Дневник прибрежного плавания

[shade]

 

[shade]

Кофе и жаренный сыр. "Фрегат". Панорамные окна начинаются от первого этажа, выходя в снежно-голубое море - такой вид мог отковваьься с маяка, стоящий на скалистых берегах залива...

Вчера, думая о возвращении в Москву и своей маленькой квартире, я поняла одну вещь, - кусочки мозаики сложились в завершённую картинку без рисунка.


Я живу в квартире моей бабушки. В ней клёны бьются в окна зелёным прибоем, а солнце с самого утра смеётся на кухне тысячью крошечных искорок, дробясь и рассыпаясь во всех предметах, способных его отразить, как на поверхности смеющихся озер... Здесь старенький трактор чистит убтный снег в уютном дворе, здесь бегают, звякая рельсами, старинные, счастливые трамвайчики и привычный звон доносится в разряженном воздухе до пешеходов, до бабушек и мам, до людей, идущих безмятежно и плавно, как будто разряжено текущих по улицам, - и оказавшись здесь ты исподволь замедлишь шаг, потом дыхание и мысли, дабы не выбиться из мерного пульса города, не являющегося Москвой... Здесь время стоит, как густая тень над лесным озером, не подвластное законам классической физики, и мало что изменилось тут с моего детства.


И нет тоски. Хотя после ухода бабушки я не могла сюда приехать даже в гости к Квесту, который тогда здесь жил. Нет снов, возвращающихся с навязчивой точностью. Витраж, дубовый пол, купленный с продажи Гольфа когда-то, новые обои, вязаное одеяло на полу - мир очистился совершенно. Я отпустила бабушку. Я отрыдалась, я пропустила через себя всё и оно ушло. Нет тоски. И её не было ни секунды с того момента, как я приехала сюда.

Это поразительно. Столько всего было здесь и - всё чисто. Пространство прозрачно.

Я уехала с Юго-Западной. Это была эпоха и десять лет попыток бегства. Я ушла легко. Не было никакой ностальгии. Дочитанная книга, стоящая на полке старой библиотеки. Ничего. Работы было много и в один момент - дверь открылось. Это не было бегством.

Я общаюсь с мамой, она перестала хвататься за меня и я поняла, что могла бы доверить ей сейчас посидеть со своим ребёнком - это прорыв. Годы работы с психологом. Мама есть, уродство, агрессия, отчаяние, сгустки непонимания и негатива, разбросанные в едком рассоле истерики - всё разрешилось. Штиль. И это - свобода.

 

[shade]

Чем для меня была аспирантура и наука, видела, наверное, только Рита. Каждый этап, когда я уходила, пыталась уйти, возвращалась, поступала, не поступала, поступала на следующий год, менялись научные руководители, темы и кафедры...
Сколько я отходила, сколько маниакально хотела вернуться потом. Сколько искала альтернативные школы, знакомство с Юлией Валентиновной и Димой, встреча с Собчик, обучение, написанные письма, страдания и поиски... Последнеяя переписка, после которой меня отпустило окончательно, была, кажется в районе нового года.

От Валерии Сергеевны я ушла в полном физическом и психическом истощении. Больше я не могла физически - поездки по больницам не совместимы с работой над диссером.

С кафедры Обухова я ушла, наверное, после обсуждения темы моей работы в кафе после какого-то мероприятия. Я до последнего сохраняла социальный ритуал, но когда какая-то сотрудница, совершенно не занавшая моей темы, начала читать мне проповедь о том, что мне делать (всё, что она говорила я давно сделала), я огрызнулась и была, конечно не права.

Я очень люблю и уважаю преподавателей наших кафедр, но оставаться в какой-то момент стало тупиком в развитии темы - я поговорила со всеми, до кого могла дотянуться. Елисеев от меня отказался сам, Заград Идрисона занималась этнопсихологией, у Обухова были дела важнее. Я очень хотела остаться в институте. Всё для этого было. Но я хотела по-настоящему научиться и написать диссер не для галочки...
Впрочем, невротическая мотивация, мой характер, социальная неадекватность, внутренняя борьба... "Как с Вами сложно" - сказала как-то Заград Идрисовна. Со мной было не сложно, со мной было невозможно. Я понимала это, но сделать с собой могла мало что...


