В качестве лирического отступления от темы карачаев и пробегов приведу (для "искушенного читателя" :wink: ) отрывок из своего романа "Светорусье", в котором описаны эпизоды с лошадьми (у меня теперь без них никуда
).
События происходят на Руси накануне принятия христианства. Жанр - историческое фэнтези.
Приведенному ниже отрывку предшествует битва славян с заговоренной стаей волков.
На небе высыпали звезды. Луна намолоду (
в народе, особенно в заговорах, выделяют четыре вида луны: намолоду, подполне, наперекрое и наветху – прим. О. Г.) ярко светила, прорисовывая каждую веточку. Выразительные тени притаились в полях и на погосте, поджидая запоздалого путника. Илья, услышав, как всхрапнул его конь, вошел в конюшню. Кони оторвали морды от кормушек и настороженно воззрились на него. Илья погладил Тура по широкой крутой шее и дотронулся до раненного плеча. К удивлению, рана не кровоточила и почти затянулась. Не зная, как и кому выразить свое изумление, Илья огляделся по сторонам и наткнулся взглядом на лешего. Тот незаметно сидел на полу, подобрав коленки к груди, и смотрел на мирно жующих коней.
- Ты!.. – пораженно прошептал Илья, быстро оглядывая раны остальных лошадей. – Ты вылечил их!
Кукша скорбно вздохнул и перевел глаза на вороного.
- Этот черенький… Иворкин… Падет к утру. Я не смог…
Илья подошел к тяжело дышащему Ветерку. Небольшая, но глубокая рана взбунтовала легкие, выталкивая наружу кровь. Она тонкими густыми струйками стекала из ноздрей и ушей, почти неразличимая на черной шерсти. Илья бережно похлопал коня по холеной шее и откинул со лба свалявшуюся челку.
- Надо Ивора позвать.
- Нет, не надо, - глухо отозвался леший. – Лучше ему не видеть.
- Конь верно служил. Ивору надо проститься.
- Это никому не поможет.
Илья сжал челюсти и, припав к морде коня, вдохнул терпкий запах. Ветер затрепетал и попытался заржать, но боль тугим обручем стянула ему грудь, не давая сделать и вздоха. И конь бессильно поник головой, прислушиваясь к глухому рокоту в легких.
- А люди как? – вяло поинтересовался леший после минуты обоюдного молчания.
- Больше никто не умер.
Вдвоем они безмолвно наблюдали, как усталые кони хрустят сеном и встряхивают гривами. Только Ветер не ел и стоял неподвижно, будто уже околел.
И когда ночь, налившись черной силой, распростерла над землей свои объятья, Илья наконец почувствовал себя смертельно уставшим и поднялся в терем. Кукша остался в конюшне и всю ночь не смыкал глаз, следя за конями.
Под утро Ветер пал.
…
В планах Ильи было задержаться на погосте минимум на один день, чтобы дать отдохнуть и людям, и коням. Особенно сильно он тревожился об Угоняе, которого оставил ночью почти в бреду. Но бывалый воин приятно удивил его, выйдя с утра в трапезную без чьей-либо помощи.
- Не скотина я, чтобы от волчьих зубов загнуться! – усмехаясь, пробасил он и тут же махом выпил чарку надобревшего пива. Прихрамывая, вошел и Любим.
- Да уж! Лихо мы вчера! – поддакнул он и сел на мигом освободившееся место с полной чаркой. Слуги расторопно убрали стол всевозможными блюдами и закусками и вкатили огромную пивную бочку.
- Когда, стало быть, выходим? – уточнил Воробейко, не спуская с нее глаз и прикидывая в уме, много ли в ней должно быть пива и на сколько времени его хватит.
- Завтра по утру, едва светать начнет. До Новгорода осталось не более седмицы, там и отдохнем.
- Добрыня, поди, и не ждет нас! – задорно воскликнул Горяч, вцепившись зубами в истекающий жиром и соком мясной окорок.
- Да уж, удивим старика! – подтвердил Илья.
