Как покупают и продают лошадей

Тера!
Я так понял, что вы в Белоруссии находитесь.
Во время ваших поездок по конюшням вы не встречали табунов с лошадями пегой масти? Говорят, это не редкость в Белоруссии. Если не пегой, то какаих-нибудь других необычных мастей? Порода не имеет значения.

Если да, буду очень признателен за телефончик хозяйства.
[email protected]

Заранее спасибо!
 
Двеннадцатилетней Даше лошадь подарил папа. Вместе с седлом, уздечкой, красивыми белыми бриджами и упомрачительной стоимости, сшитыми на заказ сапогами.
Даша взвизгнула от восторга, кинулась на шею отцу и помчалась в свою группу рассказывать, что у нее есть теперь СВОЯ лошадь.

Лошадь – немолодая, но абсолютно здоровая, очень уравновешенная и приятная тракененская кобыла по кличке Веста– за всей этой возней и суетой наблюдала спокойно, изредка фыркая и смахивая хвостом с крупа мошек.
Лучшего выбора, на мой взгляд, и сделать было нельзя. Веста одинаково хорошо подходила как для Даши, год назад начавшую осваивать азы верховой езды, так и для ее папы, много лет назад ходившего в спортивную школу. И не утратившего с тех пор своей привязанности к лошадям.
И поначалу шло все очень хорошо. Разве что конно-спортивную школу Даша почему-то вдруг бросила и сосредоточила все силы на подаренной лошадке.

Лето девочка и лошадь были неразлучны. Потом пришла осень и Даша, занятая учебой, появлялась на конюшне все реже, но с таким же восторгом скармливала Весте сухари и морковку. Ближе к зиме ездить она практически перестала, и на семейном совете было принято решение покрыть Весту и получить от нее жеребенка – не стоять же кобыле просто так.
С зоотехником они не советовались. И жеребца для Весты выбрали самостоятельно. Им оказался эффектный светло-серый араб. Оплатили случку, стали ждать жеребенка.

Ждали, в прочем, малыша они несколько своеобразно. На лошадь на всякий случай не садились вовсе. В леваду тоже практически не выпускали. На корду, правда, брали – но не чаще двух раз в неделю и не больше, чем на десять минут. Берегли? Ленились? Отношения мои с этой семьей были не настолько близкими, чтобы что-то спрашивать, а тем более – советовать.
Зато кормили все 11 месяцев жеребости Весту на славу – двойная пайка зерна, сена вволю и бесконечные витамины – как в инъекциях, так и в виде подкормок.

К концу жеребости Веста сильно раздалась и начала страдать сильнейшей отдышкой – при малейшей нагрузке мокрела и задыхалась, да и стоя в деннике дышала шумно, с каким-то свистом.
Схватки у нее начались 31 декабря, вечером, перед самым новым годом. Конюха известили о готовящемся событии хозяев – уходя, я столкнулась с радостно-возбужденной Дашей и ее родителями в каптерке – и мы все отправились встречать новый год.
Тогда я еще не знала, что видела Дашу на конюшне в последний раз.

1-го числа, естественно, я первым делом кинулась смотреть жеребенка. У денника Весты уже стояло несколько человек, в том числе наш врач. Но хозяев почему-то не было. И стоявшие выглядели как-то странно и смотрели внутрь денника нехорошо.
Я подошла поближе. Заглянула через решетку.
Малыш, крупный, большеглазый, абсолютно нормальный на первый взгляд. А на второй… Такого мне еще видеть не доводилось. Жеребенок родился уродом: шея перекручена почти спиралевидно, так же деформированы ноги.
-- И не раскрутить. – ответил врач на мой молчаливый вопрос. – Надо усыплять…

… Мы долго потом обсуждали, что стало причиной этих аномалий. Неправильный подбор производителя? Слишком большой возраст для первой жеребости? Отсутствие движения? Перебор с кормами и витаминами? Все сразу?
Хозяева в наших дискуссиях участие не принимали и на конюшне больше не появлялись. Конюх, дежуривший в ту ночь на конюшне сказал, что слишком большим потрясением для двенадцатилетней Даши стало рождение такого жеребенка. «Оно и понятно, -- кивали мы, -- и выпускали по возможности Весту на прогулку с нашими лошадьми.

Сначала хозяева к ней просто не приезжали, а потом перестали платить. И через 4 месяца Веста за долги стала собственностью хозяйства.
Ее долго, сначала в деннике, потом и на корде, осматривал врач. Хотя с нового года Веста и скинула часть лишнего веса, дыхание ее по-прежнему оставалось хриплым и свистящим. – Нет смысла возиться, -- резюмировал врач.
-- В матки я ее после такого жеребенка не возьму, -- сказала зоотехник.