Анализируя это всё сейчас - был коллектив отличных людей. Были те, кем я восхищалась, кого почти боготворила, с кем мы шли на принцип, как с Осуховой, а потом она как-то посмотрела на меня, сказала незабываемую фразу, отношения наши наладились и она помогла мне по-иному посмотреть на себя и мир...
Кого-то я поняла потом и очень жаль, что слишком поздно. Уже перед самым своим уходом я поняла, кто был Жог и насколько он был крут... Он был настоящим.
Я очень жалела, что не написала ничего у Белоовол, а встреча с Зыковым стала для меня выходом в новую эру, я поняла что всё может быть по-другому... «Доска с начёсом» «Почему я занимаюсь всем этим? Потому что многда я встречаю людей...» Я помню почти все его лекции.

Это было, конечно, соцветие умов и личностей, внутренней красоты, высоты и стиля. Мои возможности, установки и цели - я очень хотела остаться. Это было четыре кафедры и они дополняли друг друга - момент, пара лет, когда это было красиво, сильно и цельно.

Кроме того, эти было что-то «человеческое», компенсирующее мою жизнь на конюшне, оправдывающее вложенные в меня усилия и установки моей другой давно ушедшей бабушки... Это давало мне полное, полнейшее право жить той жизнью, которой я всегда жила и жить хотела. Выезжая в ночь, я стирала с себя всё внешнее, грязь из под копыт растворяла ощущения белой рубашки, мокоый ветер прочищался мозг, очищая ментальные поры, - я не всасывалась в их жизнь, сохраняя баланс на границе миров... Странно, мир электрического света, конференций и заседаний, традиции и социального ритуала, развивающий умение читать между строк и системно мыслить, - он наплнял новым смыслом, даря новую глубину моим ночным полётам, он лежал на другой чаше весов, врзвращая мне баланс, осязание радости сокровищ, к которым я возвращалась, чтобы окунуться в неведомое и смыть с себя усталость...

Потом и достаточно скоро, умер Жог, ушёл Обухов, и кафедра Валерии Сергеевны сама по себе осталась лишь чёрной дырой, прекрасной и манящей, но пустой, перестав быть уравновешенной другими системами и звёздами - и напиши бы я тогда диссер, я не смогла бы остаться.


Но главное - меня отпустило. Когда Собчик ясно ответила на моё предложение об участии и помощи в её институте, меня просто отпустило. Я сделала всё, что смогла. В каждой части и каждом своём шаге. И жизнь в Ленинке, и лекции, которые я читала, благодаря Заград Идрисовне, и обучение у тех, у кого мне-таки удалось поучиться, и участие Мухиной - это был полёт в космос, этап моей жизни, прожитый до дна.

Эти знания я применю в написании концепции клуба. Это та же теоретическая модель и та же система. Я многому научилась. Это том жизни, стоящей на одной из нижних полок - это наследие взглядов и мыслей, систем и способов, понимания базы, инструментария, которым строится Настоящее.

 

[shade]

То, что сейчас происходит с клубом поймёт тот, кто прошёл аналогичный путь.
Ответственность. Я считала себя ответственной перед сотрудниками, клиентами, лошадьми, миром - всем былым светом.

Количество того, что было сделано за без малого двадцать лет - я сама даже не вспомню. Нужно было научиться этому. Нужно было понять, что с людьми так же как с лошадьми.
Если лошадь творит какую-то хреновину - то либо я неправильно выбрала лошадь, либо я не правильно веду себя с ней. С лошадьми всё получилось достаточно быстро, за несколько лет.

С людьми - пока я поняла, как надо себя вести и относиться, прошло гораздо больше времени. У меня нет никаких обид - я не умела руководить, я пыталась сделать мир хорошим для всех. Я пыталась научить ездить верхом)))

Надо было прочитать это всё, учиться и десятков тренеров, напоить своей кровью десятки чудовищ, чтобы понять, что научить невозможно и на самом деле не нужно. Впрочем, возможно и это. Можно сделать за человека всё самой - хороший тренер может это. И, вероятно, потому что я это могу, я перестала заниматься этим.