Дружина весело загомонила, забывая вчерашние беды, напенила чарки янтарным пивом и под здравицу великому князю одним духом их опорожнила.
- Эх-х-х!.. – довольно крякнул Угоняй, отставляя чарку. – Хорошо навеселено! Доброе пиво! Так и пронимает!
- Ладное! – смачно вытирая рукавом усищи, пропел Воробейко. – Ей, слуга! Еще поддай!
В дверях незаметно показался Ивор, нерешительно потоптался на пороге и также тихо присоединился к шумной компании. Слуга тут же налил ему полную чарку веселия, но бледный гридень к ней даже не притронулся. Внимательно следивший за ним Илья по одному его виду понял, что парень уже побывал на конюшне и сейчас еле сдерживается, чтобы не разрыдаться.
- Есть ли здесь гусляры да дудочники? – нарочито громко крикнул слугам воевода. – Тащи всех сюда! Девок веди – пускай поют! Чтобы шумело все!
Дружина радостно поддержала его желание и, подгоняя слуг свистом и возгласами, с нетерпением стала ждать появления музыкантов. Те не заставили себя долго ждать. Сбиваясь с ног, они торопливо стекались в трапезную, где неловко останавливались, поджидая сотоварищей.
- Что же вы молчите? – не понижая голоса, воскликнул Илья и широким жестом обвел палаты. – Играйте же! Порадуйте сердца наши счастием и радостью!
Один из гусляров дернул струну, вытягивая высокую ноту, от которой душа Ивора затрепетала пойманной пташкой. Музыка – необычная, нестерпимая во внезапной тишине – тягучей медовой рекой полилась из-под тонких пальцев музыканта, наполняя, казалось бы, сам воздух запахом терпких летних трав. Но одинокие ноты, дрожа и переплетаясь между собой, воспаряли над головами людей и долго звучали по углам и нишам, собираясь в них больными взволнованными сгустками звуков.
У Ивора задрожали губы.
- Хватит! – хлопнул об стол Илья и шумно поднялся. – Другое играйте! Веселое!
Оборванная песня сжалась под рукой гусляра в тугой комок, словно побитая собачонка, и, выдохнув, растеклась обратно по струнам, заставив их протяжно и печально загудеть.
Наступила робкая тишина. Раб-музыкант, не зная, чем вызвал гнев воина, боялся начать играть что-нибудь другое и, обняв гусли, с испугом смотрел на Илью.
- Что же ты? – расхохотался воевода, и смех дюжины воинов ему вторил. – Ай, иди сюда! На чарку! Пей!
Медленными, осторожными глотками, будучи не до конца уверенным в благодушии грозного воя, гусляр отпил половину.
- Как звать тебя, почтенный? – спросил Светлоок, озорно сверкая глазами.
- Храбр, господин.
- Оле! – Воробейко разразился новым взрывом безудержного хохота. – Храбр! Ну надо же!
- Да тише вы, шобутники! – с ленцой заметил Рудый, раскинувшись в резном кресле. – Еще чуток, и душа у хлопца не стерпит – на простор пойдет!
- Да что уж! Но имечко-то! Имя!
- А у тебя? – Рудый глянул из-под дугой изогнутой брови на Воробейко. – Тоже мне птаха малая!
Гигант как всегда густо покраснел, когда кто-то указывал на нелепицу в его имени и росте.
Храбр опрокинул в себя оставшуюся половину пива и, ударив по струнам, неожиданно для всех вывел удивительно легкий и веселый напев, от которого ноги сами так и запросились в пляс. Шумной стайкой были вытолкнуты на середину подоспевшие девицы. Стыдливо прикрываясь цветными платочками, они поддержали Храбра высокими и чистыми голосами, затмевая соловьиную трель, что доносилась из ближайшей рощи.
- Вот тебе и Храбр! – удовлетворенно улыбнулся Рудый, когда смолкли последние ноты. – А ты говоришь! Во чего отчебучил!
