Время всегда несёт перемены, но наше время всегда отличается особенно сильными и быстрыми моральными и ментальными трансформациями. Архетипы превращаются в безжалостные жернова, самые простые вещи невероятно усложняются, хаос почему-то становится привлекательным и даже считается "элегантным", а общепризнанные истины оказываются плодом вымысла или простой привычки отдельных людей.
Всё это тревожно. Ибо, даже испытывая восторг от отсутствия застоя, от непрерывных перемен, от блеска сменяющих друг друга электронных устройств, мы всё же всегда стремимся душою к некоему постоянству, к чему-то незыблемому, неизменному. Мы обожаем старинные предания именно благодаря их неизменности. Артур спит вечным сном на острове Авалон. Бильбо может совершить путешествия "туда и обратно", но и "туда" - это всегда в обожаемый знакомый мир: в графство Под Горой или страну За Холмом. Дон Кихот по-прежнему готов сразиться с ветряными мельницами... Так что люди, в сущности, стремятся в царство фантазии именно в поисках стабильности, в поисках неизменных древних истин, ясности и простоты.
И капиталистические предприятия с готовностью их этим обеспечивают. Спрос, как говорится, порождает предложение. Фантазия становится товаром, отраслью промышленности.
Превращённая в товар, фантазия рисковать не желает: она более ничего не изобретает и не импровизирует, но, напротив, старательно имитирует и упрощает. И всё чаще старинные сказки и легенды лишаются своей изначальной интеллектуальной и этической ценности и сложности, активные действия героев превращаются, по сути дела, в насилие, сами герои - в тупых марионеток, а изрекаемые ими истины - в сентиментальную пошловатую банальность. Герои размахивают своими мечами, лазерами, волшебными палочками совершенно механически, стремясь лишь добиться цели и получить искомую выгоду - в точности как комбайн в поле, старательно, до последнего волоска, убирающий урожай. В высшей степени странные, если не сказать тревожные, даже аморальные действия почему-то оправдываются, их всячески стараются представить понятными и безопасными. Истории, в которые рассказчики некогда вкладывали всю душу, механически копируются и оснащаются стереозвуком. Народная мудрость низводится до положения игрушки, сделанной из яркой пластмассы, широко разрекламированной, проданной, сломанной, починенной... Да и вообще легко заменимой на новую.
И главное, на что расчитывают подобные упростители фантазии (и нещадно эксплуатируют это) - на мощную, почти немыслемую силу воображения читателя, ребёнка или взрослого, способную вдохнуть жизнь даже в мёртвые предметы "сказочной индустрии", во всяком случае, в некоторые из них и хотя бы не на долго.
Воображение, как и всё живое на свете, существует только "здесь и сейчас", только благодаря истинным переменам и только за их счёт. Подобно нашим поступкам и нашему имуществу, и воображение наше тоже может быть кооптировано, извращено, испорчено, но оно умудряется выжить даже после такой коммерческой и дидактической обработки. Земля переживёт любые империи. Завоеватели способны оставить пустыню там, где были густые леса и зелёные луга, но выпадет дождь и реки опять потекут к морю, и снова вырастет трава, и потянутся вверх деревья. Нестабильные, недостоверные, переменчивые "тридевятые царства" - это такая же часть человеческой истории и мысли, как различные и вполне реальные государства в наших атласах, хотя политические карты частей света меняются с поистине калейдоскопической быстротой, так что некоторые из "тридевятых царств" куда более долговечны.
Мы давно уже существуем в двух мирах - реальном и воображаемом. Но ни в одном из них мы не чувствуем себя так, как наши родители или тем более наши далёкие предки. Способность быть очарованным меняется не только с возрастом, но и в зависимости от эпохи.
Теперь нам уже известно не менее дюжины самых различных Артуров, и все они представляются вполне достоверными. Мир Под Холмом и За Холмом невероятно изменился со времён Бильбо. Дон Кихот направил своего коня в Аргентину и повстречался там с Хорхе Луисом Борхесом. Plus c*est la meme chose, plus a change. ( Чем больше одно походит на другое, тем больше они отличаются (фр.).)