Я могу дать базу. Я могу организовать работу. Могу подобрать людей и лошадей. Со мной остались те, кто идёт со мной. И ответственность у меня есть перед самой собой и силами, меня ведущими.
Если лошадь не хочет работать со мной, если тренер не хочет работать у меня и со мной, если всадник не хочет учиться - я благодарю мироздание за встречу и расстаюсь с ними в моменте.
Понимание естественности этого - и есть свобода.

Этого не расскажешь. Если всё закончится - я пожму плечами и начну всё заново. Я даже не расстроюсь. Это не имеет значения. Знать - значит уметь. Я умею. Всё что нужно я даже не держу в руках - это всосалось в кровь.
Там, где раньше были страдания, расставания, крушение мира, непонимание, опустошение, попытки найти слова и объяснить хотя бы себе - теперь я просто не стану даже отвлекаться, чтобы проводить уходящего взглядом - дверь всегда открыта. Тонны теорий, концепций, попыток и практик, опыта и поиска - уходя уходи. Оставаясь - идём со мной. Уходишь - благодарю.

Не осталось обид на кого-то, разочарования, чувства вины перед лошадьми - в каждый момент я делала, что могла. Не осталось никакого негатива. Прошлое стало просто учебным пособием. Есть вещи, есть то, что вспоминаю я с улыбкой, есть истории, которые я рассказывала, и те, что ещё предстоит рассказать, сидя у огня с друзьями - их становится всё больше, всё ярче и искренней наши открытия и встречи... Благодарность. Остается ровная, спокойная благодарность - и каждый камень, брошенный в нас когда-то, побудил нас к движению, и лёг, в итоге, в фундамент дела, которое процветает и ширится, излучая свет. Спасибо. Если что-то я хотела бы сказать всему, что было и каждому, кто был - я сказала бы искреннее и честное спасибо.

И просыпаться с этим ощущением, с ним идти на работу, с ним жить, включая компьютер, с ним - писать тексты - совсем не для всех, совсем просто потому, что сделать это нужно. Для кого? Не мне решать. С этим ощущением пребывать в штиле, с ним - входить в шторм... С ним - отправляться в путешествие, с ним возвращаться домой.
Это свобода. Это делает улыбку настоящей.

 

[shade]

Что ещё? Я поняла вчера, то можно начинать. Всё.
Не заново - ещё ничего не началось. Всё было от безвыходности, невроза, уродства, борьбы и отчаяния. Мечта становилась работой дня, придавая смысл и оправдывая клубящееся вокруг недоразумение...

Обнуление. Личная жизнь. Я могла бы выйти замуж и к этому моменту уже развестись. Я не знала тогда как должно быть. Я не знала, кто я. Я только сейчас поняла, что предназначение женщины - сохранять жизнь и радость. Две вещи, два процесса. Одна суть. Быть с теми, с кем это невозможно - предавать себя. Быть с теми, с кем нужно бороться за что-то и тянуть на себе что-то, кого-то, куда-то - ошибка. Раскрыть в себе, понять эту суть - и значит начать жить.

Всё - всё остальное второстепенно, даже спасение мира. Спасать мир, если в процессе этого в тебе умрёт жизнь и радость - блеф. Это и есть самоубийство - себя и того, кто рядом... Но это тоже надо понять.

Это взросление.

Это обнуление. Это - завершение подготовки. Это - возможность начать. На это ушло 32 года. Много... Много... Но, за исключением полутора лет каматоза после ухода от ВС, ни дня я не потратила в безделье - душевном или интеллектуальном. Да, долго. И всё же результат, имя которому - равновесие и спокойствие, достигнут.

Есть социум. Я искала его в институте, на конюшне, во дворах ЮЗ - нашего пёстрого детства, нашла у НЯ. Здесь, в компании таких же, как я. Принадлежность даёт спокойствие. Понимание пути и сути, всего того, что... что мы искали, ища "свою стаю". Это не стая. Это коллектив таких же как ты. Ты всегда находишь таких же, как ты сам. И, меняя себя, меняешь мир.

Пусть будет так. Всё верно. Всё - предстоит начать.

 

[shade]

До встречи в Москве)

у Олли и Зори

 

[shade]

А озеро бездонное-бездонное, прозрачно-синее до горизонта и в нём купается, отдыхая, взгляд.

