Тера
Pro
Продолжение которое наконец-то следует
Вечер удался на славу. Гостеприимные хозяева выставили на стол все запасы, в том числе и разнообразную экзотическую выпивку.
Ну как было не попробовать абсент, если одного из моих любимых коней звали именно так? И цвет красивый, изумрудненький такой, только вот с крепостью проблема – 70 градусов для меня это чересчур.
Еще было потрясающе вкусное кинзмараули, мартини, пиво всех сортов и цветов и … Словом, разошлись мы довольно поздно.
Ныряя в постель я, помнится, еще подумала (мамы меня поймут): «какое счастье! Ночью не вставать, соску никому не подавать, молоко не греть!».
Ага! Счаз!
Сына рядом не было. Зато было два попугая – белый и розовый какаду, которые, едва начало светать, тут же взяли на себя функции моего малыша: пищали, шумели, щелкали и развлекались как могли.
Ну и пусть их. Зато птицы красивые.
Зато встала я раньше всех. Не спалось почему-то.
Потопала-побродила по просторному дому, пошла будить Аню с Глебом. Они и разбудились. А еще через полчаса хозяин, Сережа, подтянулся.
Позавтракали мы, пообщались. Ехать собрались.
-- А кто Сенди сегодня кормил, -- спрашиваю.
Сережа сделал круглые глаза:
-- Не знаю. Никто наверное.
Я глянула на часы. Двенадцатый час, однако. Сэнди в плане еды похожа на Умку. Если во время не покормить, с голоду не умрет. Но конюшню по бревнышку разберет обязательно.
Вежливо высказав Сергею, что сложившаяся ситуация не есть хорошо, я развила бурную деятельность: насыпала зерна, налила воды и понеслась к Сэндиному деннику.
Там меня встретила кобыла. Спокойная и умиротворенная. И с остатками сена под ногами.
«Надо же, вчерашнюю пайку не проела. Вот как бедная девочка с дороги намучалась» -- подумала я, и сунула кобыле под нос ведро с водой.
Пить бедная девочка отказалась. А овес съела, но как то без энтузиазма.
Мне это обстоятельство показалось подозрительным.
-- Сережа, а ее точно не кормили?
Сережа пошел узнавать.
Не было его долго. На строительстве конюшни у них работает полтора десятка человек: молдаване, украинцы, узбеки. И еще управляющий есть.
В результате перекрестного допроса выяснилось, что Сэнди таки кармили: в шесть часов управляющий, в десять украинцы, которые потом объясняли, что лошадь должна все время есть, иначе заболеет.
Выслушав про «заболеет», я трусцой ринулась в зерновую. И с ужасом уставилась на мешок овса, укоторый еще вчера был набит под завязку, а сегодня осталось чуть меньше половины.
Волосы у меня на голове зашевилились. И хотя все вокруг убеждали, что и был этот мешок пустой, я на всякий случай попросила Сергея назначить ответственного за крмление лошади одного человека, а остальным держаться от нее подальше.
Рабочие на это обиделись.
Они ведь с весны строили без выходных эту конюшню. И когда, наконец, в ней появилась первая и очень долгожданная лошадь, ее им запретили кормить.
Потом мы рысью рванули в Москву – и о чудо! – доехали до Митино без единой пробки. И вообще в тот день в пробках не стояли. Вот как бывает.
Когда вернулись, я первым делом потребовала отчета: кто когда и сколько кормил лошадь?!!
Оказалось, кормили как и надо, один раз. Зато сердобольные рабочие, которым лошадку запретили кормить, взяли собачий поводок, прицепили к недоуздку и сводили ее погулять!!!
Лошади два года! Лошадь только-только оповодили! Лошадь строгая! Лупит и передом и задом и с людьми не церемонится! Лошадь в незнакомом месте!!!
Бли-ин! А мои девчата ее из денника в леваду вывести боялись. Вот уж точно, меньше знаешь, больше спишь…
… Махнув на это рукой (ну чего говорить-то. Обошлось, ну и ладно), я зашла попрощаться с Сэнди в денник.
Желтая кобыла, подперев раздувшимся брюхо стенку, спала. Лениво повернула голову на шум, сыто и довольно вздохнула. Посмотрела себе под ноги. Там, под копытами, лежало сено. Килограмм тридцать, не меньше.
Лошадь подобрала клок и с упрямым отвращением стала жевать.
«И эти люди говорят, что у меня Умка толстая! Ну-ну, посмотрим через месяц. -- подумала я, поглаживая Сэнди. – Повезло тебе, Желтая! Повезло. Веди себя хорошо».
И мы уехали.
И барохлил у нас в ночи генератор, и в грязь мы на проселочной дороге въехали, и на таможне опять простояли, а все равно впечатление от поездки осталось очень теплое.
