хочу понять, что я могу изменить к лучшему для них сейчас!
- Я же сказала. Все, что ты делаешь ради них и из любви к ним, ты делаешь правильно! Просто люби их – это главное.
Тем временем источник света, к которому мы стремительно неслись, становился все ближе, а свет делался все ярче. Я уже едва различала Бабушку в этом свете. Ходынка плавно снизила скорость, перешла на рысь и остановилась.
- Ну, тебе пора, - сказала она, - тебя там ждут.
- Я буду вспоминать тебя всегда! – пообещала я и зажмурилась, потому что свет стал совсем нестерпимым. Когда я опять открыла глаза, то увидела лицо человека в белом халате.
- О! – сказал человек в белом халате, - С возвращением! Напугали Вы нас слегка.
Я огляделась: стены, белый потолок.
- Простите, - пробормотала я, - мы тут немного полетали с Бабушкой.
Глаза человека в белом халате на секунду слегка округлились, но он не подал виду. Наверное, слышал немало разнообразного бреда за свою жизнь. Я хотела спросить его, когда я смогу сесть в седло, но решила, что сейчас это будет неуместно. Надо отдохнуть. Я опять закрыла глаза. Прощай, Бабушка!