Кофе чёрный, свет мягкий, зал просторный, путь - такой же снежно-прибрежный и легко на душе. Вечер будет спокойный и дивный, мир - безмятежный и синий.
Друзья - люди, с которыми идёшь одной дорогой, я чувствую их присутствие в сердце, где бы они ни были... Пожухло-бледный ковёр травы, как вытертый вельвет или выцветшая прерия осенью с высоты птичьего полёта...

Скальные берега синей каймой по горизонту. Мир, принимающий меня, мир, в котором состояние позволяет становится частью пейзажа. Ну вот я и нашла тебя...

 

[shade]

 

[shade]

«Отец всегда готовил меня к тому, чтобы я не удивлялся чудесам. Сам он был человеком трезвым и рациональным. Однако время, проведенное в море и пустыне, заставило его переосмыслить многое, в том числе весьма легкомысленное отношение людей к знаниям и собственным возможностям.

— Человек не в состоянии ответить на вопрос, что будет или чего не будет, — учил он меня. — Что существует и чего не существует.
Вот, скажем, жители континента восхищались подвигом Колумба, но ведь многие дальние плавания совершались и до него и в еще более трудных условиях. Люди верили, что земля плоская, хотя любому моряку уже было известно, что корабли исчезают за горизонтом.

Или вот еще. Многие думают, что в древности люди плавали только вдоль берега, но ведь человеку, связавшему свою судьбу с морем, известно, что как раз у берега-то всегда подстерегает опасность. В открытом море нет риска наткнуться на рифы, угодить под шквальный ветер с берега. Побережье нередко грозит подводными течениями. А попадающиеся в изобилии плавающие предметы, затрудняющие приближение к суше?

Сколько бед принесло столкновение с ними! Тысячелетиями человек, изучая звезды, ориентировался на них во время путешествий. Крестьянин, охотник, моряк всегда держат глаза открытыми, «читают» погоду по облакам, определяют точное расстояние до острова или лагуны. По полету птицы могут сказать о месте ее гнездовья, море это или суша. Задолго до изобретения компаса люди умели определять местонахождение по солнцу. Тот, кто сидит за партой и пытается все осмыслить только логическим путем, частенько теряет связь с действительностью, жизнью.

Запомни, сынок, в нашем мире невозможное происходит постоянно, и то, что мы называем сверхъестественным, — это просто какое-то недопонимание.
Идя по пустыне или плывя в открытое море, держи всегда свой разум распахнутым для познания. Ты, конечно, многое постигнешь, читая книги, но еще большему научишься у природы — научишься тому, что еще никогда не было и не будет описано в самых умных книгах. Запомни, сын: бедняк крестьянин, охотник или рыбак владеют такими знаниями, которые школяры за своими партами постичь не в силах...»

Луис Ламур, «Одинокие Боги»
Фото: Анна Мора

 

[shade]

 

[shade]

Фото: Елена Дульцева

 

[shade]

 

[shade]

Я мечтою ловил уходящие тени…

Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня.

И чем выше я шел, тем ясней рисовались,
Тем ясней рисовались очертанья вдали,
И какие-то звуки вдали раздавались,
Вкруг меня раздавались от Небес и Земли.

Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,
Тем светлее сверкали выси дремлющих гор,
И сияньем прощальным как будто ласкали,
Словно нежно ласкали отуманенный взор.

И внизу подо мною уже ночь наступила,
Уже ночь наступила для уснувшей земли,
Для меня же блистало дневное светило,
Огневое светило догорало вдали.

Я узнал, как ловить уходящие тени,
Уходящие тени потускневшего дня,
И все выше я шел, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня.

К.Бальмонт

 

[shade]

 

[shade]

Груша травянистая и безвкусная, но это не имеет значения.
На асфальте пустынной улицы лежит чудное чёрное перо идеальной формы - играй мы в индейцев, это была бы находка.
С участка, тянущегося по левую руку, сочно пахнёт свежескошенной травой.
Посёлок безмятежно дрейфует в пасмурно-тёплом безвременье буднего дня.


