Из всех лошадей, подготовленных Ириной – мастером спорта по выездке, судьей и специалистом экстра-класса – вороной ганноверский мерин Яго нравился мне меньше всех.
Голенастый, долговязый, нескладный, он до пяти лет напоминал мне строптивого, борющегося с ветряными мельницами подростка. Да и потом, оформившись и похорошев, свои привычки Яго оставил прежними – и так же самозабвенно сопротивлялся сидящему сверху или находящемуся рядом человеку.
Работать рядом с ним в одном манеже иногда было откровенно страшно. Войдя в раж, этот огромный вороной конь просто не замечал других всадников и их лошадей, и мог запросто притереть тебя к стенке или двинуть плечом. Особенно если Ирина садилась не сама, а просила размять коня перед тренировкой кого-нибудь из своих учениц.
Учитывая, что разница между моей лошадью и Яго была килограмм в триста, для меня такие столкновения оказывались крайне неприятны.
Работа с этой лошадью примерно в половине случаев начиналась с борьбы. Яго, к своим семи годам уверенно выступающий по среднему призу и практически всегда входящий в тройку призеров, первые полчаса настойчиво изображал из себя едва заезженного двухлетку – двигался мелкой, «собачьей» рысью, в повороты входил под самыми невероятными углами, не гнулся ни в какую сторону, спотыкался, цеплял ногами бортик, отбивал на прикосновение хлыста и так далее и тому подобное – ибо перечень капризов, демонстрируемых Яго, можно описывать бесконечно.
Сил в нем было много, но через 20-30 минут он обычно без всякого перехода вдруг вставал в повод, обнаруживал в себе гибкость, пластичность и покладистость и начинал работать. Хватало его минут на пятнадцать-тридцать. Потом Яго вновь превращался на какое-то время в полудикого мустанга, потом опять выдавал невероятные по красоте прибавки и пируэты, потом… Словом, за двухчасовую тренировку смены настроения наблюдались у коня ни один раз.
Самое интересное, что и сама Ирина, на попечении которой было с десяток других лошадей, а двое, кроме Яго, принадлежали ей лично, искренне любила этого вороного мерина. Так же нежно к нему относилась и Галя, коновод Ирины и ее ученица.
Как-то Яго со всей дури прижал ногу Гали к бортику манежа, причем сделал ей так больно, что о продолжении тренировки не могло быть и речи. А полчаса спустя, проходя мимо денника этого мерина, я увидела как Галя, хромая и размазывая грязной ладонью катящиеся от боли по щеке слезы, протирает суконкой спину и бока Яго, приговаривая ему между всхлипами что-то ласковое и нежное.
После этого случая я как-то по-новому начала присматриваться к Яго. Да, большой и эффектный – но на конзаводе с полсотни больших и красивых лошадей. А в остальном… Не слишком талантливый, зато очень и очень сложный конь.
Как-то Галя попросила погонять его на корде, и Яго (после чего я всерьез стала подозревать его в женоненавистничестве) пару-тройку раз с самими серьезными намерениями отбил задом в мою сторону. Не играясь, прицельно, заложив уши. При том, что так близко мы общались первый раз, и никаких причин себя так вести у него не было.
А спустя несколько недель, в очередной раз выделываясь в манеже, Яго умудрился поранить ногу. У двери, вопреки всем правилам и нашим многочисленным просьбам, конюха в очередной раз оставили телегу. В манеже 40 на 60 метров нас тогда было всего трое, то есть места, чтобы разъехаться предостаточно. Но Яго, пытаясь разминуться с едущим навстречу всадником, вдруг резко прыгнул в сторону, и сильно ударился о телегу.
На первый взгляд страшного ничего не случилось – ушиб, правда на самом скакательном суставе, небольшой отек.
Через несколько дней отек спал и хромота прошла. А через неделю опять появилась.
Так кроме трудного характера Яго обзавелся еще и проблемной ногой.
И коня решили продать.
То есть для продажи он готовился изначально, но из под своего седла Ирина обычно продавала большепризных коней, а с Яго решила не рисковать и избавиться от него сейчас.
Первым приехал смотреть лошадь австрийский спортсмен. Яго, к тому времени два дня не выходивший из денника (как оказалось, не случайно), просто очаровал покупателя.
На залитую солнцем дорожку, специально предназначенную для выводки лошадей, он вышел легким пассажем, высоко задрав хвост и оглушительно фыркая. На корде вел себя более чем активно, но без агрессии. И любой, не знаю Яго достаточно близко, просто умилился бы, сколько силы, мощи и энергии в этом могучем вороном коне.
Да и под седлом австрийского спортсмена (тут я в очередной раз подумала о склонности Яго к женоненавистничеству) показал себя с лучшей стороны. Элементы продемонстрировал без сучка и задоринки, на ногу не жаловался, а то, что после окончания демонстрации взбрыкнул пару-тройку раз, покупателя не смутило.
Своего рентгеновского аппарата австриец не привез, так как рассчитывал, что в республиканском конном центре должен быть свой. Но увидев нашу рентгеновскую машину (занимающую всю комнату и такую страшную, что половина лошадей соглашаются на рентген только после дозы успокоительного, а то и вовсе наркоза), и узнав, что результат придется ждать около недели, снимок делать отказался. И ограничился стандартными тестами на шпат.
Через два дня Яго отбыл в Австрию. Я (Ура! Манеж свободен!) и пара-тройка конюхов вздохнули с облегчением. А Галя почти месяц ходила с покрасневшими глазами и ни с кем из нас не разговаривала.