Веста постояла в деннике еще несколько дней. А потом ее увезли.

В тот день – хорошо помню – лил сильный дождь. И мы, пряча глаза, молча ходили по коридорам конюшни. А Таня, бригадир, с какой-то злобной яростью вычеркнула телефон Даши и ее родителей с книжки, в которой записывала всю информацию о частных владельцах.
 
Господи, ну откуда в людях такая жестокость??!!!!
Спасибо тебе, Тера, за такой дневник. Может быть, хоть кто-то задумается о своих поступках.... :evil:
 
Предисловие, написанное после рассказа

Закончила рассказ, откинулась на спинку стула. Задумалась. Он опять получился грустным.
Рассказ, про очень хорошего человека и не менее замечательного коня…
Может быть, завтра или послезавтра вспомнится и напишется что-нибудь еще – светлое, и с хорошим концом.
А пока…


Бостон

… Передо мной на столе стоит фотография: вытянулись в шеренгу два десятка всадников. Небо – безудержно-голубое. Трава – изумрудно-зеленая. И на горизонте разделяет бирюзу и изумруд темная полоса леса.
Кони – один в один. Сытые, рослые. Молодые – самому старшему только-только семь лет исполнилось. Шкуры переливаются золотыми бликами, тонкие ноги пляшут на месте, зовут полететь. Вороные, гнедые, рыжие. И только трое, самых эффектных – серые. Точнее, двое практически уже белых, а один в крупные, круглые, словно нарисованные, яблоки…

Фотографии не многим больше года. И как-то странно думать, что вот этих, серых – молодых, обласканных владельцами, перспективных в спорт, в разведение и еще черт знает куда -- уже нет в живых. Ни одного…

… Бостону, огромному, но в то же самое время легкому и словно наполненному упругой, пружинистой силы жеребцу, чтобы стать выдающейся конкурной лошадью не хватало только одного – желания прыгать.
Под настроения на конкурном поле он вытворял чудеса – все четыре ноги его оказывались сантиметров на двадцать выше барьерных стоек, высота которых и без того составляла 180 сантиметров.
Но настроение такое на жеребца находило редко. И в остальные дни он самозабвенно закидывался или сбивал метровые чухонцы.

Владелец лошади, конник-любитель, будучи не в состоянии справится с этой проблемой сам, заключил с хозяйством договор и отдал Бостона в конкурное отделение на передержку. Где жеребца закрепили за одним из молодых мастеров.

Петя, этот самый молодой спортсмен, которому дали работать Бостона, обожал и ненавидел своего четырехногого партнера одновременно. Сил и души вкладывал в него много. Но на каждый хорошо пройденный (читай – выигранный) маршрут приходилось 4-5 маршрутов абсолютно провальных.
Не добившись от Бостона результата традиционными методами, Петя начал штудировать книжки по natural horsemanship, но понял прочитанное весьма своеобразно. Он решил стать во чтобы это ни стало стать для Бостона старшей лошадью – лошадью-альфой.
Но добиваться этого начал не мягкими методами, а с помощью деревянной дубинки: заходил по несколько раз в день в денник к Бостону и с помощью сосновой болванки доказывал, что главный здесь он, и что уважать (бояться, подчиняться) нужно его, Петю.

Наверное, будь это другой человек и другая лошадь, такая метода вызвала бы во мне море возмущения. Но, как уже было сказано, Петя от всей души любил Бостона, а жеребец не только не озлобился, но и в самом деле как-то зауважал своего всадника. Может, его флегматичной натуре хлыста было недостаточно и достучаться получилось только дубинкой?

Словом, не рекомендую никому повторять описанный эксперимент, хотя применяемая методика в этом конкретном случае изменила процентное соотношение удачных и неудачных стартов: теперь Бостон прыгал чисто примерно через старт.

Летом, когда была сделана та фотография, Бостону исполнилось семь лет и выступал он уже по 140-ка сантиметрам. А чисто отпрыгивать каждый второй маршрут указанной высоты – это, согласитесь, результат.

Последний его старт проходил не в Минске. И про случившееся я знаю только по рассказам других спортсменов.

На тех соревнованиях Бостон превзошел самого себя, и оба дня прыгал более чем старательно – из трех стартов три победы. В воскресенье, перед финальными соревнованиями, заупрямился. Начал на разминке небрежничать. И тренер с Петей приняли решение подбить коня.
Поскольку металлической жерди на разминочном поле не было и быть не могло, сделали это следующим образом: Петя выслал доверяющего ему коня на прыжок раньше, чем нужно. Так, чтобы лошадь не допрыгнула, приземлился на препятствие, сделала себе больно, и на боевом поле была поаккуратнее.