Когда я училась у Собчик, она рассказывала симптомы начинающегося психического расстройства - одна девушка, бывшая, видимо, её пациенткой, точно и красочно описала их, проживая изо дня в день - у неё был высокий интеллект и, пока не все психические структуры были разрушены болезнью, она каждый день сообщала врачу о том, как меняется её восприятие мира.

Видимо, описать это возможно до какой-то степени, потом слова становятся всё более чужими и ненужными, не отражающими реальности, не содержащие сути, и описать что-то становится невозможно настолько же, насколько ненужно.


Вероятно, что-то подобное происходит при любом значимом изменении.


На очередной тренировке, НЯ показал мне, как тонны обучения всему и вся искажают естественность. Так, вероятно, лошадь, которую обучают выездке и всему остальному научается элементам, но теряет ритм. Особенно на шагу. Да на всём. Ведь важно кто учит и чему. Я никогда не задумывалась над этим. И всегда была уверена, что у меня с естественностью всё отлично.

Но то, что я чувствую лошадь, подобно тому, как другие чувствуют лодку, машину или музыкальный инструмент, не говорит о том, что эта гармония распространяется на все остальные сферы жизни, и, наблюдая противоположную картину много раз, я почему-то не применяла это к себе.

НЯ показал мне - нам всем - что неестевенность следвите того, что мы постоянно о самих себе думаем. Имеем какой-то образ себя, какое-то о себе представление. Видимо это то, что мы называем личностью и то, что душит на корню то, чем мы являемся на самом деле.
По камешку разбирать это - десятилетия. Но можно просто выбросать всё, не разбираясь, не ремонтируя и сохраняя. Это не нужно, главного - не потерять. Это и есть выход за пределы круга.



Я поняла недавно, что то, что я искала в институте, в коном клубе, в Карелии, в попытках создания семьи, в любимых книгах, сейчас в сообществе наших ребят из Бердалей - везде, где мне было хорошо, всё это было просто напросто про здоровую систему, про принадлежность к системе, где люди и животные здоровые (или были на тот момент гораздо более здоровы и благополучны, чем я), где есть тепло, искренность, адекватность и процессы, происходящие в этих сообществах, Настоящие и конструктивные. Вот всё. А разницы к чему именно принадлежать - её не было особой...

И это настолько поразительно и просто. Как поразительно и просто, что у меня не получилось и получиться не должно было. Не должно - потому что я искренне и истово искала снаружи.
Дочитав накануне настолько старую, что уже новую книгу Ламура, я поняла, что читать больше не могу.

Это тоска, она никогда не звала меня ни в Карелию, ни на конюшню, ни вернуться в аспирантуру, ни к книгам, - это было всегда близко, но всегда не то. Она звала меня в ощущение пространства. В воспоминания моего рода и моего прошлого, в ощущение будущего, к самой себе. Это фантастически просто, и неимоверно много пути пришлось пройти, чтобы понять это.

Все те реальные люди и герои, которые остаются жить в душе, когда мы закрываем книгу, все леса и озёра, все лошади, все те, чьё общество приятно и даже касание взгляда ощущается лучиком солнца - все они на самом деле есть. Есть в моменте, есть в чутком и тонком контакте с реальностью, с пространством и силами, нас ведущими.

 

[shade]

И как же это чудовищно просто: перестать метаться от идеи и идеи, от стремления к науке, созданию клуба, даже семьи и просто сохранять связь с настоящим. От каких-то представлений. программ, того самого известного будущего. Перестать ДУМАТЬ о себе.

Перестать бояться потерять то, что достигалось и нарабатывалось многие годы. Это балласт и хлам. Может быть и надо было подержать всё это в руках, чтобы понять, что не в этом смысл и суть...

Не в этом. Даже книги. Какой смысл читать о тех, кто умеет летать и продолжать жить, как землеройка? Не расслаблять перед сном мозг, не развивать тело ежедневно и ежеминутно, не слышать свой пульс, не слышать шелест листьев, не воспринимать состояние неба и мира. Вот она - ложь. А если начинаешь прослушиваться и подключаться, то тоски нет. И не нужно... Да ничего не нужно.

У индейского мальчика спросили:
- где ты живёшь?
- там, где я нахожусь.