- Знатно играет! – заметил Угоняй, переглянувшись с голубоглазой девицей. – А еще жарче можешь?
Вместо ответа Храбр взмахнул рукой, и ласковые пальцы защипом выплеснули в воздух огневую задорную песнь. Все остальные музыканты, признав свою вторую роль, ладно подстроились под сложный мотив Храбра, рождая потрясающую игру звуков и слов.
До самой ночи погост шумел от музыки и плясок и успокоился лишь, когда последний бочонок с пивом уныло показал дно. Изрядно охмелевшие вои разбрелись по горницам и даже сквозь сон продолжали отбивать ногами и кричать здравицы. Угоняй и Любим под вечер и вовсе забыли о своих ранах и так азартно плясали, что унять их оказалось почти невозможным. Илья опасался, как бы они не разбередили себе раны и ночью, когда все легли, несколько раз подходил к ним проверить. Но оба спали мертвецким сном, ничего не чувствуя и не слыша.
Ивор почти не пил. Когда погост уснул и затаился до зарницы, гридень спустился в конюшню, где все также слышался размеренный хруст поедаемого сена.
- Не спится? – Кукша едва различимой тенью сидел на поленнице возле конюшни.
Ивор тяжко вздохнул и сел рядом.
- Похоронил?
- Еще утром. – Ивор сжал губы и устремил взор в надзвездный простор. Яркие искрящиеся звезды тихо мерцали в ночной глубине, лаская усталый измученный взгляд. Теплый ветерок нежно овевал сумрачный лоб, разглаживая морщины и гладя густые светлые волосы.
- Не печалься, - снова заговорил Кукша. – Ведь нынче он свободен.
- Да, это так. Но нынче я потерял своего лучшего друга…
Кукша печально улыбнулся и не проронил больше ни звука.
На следующее утро загон снялся с места и в три дня достиг Новгорода.
…
Весь день на теремном дворе кипела работа. Чадь собирала в дорогу снедь, увязывала теплые вещи, конюхи ковали и чистили коней, наполняя воздух суетливым гамом и шумом. Добрыня лично следил за приготовлениями и, где было необходимо, давал указания и совет. Илья также не упускал ни одной мелочи: ведь может так случиться, что именно из-за нее будет зависеть жизнь кого-нибудь из членов дружины. Большую часть коней, взятых на погосте, сменили на боевых, выносливых жеребцов, которые уже беспокойно стояли на отдельной коновязи и яростно копытили землю.
- Добры кони? – любуясь, спросил Добрыня у Ильи, когда они проходили мимо.
- Хороши!
- Здесь одиннадцать голов. Но, как мне помниться, ты просил еще одного…
- Один мой дружинник – отрок еще зеленый, но доблестный и честный – потерял своего коня в той схватке. Хотелось бы утешить его. Позволишь ему самому выбрать коня?
- Зови хлопца!
Илья поманил к себе Храбра, который помогал увязывать поклажу, и приказал привести Ивора. Через пять минут любечанин в сопровождении лешего подошел к Илье. Посадник невольно поежился, увидев Кукшу, но, совладав с собой, скользнул по нему равнодушным взглядом, приветив Ивора отеческой ухмылкой.
- Илья говорит, что ты не так давно потерял своего верного коня. Идем со мной! – Добрыня первым зашел под кровлю просторной конюшни, увлекая за собой всех остальных. – Выбирай любого!
С легкой улыбкой на губах Добрыня следил за рассеянным взглядом юноши, скользящим вдоль конских спин.
- Вот ладненький конечек! – промолвил он наконец, решив помочь в выборе. – Взгляни, какой навис богатый – и хвост, и грива! А ноги! Все при нем! На грудь посмотри. Такой попрет – и деревья и всех врагов поломает.
Ивор как-то неуверенно покачал головой, и Добрыня тут же подвел его к другому коню.