Но Бостон, силой обладающий невероятной, почти вытянул этот прыжок. Он не приземлился на препятствие, как это было задумано, а только сбил одну из жердей. Но сбил неудачно: жердь, попав между передними ногами, начала крутиться волчком, дробя ногу лошади…

Если бы Бостон не был частной лошадью, взятой хозяйством на передержку, его бы усыпили сразу. Так – взялись лечить. Склеивать по кусочкам разбитую ногу.

Петя ассистировал при операции. Петя с рук кормил лошадь, которая, обезумив от боли, и непонимающая, что произошло -- почему вдруг земля стала уходить из под ног, а каждое движение отдаваться страданием -- долго потом отказывалась от еды. Петя ночевал с Бостоном. Потом, когда жеребцу стало полегче, по два раза в день приходил на конюшню и массировал, колол, обрабатывал больную ногу.

В те дни мне Петю было гораздо более жаль, чем коня. Он осунулся, похудел, разговаривал неохотно. Очень винил себя. Хотел бросить конный спорт и никогда не видеть больше лошадей. Хотел выкупить Бостона. Но…

Решение по поводу лошади принимал хозяин. Наверное, учитывая характер травм и полное отсутствие перспектив, оно было правильным. Бостона усыпили, а хозяину взамен по договору выделили двух молодых лошадей.

Петя присутствовал и при усыплении. Хотя и гнали мы его. Но он самолично отвел отчаянно хромающего Бостона в лесок. Закрутил губу, чтобы врач смог сделать укол. Сам, отказавшись от чьей-либо помощи хоронил лошадь.

А табличка, снятая на следующий день с денника Бостона, до сих хранится у него дома. «Что бы помнить. И думать, что делаешь» -- так сказал по этому поводу Петя.

Спорт он не бросил. А тренера и хозяйство оставил.

И в этом я его очень одобряю.
 
Тера написал(а):
Он решил стать во чтобы это ни стало стать для Бостона старшей лошадью – лошадью-альфой.
Но добиваться этого начал не мягкими методами, а с помощью деревянной дубинки: заходил по несколько раз в день в денник к Бостону и с помощью сосновой болванки доказывал, что главный здесь он, и что уважать (бояться, подчиняться) нужно его, Петю.

Наверное, будь это другой человек и другая лошадь, такая метода вызвала бы во мне море возмущения. Но, как уже было сказано, Петя от всей души любил Бостона, а жеребец не только не озлобился, но и в самом деле как-то зауважал своего всадника. Может, его флегматичной натуре хлыста было недостаточно и достучаться получилось только дубинкой?

Наблюдала примерно такую же картину с двумя кобылками-годовичками, стоявшими в одном деннике. Одна другую колотила нещадно, по-детски жестоко за каждое неверное движение. При этом, битая жеребенка считала первую своей лучшей подругой, ходила только за ней, жалобно кричала, когда подругу уводили...

Но я согласна - повторять опасно, хотя бы потому, что нужно _очень_ хорошо знать лошадей, чтобы понять, когда они воспримут удар как справедливый и заслуженный, а когда - нет...
 
Фаворит

Прохаживаясь вечером вдоль рядов денников и ожидая, когда остынет наконец запаренный овес, я с удивлением обнаружила в конце нашей конюшни одну из прокатных лошадей. Фаворит – сразу вспомнилась кличка лошади.
Да и не мудрено, что я сразу узнала этого ладного рыжего мерина с широкой проточиной и симметричными белыми носочками. Потому что была с ним связана одна история…

… Тогда, лет семь назад, с лошадьми я общалась преимущественно прокатными. Или сама в свободное от учебы время подрабатывала инструктором в городских клубах, или, если такой возможности не было, ходила в ратомский прокат.

Будучи всадником достаточно опытным (или правильнее сказать – самонадеянным) сама я Фаворита, милого и толерантного к человеку коня, не брала. А предпочитала более сложных лошадей. Тогда среди моих любимчиков числился темно-гнедой мерин по кличке Балхаш . От конюшни до манежа он шел на задних ногах, от малейшего шороха прыгал в сторону, под всадником вес себя резво и крайне нервно. Что добавляло скучным прокатским занятиям пикантности и я чувствовала себя чуть ли не укротительницей диких мустангов.
Сейчас об этом вспоминать смешно и немного стыдно – не рискнула бы я сегодня сесть на лошадь с такой проблемной психикой. Да и броски-скачки-метания лошади вызывают теперь не всплеск адреналина, а тревогу о том, что либо я что-то делаю не то, либо лошадь нуждается в срочном лечении – или в прямом (например, спины), или в переносном (то есть головы) смысле.