Я с лёгким ужасом осознала, что могла бы сейчас работать в институте, читать лекции. Управлять муниципальным клубом. Проснуться утром в семье, которая возникла как-то, когда-то. И было бы очень трудно жить, не поняв того, что стало очевидно, спасибо НЯ, сейчас. И была бы тоска. И мечты, и книги, и лошади, и дороги - но не спонтанно, не естественно, а как обезболивающее, как таблетка анальгина.

И слава Богу, что мне не удалось сделать ничего фундаментального до этого момента, до момента, когда я по-настоящему поняла это. Поняла, где спит настоящее. Поняла важность связи с тем, что дремлет внутри, что снится, если получается помедитировать перед сном, что пробуждается, когда нет мыслей и тяжести дел, всего того, необходимого к выполнению.

Невероятное осознание. Муниципальный клуб не нужен. Он может быть, его может не быть - это не играет никакой роли. Дом он нужен, но где он и какой - неважно. Я уеду из Москвы, я приняла это решение. Но это не бегство. Это понимание того, что в ней нет необходимости. Не осталось страха. Я могу жить и в Москве, можно жить и в зоопарке, если нет выхода. Если выход есть - я просто выхожу. Просто. Семья - семья имеет смысл, если в ней живёт здоровье и счастье, если она сохраняет жизнь. Если она её калечит - это не семья, это невроз. Наука, или игра на скрипке, или прыжки с трамплина - дудочка, оказавшаяся в руках, - лучик света, скользящей по тёплому полу.

И карамельные сосны, и блики огромных стёкол небоскрёбов, похожие на сияющие верхушки айсбергов, и несущиеся корабли облаков, и запах прибитой дождём пыли, разряженный воздух улиц после грозы, шорох трасс и тишина библиотек, запах старинных книг, урчание чайника, уют электрического света и танцующие блики огня, и музыка, доносящаяся из-за угла дома, и сияющий лак только что помытого автомобиля, и взгляд, который ты поднимаешь спокойно и ясно - всё это становится понятно и просто. Всё это становится просто. Всё, самое невероятное и сложное, всё недостижимое и непостижимое становится просто.
А остальное осыпаемся прахом.

И честь, и честность, и благородство и подлость, и страх, и лицемере, и болезнь - всё осталось таким же, каким было в веках.

 

[shade]

 

[shade]

Лисс

Марго

Фанабелло

Цеола

Тренеры: Светлана Чижова, Ольга Ипполитова, Майя Абахина

 

[shade]

МАЙ

Майские были подарком. С 1го по 15е у меня был один выходной и один -у Алёны. Мы работали с самого утра и в последний день нам удалось уехать с конюшне засветло.
Те, кто учится и живёт в потоке - меняют своё мировоззрение постоянно, принципы - нет, но взор на мир меняется ежечасно, как настроение озера или рисунок неба. Не остается чего-то незыблемого, кроме принципов движения, закономерностей, связей вещей и процессов. Не остаётся времени на мысли и анализ, мировоззрение переплавляется в мироощущение, о котором едва ли можно что-то сказать.

Что понимаешь в такие моменты: нет сложных задач. Если есть команда, если человек рядом с тобой на одной волне, на той же волне кони, ритм движений, слов и всего несказанного - задачи становятся типичными или захватывающе интересными, а сложных - нет. Сложно - сконденсировать и направить энергию, достичь тандема, когда всё это есть...

"Нож - сказала Алёна - где нож?" Я полулежала на диване, не в силах уже говорить, рабочий день закончился и я наблюдала происходящее расслабленным сознанием.
Обычно в таких ситуациях я слышала возмущения коллег о том, куда помощники дели его; что нужно завести уже посуду нормальную; да какого чёрта (просто раздражение).

Алёна остановилась у тумбочки.
- Что бы найти нож, нужно думать, как нож. Если бы я была ножом, куда бы я спряталась? - Алёна вопросительно посмотрела на меня.

Улыбка подсознания заполняла меня изнутри, как это ахрененно, когда позитива хватает не только на работу, а на саму жизнь, когда это - одно.

Я валялась на диване и смотрела по сторонам. Уют. Да. Но сколько сил, сколько души в каждой вещи, меня окружающей!