- Этот неказист вышел, зато смел и боевит. Вынесет там, где другой ляжет. Ничего не боится! Мышей разве что да гадов разных… А ежели резвого хочешь, то вот, гляди! Легкий, звонкий, с припуском от аргамака. Нет? А этот? Чем не хорош конь? Ты только пощупай плечи и шею. Ты когда-нибудь видел в звере столько железа? И роста немалого – тебя любой издалека заметит. Бери его! Опять не угодил?.. Так какого же ты хочешь?
Ивору ничем не хотелось обидеть посадника и, чувствуя стыд, рассеянность и бессилие, негромко ответил:
- Хороши твои кони, добрый посадник. Какого укажешь – на том и пойду.
Добрыня сумрачно нахмурился и перекинулся взглядом с Ильей.
- Нет уж, паря, это тебе решать. Чай, не репу на торговище выбираешь, а друга преданного, который верой и правдой будет служить тебе, пока костьми не ляжет на поле брани. Так ты уж пройдись, осмотри коней да, глядишь, и приглянется тебе кто.
Ивор покорно кивнул головой и медленно прошел вдоль коновязи, на которой справа и слева стояло более сотни коней. Помня совет Добрыни, он решил найти для себя такого коня, который бы ни статью, ни нравом не отличался от погибшего Ветра. Но как такого отыскать? Это уж как угадаешь…
Кукша повсюду сопровождал его, блестящими глазами разглядывая животных. Ивор долго бродил по конюшне, осматривая то одного коня, то другого, поднимал ноги, колупал копыта, щупал шею и грудь, смотрел зубы и по малейшим признакам пытался понять, каков конь по характеру. Вконец устав, потеряв надежду и какое ни есть желание что-нибудь найти, молодой любечанин задержался в дальнем конце конюшни напротив крупного, взъерошенного коня, диковато косившегося на человека.
Завидев его, Кукша чмокнул и попытался приблизиться. Но вороно-чалый жеребец, взвизгнув, мгновенно занес переднюю ногу для удара и с такой силой поставил обратно на пол, что деревянный настил треснул и расщепился на волокна.
- Ого! – заинтересованно протянул Ивор, глядя на коня со смешным чувством уважения и неприязни. Животное в первую очередь привлекало своей необузданностью, чем статями, которые, к слову сказать, были далеки от совершенства. Массивная глубокая грудь, короткая сильная шея, увенчанная несколько тяжеловатой головой с подвижными мохнатыми ушами. Густая черная грива безнадежно свалялась, в хвосте поселился целый ворох репьев и колючек. Тусклая шерсть во многих местах пересекалась старыми рубцами и шрамами, говоря о бурном прошлом коня.
Кукша пристально оглядел его со всех сторон, после чего поднял глаза на Ивора.
- Нравится?
- Не знаю… - Ивор достал заранее припасенную краюху крепко посоленного хлеба и попытался угостить им зверя. Всхрапнув, конь махнул тяжелой гривой и выбил из руки подачку. – Есть в нем что-то… Никогда прежде не видел таких диких. Даже Айлар дает себя погладить.
- Э-э-э, милый! Это конь домового.
- Не может быть!
- Как есть тебе говорю. Если ты раньше таких не видел, то это еще не значит, что их нет. Ты посмотри кругом. Все кони холены, вычищены и нагулены, а этот и вовсе запущен. Это потому, что никто, кроме хозяина-домового, к нему не может притронуться. А конечек хорош! Ох как хорош! Домовой себе плохого не выберет.
Ивор подобрал хлеб и опять попробовал дать коню, и картина повторилась в точности как и в первый раз.
- Никак глаз на него положил? – озабоченно спросил леший, с некоторым беспокойством наблюдая за все новыми и новыми попытками Ивора договориться с конем. – Мертвое это дело! Ни за что тебя не подпустит!
- Вижу, что он заговоренный! Значит, и отходчивое слово на него должно быть!
- Есть-то оно есть, да кто ж его знает?
Ивор вздохнул, лаская глазом конскую шею, и отвернулся. Кукша, потоптавшись, неуверенно дернул его за рукав.
- Ты и вправду хочешь этого коня?
- Да.