Эх, жаль только, что все бегом.
Вечер удался на славу. Гостеприимные хозяева выставили на стол все запасы, в том числе и разнообразную экзотическую выпивку.
Ну как было не попробовать абсент, если одного из моих любимых коней звали именно так? И цвет красивый, изумрудненький такой, только вот с крепостью проблема – 70 градусов для меня это чересчур.
Еще было потрясающе вкусное кинзмараули, мартини, пиво всех сортов и цветов и … Словом, разошлись мы довольно поздно.
Ныряя в постель я, помнится, еще подумала (мамы меня поймут): «какое счастье! Ночью не вставать, соску никому не подавать, молоко не греть!».
Ага! Счаз!
Сына рядом не было. Зато было два попугая – белый и розовый какаду, которые, едва начало светать, тут же взяли на себя функции моего малыша: пищали, шумели, щелкали и развлекались как могли.
Ну и пусть их. Зато птицы красивые.
Зато встала я раньше всех. Не спалось почему-то.
Потопала-побродила по просторному дому, пошла будить Аню с Глебом. Они и разбудились. А еще через полчаса хозяин, Сережа, подтянулся.
Позавтракали мы, пообщались. Ехать собрались.
-- А кто Сенди сегодня кормил, -- спрашиваю.
Сережа сделал круглые глаза:
-- Не знаю. Никто наверное.
Я глянула на часы. Двенадцатый час, однако. Сэнди в плане еды похожа на Умку. Если во время не покормить, с голоду не умрет. Но конюшню по бревнышку разберет обязательно.
Вежливо высказав Сергею, что сложившаяся ситуация не есть хорошо, я развила бурную деятельность: насыпала зерна, налила воды и понеслась к Сэндиному деннику.
Там меня встретила кобыла. Спокойная и умиротворенная. И с остатками сена под ногами.
«Надо же, вчерашнюю пайку не проела. Вот как бедная девочка с дороги намучалась» -- подумала я, и сунула кобыле под нос ведро с водой.
Пить бедная девочка отказалась. А овес съела, но как то без энтузиазма.
Мне это обстоятельство показалось подозрительным.
-- Сережа, а ее точно не кормили?
Сережа пошел узнавать.
Не было его долго. На строительстве конюшни у них работает полтора десятка человек: молдаване, украинцы, узбеки. И еще управляющий есть.
В результате перекрестного допроса выяснилось, что Сэнди таки кармили: в шесть часов управляющий, в десять украинцы, которые потом объясняли, что лошадь должна все время есть, иначе заболеет.
Выслушав про «заболеет», я трусцой ринулась в зерновую. И с ужасом уставилась на мешок овса, укоторый еще вчера был набит под завязку, а сегодня осталось чуть меньше половины.
Волосы у меня на голове зашевилились. И хотя все вокруг убеждали, что и был этот мешок пустой, я на всякий случай попросила Сергея назначить ответственного за крмление лошади одного человека, а остальным держаться от нее подальше.
Рабочие на это обиделись.
Они ведь с весны строили без выходных эту конюшню. И когда, наконец, в ней появилась первая и очень долгожданная лошадь, ее им запретили кормить.
Потом мы рысью рванули в Москву – и о чудо! – доехали до Митино без единой пробки. И вообще в тот день в пробках не стояли. Вот как бывает.
Когда вернулись, я первым делом потребовала отчета: кто когда и сколько кормил лошадь?!!
Оказалось, кормили как и надо, один раз. Зато сердобольные рабочие, которым лошадку запретили кормить, взяли собачий поводок, прицепили к недоуздку и сводили ее погулять!!!
Лошади два года! Лошадь только-только оповодили! Лошадь строгая! Лупит и передом и задом и с людьми не церемонится! Лошадь в незнакомом месте!!!
Бли-ин! А мои девчата ее из денника в леваду вывести боялись. Вот уж точно, меньше знаешь, больше спишь…
… Махнув на это рукой (ну чего говорить-то. Обошлось, ну и ладно), я зашла попрощаться с Сэнди в денник.
Желтая кобыла, подперев раздувшимся брюхо стенку, спала. Лениво повернула голову на шум, сыто и довольно вздохнула. Посмотрела себе под ноги. Там, под копытами, лежало сено. Килограмм тридцать, не меньше.
Лошадь подобрала клок и с упрямым отвращением стала жевать.
«И эти люди говорят, что у меня Умка толстая! Ну-ну, посмотрим через месяц. -- подумала я, поглаживая Сэнди. – Повезло тебе, Желтая! Повезло. Веди себя хорошо».
И мы уехали.
И барохлил у нас в ночи генератор, и в грязь мы на проселочной дороге въехали, и на таможне опять простояли, а все равно впечатление от поездки осталось очень теплое.
Эх, жаль только, что все бегом.