Вот окно. Его подарил нам мастер из маминой компании. Я долго думала как забрать его. В итоге я подарила ему подарочный сертификат на катание всей семьёй и он, приехав кататься, привёз его. Оно было нестандартное - вытянутое в длину, какие ставят вертикально на лестничных пролётах больших коттеджей - но дарёному коню в зубы не смотрят. Мы долго думали как ставить его, Димы ещё не было, я попросила Никиту. Когда мы пришли в пустую комнату впервые, окно, как сказала Оля, напоминало собачий лаз - так низко оно было относительно поля (оказалось что выше идёт балка и ставить его можно было или так или неимоверно выше под потолок). Все расстроились, и лишь когда поставили лавку и стол оказалось, что оно идеально над столом получается - и солнечный свет залил комнату. В окне пёстрыми метёлками колыхались золотистые стайки колосьев и было это - то самое и как нельзя лучше.

До этого мы покрыли комнату свежим лаком и бывший амуничник Иры заиграл новыми красками. Потом в окно начала заливать вода и Саша поставил нам козырёк... Мы купили бамбуковую стильную шторку в рулончике, она защищало от сквозняка зимой и лишнего света.

Справа идеально влезла тумбочка из сосны. купленная ещё в Мостовском. Она вписалась идеально - от кона до стены. Помню, в Мостовском она стояла тоже у окна и как-то, когда я покрывая её лаком - в самый ответственный момент, - из окна на неё вспрыгнул кот весь в земле и толстый слой сырого лака стал в отпечатках котика и грунта...
В доработанном фанерой ящике стоят чашки в клубной символикой - спасибо Наташам, а сам логотип разработан, если вспомнить, Наташей-дизайнером в самом начале двухтысячных, в самой ещё первой Сивке...

На тумбочке чайник и микроволновка -её привёз Слава и, кажется, пару раз чинил муж Инны или Нади... Дима вывел туда удлинитель, прикрепив к дереву и это - фантастически удобно.

Под стоит отличная лавка той же фирмы, времён того же Мостовского. ИНдейское покрывало принесла я, а мех на неё Аня. Под лавкой спит стратегический запас воды для куллеря и ящик с подковами, которые привозит нам Саша и Оля.
Рядом стол времён СССР - шикарный гарнитур моей бабушки, его, после бесконечных препираний, забрала с Анохина Оля, и когда за столом собиралось много народа мы раскладывали его. Скатерти привезла Аня, красивые попки с заявлениями для детей и техникой безопасности, моя подставка для ручек толстого дерева. Над столом тройная розетка для подзарядок - её вывел Дима, рядом аптечка, запираяющаяся на ключ - тоже часть истории, над ним пробочная доска - её принесла Саша, на ней рассказ о группах в соц сетях - творение Марины, реклама школы Айкидо, телефон Вики и какой-то чек или квитанция... Надо бы посмотреть от чего.

Под ним - заполненный календарь, в котором работа коней отмечается ежедневно и тренеру стоит лишь взглянуть на его, чтобы увидеть весь график лошадей и всё произошедшее в клубе за месяц. Большие пространства специально оставлены у каждого числа, - ведь этот календарь создан нами! В нём - лучшие фотографии года и цитаты, которые сопровождают нас, которые... живут и дышат вместе с нами...

А над доской - под определённым углом - инфраксаный обогреватель, я увидела такой у Светы в Воробьёво - он жрёт много энергии, но моментально нагревает комнату в самые сильные холода. Вешал его, кажется Антон и дорабатывал потом Дама.

Левее идёт стеллаж со шлемами. Так же покрытый лаком, из чистой сосны. Высота всех полок выверена годами практики, а ширина не позволяет поставить на полку ничего личного (например, банку с солёными огурцами). Здесь царит порядок - нет ни сантиметра свободного места, но всё в порядке, нет тесноты и хаоса. Над четырьмя рядами чистых шлемов - спасибо Кате - овальное зеркало, путешествующее с нами уже не помню с какой конюшни. Под шлемами два ящика с техникой безопасности и прочим; навесная сетка с подшлемниками. Ниже стоит ящик с подковами, такой же деревянный ящик с крагами, охлаждающий гель для людей и лошадей по необходимости и бутылка кондиционера.
Внизу аккуратно стоит мусорное ведро (очень удобно выбрасывать подшлемник) и подставка для обуви.

