Предисловие, написанное после рассказа
Закончила рассказ, откинулась на спинку стула. Задумалась. Он опять получился грустным.
Рассказ, про очень хорошего человека и не менее замечательного коня…
Может быть, завтра или послезавтра вспомнится и напишется что-нибудь еще – светлое, и с хорошим концом.
А пока…
Бостон
… Передо мной на столе стоит фотография: вытянулись в шеренгу два десятка всадников. Небо – безудержно-голубое. Трава – изумрудно-зеленая. И на горизонте разделяет бирюзу и изумруд темная полоса леса.
Кони – один в один. Сытые, рослые. Молодые – самому старшему только-только семь лет исполнилось. Шкуры переливаются золотыми бликами, тонкие ноги пляшут на месте, зовут полететь. Вороные, гнедые, рыжие. И только трое, самых эффектных – серые. Точнее, двое практически уже белых, а один в крупные, круглые, словно нарисованные, яблоки…
Фотографии не многим больше года. И как-то странно думать, что вот этих, серых – молодых, обласканных владельцами, перспективных в спорт, в разведение и еще черт знает куда -- уже нет в живых. Ни одного…
… Бостону, огромному, но в то же самое время легкому и словно наполненному упругой, пружинистой силы жеребцу, чтобы стать выдающейся конкурной лошадью не хватало только одного – желания прыгать.
Под настроения на конкурном поле он вытворял чудеса – все четыре ноги его оказывались сантиметров на двадцать выше барьерных стоек, высота которых и без того составляла 180 сантиметров.
Но настроение такое на жеребца находило редко. И в остальные дни он самозабвенно закидывался или сбивал метровые чухонцы.
Владелец лошади, конник-любитель, будучи не в состоянии справится с этой проблемой сам, заключил с хозяйством договор и отдал Бостона в конкурное отделение на передержку. Где жеребца закрепили за одним из молодых мастеров.
Петя, этот самый молодой спортсмен, которому дали работать Бостона, обожал и ненавидел своего четырехногого партнера одновременно. Сил и души вкладывал в него много. Но на каждый хорошо пройденный (читай – выигранный) маршрут приходилось 4-5 маршрутов абсолютно провальных.
Не добившись от Бостона результата традиционными методами, Петя начал штудировать книжки по natural horsemanship, но понял прочитанное весьма своеобразно. Он решил стать во чтобы это ни стало стать для Бостона старшей лошадью – лошадью-альфой.
Но добиваться этого начал не мягкими методами, а с помощью деревянной дубинки: заходил по несколько раз в день в денник к Бостону и с помощью сосновой болванки доказывал, что главный здесь он, и что уважать (бояться, подчиняться) нужно его, Петю.
Наверное, будь это другой человек и другая лошадь, такая метода вызвала бы во мне море возмущения. Но, как уже было сказано, Петя от всей души любил Бостона, а жеребец не только не озлобился, но и в самом деле как-то зауважал своего всадника. Может, его флегматичной натуре хлыста было недостаточно и достучаться получилось только дубинкой?
Словом, не рекомендую никому повторять описанный эксперимент, хотя применяемая методика в этом конкретном случае изменила процентное соотношение удачных и неудачных стартов: теперь Бостон прыгал чисто примерно через старт.
Летом, когда была сделана та фотография, Бостону исполнилось семь лет и выступал он уже по 140-ка сантиметрам. А чисто отпрыгивать каждый второй маршрут указанной высоты – это, согласитесь, результат.
Последний его старт проходил не в Минске. И про случившееся я знаю только по рассказам других спортсменов.
На тех соревнованиях Бостон превзошел самого себя, и оба дня прыгал более чем старательно – из трех стартов три победы. В воскресенье, перед финальными соревнованиями, заупрямился. Начал на разминке небрежничать. И тренер с Петей приняли решение подбить коня.
Поскольку металлической жерди на разминочном поле не было и быть не могло, сделали это следующим образом: Петя выслал доверяющего ему коня на прыжок раньше, чем нужно. Так, чтобы лошадь не допрыгнула, приземлился на препятствие, сделала себе больно, и на боевом поле была поаккуратнее.
Но Бостон, силой обладающий невероятной, почти вытянул этот прыжок. Он не приземлился на препятствие, как это было задумано, а только сбил одну из жердей. Но сбил неудачно: жердь, попав между передними ногами, начала крутиться волчком, дробя ногу лошади…
Если бы Бостон не был частной лошадью, взятой хозяйством на передержку, его бы усыпили сразу. Так – взялись лечить. Склеивать по кусочкам разбитую ногу.
Петя ассистировал при операции. Петя с рук кормил лошадь, которая, обезумив от боли, и непонимающая, что произошло -- почему вдруг земля стала уходить из под ног, а каждое движение отдаваться страданием -- долго потом отказывалась от еды. Петя ночевал с Бостоном. Потом, когда жеребцу стало полегче, по два раза в день приходил на конюшню и массировал, колол, обрабатывал больную ногу.
В те дни мне Петю было гораздо более жаль, чем коня. Он осунулся, похудел, разговаривал неохотно. Очень винил себя. Хотел бросить конный спорт и никогда не видеть больше лошадей. Хотел выкупить Бостона. Но…
Решение по поводу лошади принимал хозяин. Наверное, учитывая характер травм и полное отсутствие перспектив, оно было правильным. Бостона усыпили, а хозяину взамен по договору выделили двух молодых лошадей.
Петя присутствовал и при усыплении. Хотя и гнали мы его. Но он самолично отвел отчаянно хромающего Бостона в лесок. Закрутил губу, чтобы врач смог сделать укол. Сам, отказавшись от чьей-либо помощи хоронил лошадь.
А табличка, снятая на следующий день с денника Бостона, до сих хранится у него дома. «Что бы помнить. И думать, что делаешь» -- так сказал по этому поводу Петя.
Спорт он не бросил. А тренера и хозяйство оставил.
И в этом я его очень одобряю.