Утро дивное, лёгкое, прозрачно-невесомое. На улице тепло и немного влажно – непромокаемые штаны с шерстяными носками двумя недостающими штрихами заканчивают осенний пейзаж. Теперь везде, со всем во всём облике моём – и мира – скользит осень. Солнце проступает через мерную пелену неба, как сквозь матовое стекло.
Я думала о том, чему, в итоге, я научилась за те три года что жила в свободном плавании без науки, учёбы и диссера. Я поняла не так уж и мало, что впрочем, не так уж и много.
Главное достижение – помимо возвращения себе своего тела и удовольствия от жизни в нём, это, безусловно, состояние. Состояние, являющееся отправной точки всего и вся, всех сомнений и истин, побед и неудач, созидания и разрушения. Раньше было непонятно, как человек яро стремящийся к чистейшим гуманистическим идеалам разрушает всё на своём пути, оставаясь, в итоге одиноким, несчастным и опустошённым. Лишь потом стало ясно, что мы человек излучает в мир то, чем он наполнен, и не видеть этого, надеясь приручить мир совершенством рациональной системы – путь в никуда, ещё хуже - это слепой путь в никуда.
Я смотрю на людей, бегущих от боли, и думаю, что им, как и мне, хочется без остатка, всем существом чувствовать радость, любовь и тепло. Мы хотим быть с собой, когда нам хорошо. Но едва нам становится плохо мы бросаем себя, уходя с головой в работу, телевизор, в других людей или что угодно ещё. Ни одни друг не был тебе другом, обращайся ты с ним так, и мы не чувствуем ни покоя, ни радости, теряя себя с каждым днём всё больше.
Человек хватается за то, что создавал всю жизнь, и наше мировоззрения – это венец творения. Жаль, в неё мало от нас самих – сколько хлама впитано из внешнего мира, от людей, телевизора и интернета… Я прекращаю читать книгу, если она не оппонирует мне, если с ней не возникает диалога, я не слушаю человека, слова которого не затрагивают чего-то внутри, и, очищая мир от хлама становится ясно, сколь много усвоено от родителей, социума и круга общения. Это уже стало мной. И, как навести порядок в квартире, нужно просто выбросить весь этот хлам, копившийся годами, зловонный и злой.
Как-то вечером я вышла из дома в домашней одежде, забрать что-то из машины, светила луна и я почувствовала вдруг, что если я сейчас выйду за ворота, если это будет незнакомый город, и у меня не будет ни ключей, ни документов, то чередой нескольких встреч я так же ровно вольюсь в эту жизнь, ни потеряв ни кусочка собственного мира. Только ощущения – вот что кажется мне сейчас не настоящим в моей мечте – только ощущения могут ложиться в основу настоящего мировоззрения; моя мечта слишком рациональна, в ней давно не осталось жизни…
Раньше, в детстве, мы – детвора – подходили к двум огромным тополям и, едва подойдя, уже карабкались по его ветвистому стволу. Теперь ты смотришь на это дерево, оценивая его логически – расположение веток, высоту, прикидываешь опасность падения. Иногда, особенно под алкоголем, всё так же происходит само – тело само знает, как вплестись в мир, как сесть на лошадь, взобраться на дерево или пройтись не оступившись, по притопленному мосту. Неужели это знание настолько забито, что уже не в состоянии проступать сквозь железный занавес логики. Конечно, есть бухгалтеры и экономисты, но и я семь лет проводила ночи за компьютером, и полдня – за партой, дело не в этом, дело в мышлении. Мышлении, которое цепляется за мировоззрение, которого нет. И, может быть, в этом первый плюс этих трёх лет – осваивая что-то – спорт, систему построения бизнеса или науку, ты перестраиваешь своё мышление. И наоборот, люди, стремящиеся научиться ездить верхом и не желающие менять своё мышление, часто доказывают, что КПД может быть отрицательным.