В тот памятный день я в поле выехала как раз таки на Балхаше. А на Фаворите сидела милая, и, безусловно, гораздо более опытная всадница Ирина.
Пока делали на поле шаг-рысь, все шло гладко. Но когда тренер дал добро на галоп, Балхаш тут же начал заводиться, таскать. Наверное, справится я бы с ним могла. Но мое настроение полностью совпало с настроением лошади, и летать по полю неуправляемым карьером мне нравилось. Тем более, что тренер, призванный следить за порядком в группе, к тому времени уже отсыпался в тенечке.

Наматывая очередной круг, мы пронеслись мимо Фаворита. И тот решил рвануть следом. Ирина за первые несколько темпов галопа подобрала поводья и попробовала поставить лошадь на вольт. И Фаворит свернул, но как то очень резко. А всадница, не ожидавшая такого виража, вылетела из седла.
Упала Ирина нехорошо. Грузно. Плашмя. Оглушенная ударом, поднялась не сразу. А поднявшись поняла, что что-то слишком сильно болит ей спина и поясница.
Фаворит, с которого падали крайне редко, был перепуган не меньше, чем люди. Не убежал, не стал щипать буйно растущую майскую траву, а беспокойно ходил рядом с Ириной и пытающихся помочь ей людей.

В поликлинику везли Иру на нашей машине. Оттуда ее забрала скорая. Диагноз – переломы спины. Лечение – полгода постельного режима.
Меня удивило, что к своей травме она отнеслась очень спокойно. И ни ко мне, ни к лошадям претензий не имела. Даже говорила, что больше всего ей в больнице не хватает запаха лошадей, и шутливо просила привезти ей слепленного из навоза коня.

После этого я много лет Иру не встречала. Да и Фаворита тоже. Потому что учеба закончилась и началась работа, поездки. Появились свои лошади.

Но на следующее утро после того, когда я увидела в нашей конюшне Фаворита, суждено мне было встретиться и с Ириной. С ней и еще с несколькими молодыми женщинами, знакомыми мне по прокату.
Они стояли у денника Фаворита, скармливали ему сухари, о чем-то живо дискутировали.

Подошла. Поздоровалась.

Оказалась, что с прокатной конюшни Фаворита перевели сюда не спроста. За годы нашего невидения он обзавелся весьма серьезной болячкой, тем, что называется на языке конников «оторванные плечи». Хромать он начал давно, уже несколько лет. Но стараниями проката на мясо списан не был. Прокатчики покупали ему лекарства, вызывали за свой счет ветеринара. По очереди оплачивали прокат на Фаворите и либо просто шагали, либо вовсе пасли коня на лужайке у левады.

А сегодня вот не нашли его на обычном месте и испугались. Накинулись на тренера, который объяснил, что держать непригодную для верховой езды лошадь хозяйству невыгодно, и что до окончательного решения вопроса лошадь с прокатной конюшни убрали.

-- Так купите его сами, -- резонно предложила я. – Вас же вон сколько, каждый по 20 долларов в месяц будет скидываться, и на содержание хватит. А отдадут его по мясной цене. Конек некрупный, это от силы двести долларов будет.

И услышала в ответ, что жить нынче дорого и тяжело, и что максимум, на что хватает их финансов, это на оплату самого дешевого прокатного абонемента.

Возразить на это было нечего (да и нужно ли), и подбросив Фавориту охапку сена с личного запаса, я вернулась к своим лошадям.

Через пару дней Фаворита опять забрали. Не знаю, какие аргументы привели прокатчики, и как им удалось убедить начальника проката, но забрали его не на мясо, а обратно в прокатную конюшню.
 
Нормально. Ездит верхом, ходит, работает. Правда, более осторожно, чем раньше, и не перенапрягая спину.
Искренне восхищаюсь этой женщиной -- после такой травмы не испугаться опять сесть в седло и никого ни в чем не винить -- это можуство надо немалое.
 
Тера, еще раз спасибо за ваш дневник, и, надеюсь, что еще не раз скажу спасибо, а книга нужна...Оказывается, что дело не в том, о чем пишешь, а в том как и в том, что душу вкладываешь в это...
 
poni написал(а):
Тера, еще раз спасибо за ваш дневник, и, надеюсь, что еще не раз скажу спасибо, а книга нужна...Оказывается, что дело не в том, о чем пишешь, а в том как и в том, что душу вкладываешь в это...

