Re: Араб, арабка и коза. Пока дома.
История про тыквенную притирку.
"... Он увлечённо повествовал о своих планах, трактирщик не успевал наливать пиво, и атмосфера в зале всё больше теплела. Его заполнили завсегдатаи, шум и духота нарастали, и перед закрытием я окаался среди очень симпатичных людей, с которыми словно был занком давным-давно, а мой коллега куда-то подевался.
Зато в поле моего зрения вновь и вновь возникала странная личность - старичок в грязной белой панаме, лихо торчавшей над лишённым всякой растительости коричневым лицом, которому годы придали сходство с порыжелым сапогом. Он крутился возле нашей компании, делал мне знаки, подмигивал. Полагая, что его что-то тревожит, я покорно проследовал за ним к скамье в углу. Старичок сел напротив, сжал пальцы на ручке своей палки, уперся в них подбородком и уставилс яна меня из-под полуопущенных век.
- Вот что, молодой человек, мне с вами потолковать надо. Всю жизнь я возле скотины провёл, вот и надо нам потолковать.
У меня по коже побежали мурашки. Сколько раз я уже так попадался! Чуть ли не на первом курсе я обнаружил, что у всех до единого деревенских стариков существует твёрдое убеждение в неоценимости тех сведеий, какими они могут с вами поделиться. А занимает это обычно уйму времени. Я испуганно поглядел по сторонам. И убедился, что угодил в ловушку. Старичок придвинул свой стул поближе и заговорил заговорщицким шёпотом. Струи пивного перегара били мне в лицо с расстояния в шесть дюймов.
Ничего нового я не услышал - обычный список чудесных исцелений, им совершённых, и вернейших панацей, известных ему одному. а также множество отступлений на тему о бессовестных людях, которые тщетно пытались выведать его заветные тайны. Он умолкал, только чтоб отхлебнуть из пинтовой кружки: его тщедушное тело, видимо, было способно вместить немыслимое количество пива.
Но он был счастлив, и я не перебивал его, а, наоборот, подбадривал, зримо поражаясь и восхищаясь.
Видимо, такой слушатель попался старичку впервые. Он был владельцем маленькой фермы, но теперь жил на покое и уже много лет никто не оказывал ему уважения, которого он заслуживал.
Лицо его расплывалось в кривоватой ухмылке, слезящиеся глаза излучали дружелюбие. Внезапно он обрёл серьёзность и выпрямился на скамье.
- Так вот, паренёк, скажу я тебе то, чего никто, окромя меня, не знает. Я бы мог деньги лопатой грести. Уж так меня допекали, расскажи да расскажи, только я - ни-ни.
Он понизил уровень пива в кружке на несколько дюймов и сощурил глаза в щёлочки.
- Снадобье от лошадиного мокреца!
Я подскочил так, словно рядом рухнул потолок.
- Да не может быть! - охнул я. - От лошадиного мокреца?!
Старичок прямо замурлыкал.
- Может, может! Вотрёшь мою мазь - и всё как рукой снимет. Смотришь, а лошадь-то уже здоровёхонька! - его голос поднялся до жиденького вопля, и он так взмахнул рукой, что локтем сбросил на пол уже почти пустую кружку.
Я негромко присвистнул и заказал ещё пинту.
- И вы правда скажете мне, что это за мазь? - прошептал я благоговейно.
- Скажу, скажу, паренёк, но одно условие поставлю. Чтобы ты ни одной живой душе ни словечка! Чтоб знали только ты да я! - Он без всякого усилия вылил в глотку половину новой пинты. - Только ты да я, парень.
- Хорошо, обещаю. Я ни одной живой душе не скажу. Так какая это мазь?
Старичок подозрительно оглядел шумный зал. Потом набрал в грудь воздуху, положл ладонь мне на плечо и приблизил губы к моему уху. Торжественно икнув, он произнёс сиплым шёпотом:
- Тыквенная притирка!
Я молча схванил его руку и сердечно её потряс. Старичок, расстроганный до глубины души, расплескал значительную часть оставшегося пива по подбородку."
Источник: Хэрриот Дж. Из воспоминаний сельского ветеринара. В 2-х томах. Т. 1 - 2. - М.: Мир, 1993. - С. 30 - 31.
Я вообще ваниль люблю, только не заню, как она подействует в черезмерном количестве.