В угу у двери куллер с водой (надо подставить вместо табуретки под него тумбочку), ящик с камерами Иры и домовой на нём, от которого я так и не избавлюсь с течением лет. Дверь с висящей на ней шикарной подковой (вторую такую подковы я забрала домой - секрет Саши откуда они такие), потом стеллаж для вещей проката и вешалка для курток над ним - держатель для попон. Вверху - традиционная полка со шлемами и хлыстами инструкторов.
Шкаф-купе в углу, тоже из чистого дерева, собранный по моему проекту - полностью моё изобретение, который собирал матерясь на чём свет стоит Саша, тот самый, который помогал нам с Богиней, и чинили потом ровным счётом все - от Никиты и Славы до Борисова и Димы... (что же: я не инженер))

Диван остался наследством от Тани, внутри него дремлет спальник, ожидая своего дня и часа, над ним подаренные клубу часы, венок на них сплела другая Таня-флорист, всадник клуба, у которой проходят наши мастер-классы по плетению венков...

На подушке у края дивана, ближе к висящему обогревателю, спит клубком кошки - Алёна называет её термометром - когда становится тепло, кошка разворачивается из клубка, а всю зиму спит таким ровны кругом, что он остаётся на рисунке подушки, напоминая о Коше, когда её нет. Удлинитель на полу под обогревателем, здесь отдыхает, греясь, обувь тренеров, набираясь сил за ночь...

Над ним полка с книгами, каталогами и схемами езд, на витиеватой опоре её висит ароматизатор, который мы всё собираемся наполнить эфирным малом хвои, - стоит на минуту перевернув пузырёчек с пробковой крышкой, как он пропитывается малом и начинает излучать аромат сосны или луга - всего, чему улыбается сердце. И дело даже не в отдавший концы мышке в стене за обшивкой или запахе с конюшни, просто запах сосен радует... Тем, кто умеет слышать, он нашёптывает звук ветра в кронах...

В этой комнате слиты движения и действия десятков любящих людей - лампа, которую поменял Дима, камеры в углу от непрошеных гостей, выведенный в комнату выключатель дополнительного света над нашими лошадьми, антенна настроенного вай-фай, позволяющего тренерам открывать таблицы и прозваниваться администратору по ватсаппу... Нет человека, который, будучи в нашем клубе, не внёс бы сюда свой вклад. Здесь нет и не может быть ничего бесполезного, ничего ненужного, ничего лишнего. Каждая вещь функциональна до предала, отполирована прикосновением, доведена до совершенства- практикой и эстетическим чувством своих создателей.

Как рюкзак опытного туриста - здесь есть всё необходимое и нет ничего случайного...

Клуб в порядке - кони получили жмых с ВТМ, убрана и зачехлена амуниция, проверены рабочие площадки и поилки, скручены корды, разложены шлемы, подметён пол, принят график на завтра, заполнены таблицы (завтра уже и не вспомнишь, что было)...

Я проверяю сдачу в конверте со сдачей, Алёна сидит за столом.
- Кто последний - говорю я, хотя и двигаться резко сейчас ощущается немыслимым - тот заполняет галочки!
- Я поняла зачем здесь такое окно - оглядываясь по сторонам восклицает Алёна, - чтобы иметь возможность быстро десантироваться!

Секунду мы смотрим друг на друга, оценивая, кому ближе - мне до двери или Алёне до окна и я заливаюсь хохотом - всё было не зря! Всё - и дело не в качестве папок для техники безопасности и железном чайнике, а не пластмассовом, а в подходе, дарящем рано или поздно не просто мир таким мы его создаём, а тех, с кем по-настоящему можно его разделить.

 

[shade]

И в этом, в этих простых вещах оказывается счастье. Счастье, потому что здоровье. Счастье потому что это - настоящее. Потому что радость, творящая и... превращающая то, что с одними становится проблемой в самую что ни ни есть звенящую мечту - с другими.

Оля уехала чуть раньше, увезя с собой помощников - Лизу и Лёню. Я думала таких, какими детьми были мы - таких уже нет. Это нет так. Надо просто идти, подняв голову, до тех пор, пока вы не встретитесь. Оно того стоит.