Присоединяюсь :!: Не раз ловила себя на мысли, когда начинала читать очередной рассказ, что начинаю читать именно книгу :!:
 
Тера, а про других серых из рассказа о Бостоне? Интересно... хотя истории и будут грустные.

Я эти рассказы уже нелошадникам впихиваю - посмотреть, насколько интересны будут они людям, от лошадей далеким. Может, тогда и идея с книгой хорошо пойдет? :lol: Пока молчат, читают. Уже хорошо.. :lol:
 
Лирическое отступление.

До недавнего времени в сглаз, порчу и прочую ахинею я не верила. Пока… Пока не обнаружила вдруг странную закономерность: из десятка знакомых мне лошадей, погибших за три года в Ратомке, половина оказалась серых. Это при том, что всего серых у нас хорошо если два десятка.
Нет, это не значит, что именно серые лошади несчастливые. Тот же упряжной серый Орлик – горбоносый, бочкообразный, кривоногий – исправно таскает навоз вот уже восемь лет.
Но спортивная серая лошадь всегда выделяется из типичной вороно-рыже-гнедой массы. Притягивает к себе взгляды. Восхищает…
И те три серые лошади, о которых я начала разговор в рассказе «Бостон» были именно такими. Эффектными. Броскими. Запоминающимися.
С ними часто просили сфотографироваться. За них страстно болели на соревнованиях. И все трое глупо и нелепо погибли не дожив до восьми лет.


Дек

Дек по своему экстерьеру мог, пожалуй, считаться эталоном тракененской лошади. По крайне мере именно его несколько лет подряд отправляли на международные сельскохозяйственные выставки. И каждый раз он вызывал у зрителей настоящий фурор.
Серый в яблоки, с аккуратной арабизированной головой, весь такой ладненький, кругленький… Он и в самом деле был похож на араба. Если только можно представить араба под 170 сантиметров в холке.

Между тем мне самой Дек не нравился. «Гнилая лошадь» -- так говорили про него наши конкуристы. Он и в самом деле был не слишком надежной лошадью. Обладая таким сложениям, кровями и движениями, он просто обязан был хорошо прыгать. И прыгал, пока всадник не допускал хоть малейшую ошибку. Чуть провис повод, чуть не хватило ноги, и Дек нырял в образовавшуюся «дырку». Обносил. Становился.

На конкурное поле этот жеребец всегда выходил под восторженные возгласы и рукоплескание зрителей. Уходил – примерно в половине случаев – так и не закончив маршрут. И под недоуменное молчание публики.

Спортсмены наши то и дело порывались его кастрировать. Но зоотехники возражали – очень уж крови хороши, да и экстерьер, как уже сказано, эталонный. В прочем, и крыть им тоже не спешили – ждали, не выровняется ли у лошади характер.

Так он и жил на конкурной конюшне. Немножко прыгал, ездил по выставкам, постоянно менял всадников – ибо тренера не оставляли надежду найти этой лошади спортсмена, с котором жеребец сработается. Сначала его пробовали мастера и кандидаты, а потом лошадь перешла в учебную конкурную группу.

Летом подростков с конкура и выездки тренера после (а иногда и вместо) тренировок отправляют пошагать в поля. И команду «пошагать» каждый понимает по своему. Выездка, например, самозабвенно прыгает через поваленные деревца, а самые смелые – даже через несложные троеборные препятствия. Смотреть, как выездковая лошадь неуклюже переваливается через скрепленные проволокой столы, а ней сверху, путаясь в длинных стременах, мешком болтается девочка с выездки – зрелище жуткое.
Юные конкуристы прыжками через мертвые препятствия балуются реже. А вместо этого предпочитают устраивать скачки по пересеченной местности.

О том, что случилось в тот день, когда девочка-конкуристка отправилась «шагать» в поле Дека, сказать сложно. По ее версии, она спешилась с лошади, чтобы подтянуть подпругу. Дек чего-то испугался, прыгнул в сторону и сломал ногу.

Сломал неудачно, очень высоко. И врач оперировать отказалась. Правда, лошадь пожалела и, чтобы Дек не мучался со сломанной ногой по дороге на бойню, и не стоял там несколько дней, ожидая своей очереди, усыпила его прямо в деннике.

Хозяйство на этом потеряла полторы, а то и две сотни долларов – конь был крупный и, что называется «в теле». Врач потеряла работу, но сильно об этом не жалела.
А девочка, последняя всадница Дека, продолжает заниматься конкуром, и искренне радуется, что для нее все так легко обошлось.
 
Её хоть совесть мучала :?: Хорошую отмазу нашла она :evil: Уж как-то странно всё вышло по её рассказу :!:
 
Сверху