- Не обманули тебя глаза. За этой неприглядной личиной бьется ретивое смелое сердце. Этот конь не предаст и не бросит и в смерти и пойдет за тобой в самое Пекло. За услугу твою давешнюю, что избавил меня от лутошки заговоренной, сослужу и я тебе службу немалую. – Увидев, как загорелись надеждой и ожиданием глаза юноши, леший чуть приподнял голову и негромко крикнул: - Тут ли ты, хозяюшка?
Наверху, между бревнами косоруба, зашевелилась вязкая тень, обретая неузнаваемые очертания.
- Ну, тут я… - неохотно отозвался скрипучий голос. – Кто зовет?
- Я! Кукша! Леший издалека!
- А! Леший! Все бродишь тут, околачиваешься, честному роду покоя не даешь… Не ты ли нынче всех старожилов сбаламутил?
- Твоя правда – я.
- Чего же ты еще хочешь? И зачем позвал меня налюди? Иль Уговор запамятовал?
- Не забыл я, почтенный. Да уж дело у меня к тебе… Покажешься али нет?
- А крепок ли разумом человек твой? Как бы не скинулся.
- Да уж брось! Поди, не Чудо-Юдо увидит. Выходи, прошу тебя!
Тень медленно, неуклюже сползла по стене на пол. Конь захрапел, изогнул шею и застучал копытами по настилу, выбивая из-под себя пуки соломы.
По-прежнему хоронясь в тени, домовой подступил к Кукше и Ивору на несколько шагов и остановился. По жилам человека пробежала горячей струей кровь, наполняя мышцы состоянием необычного напряжения, больше похожего на онемение. Большие глубокие глаза – иссиня черные с искрами звездного света – пронзительно глянули в лицо Ивора, в одно мгновенье перевернув всю его душу.
- Чего ты хочешь? Хотя не говори, сам знаю. Никак конь мой вам приглянулся?
- Верно. Давеча пал у него…
- Знаю, - прервал домовой, не дослушав. – Все знаю…
- Подари ему своего! Добром отвечу!
- Так разве же я против? Пускай берет! Вот он стоит.
- Нет, не так! – Кукша решительно шагнул к домовому и очутился на расстоянии вытянутой руки. – Слово скажи!..
Домовой захохотал.
- Я? Слово? Не быть этому! Чтобы у меня, Вазилы, человек коня взял? Где это видано?! Что здесь других коней мало? Не отдам Вилена! А упорствовать будешь – иссушу!
- Что ты нынче так расшумелся, Вазилушка? – медоточиво молвила тень, незаметно появившаяся у стены. – А еще гостя нашего залетного в баламутстве упрекаешь…
Житиня медленной, перетекающей походкой вышел на свет, нисколько не смутившись присутствием человека.
- Я здесь хозяин! – огрызнулся Вазила, но в голосе уже не слышно было прежней бравады. – Зачем ему мой конь? Все равно с ним не справится!
- Коли не справится – конь завсегда дорогу назад найдет. И ты снова будешь пестовать его и наваживать. А уж если сработаются, то сослужит ему добрую службу!
Вазила зыркнул сначала на коня, потом на Ивора и обратил взор на лешего.
- Я такими подарками просто так не бросаюсь! – угрюмо заговорил он, не сдаваясь. – Что ты можешь дать мне взамен?
- А что бы ты хотел?
Ивор решил долгом вмешаться и поспешно предложил:
- У меня куны есть и веревицы. Отдам все, мне не жалко!
Вазила коротко хохотнул, тревожа близко стоящих коней.
- На что мне твои шкуры? Оставь себе, пригодятся. У нас же другим платят. – И многозначительно поглядел на лешего, отчего Кукша невольно вздрогнул. – Не так ли?
- Так.
Житиня, прищурившись, переводил взгляд с одного на другого.
- Может, отойдем? Потолкуем? – вкрадчиво предложил Вазила, приглашая жестом. – Наш разговор не для посторонних ушей.
Прежде чем последовать за ним, Кукша снова взглянул на Ивора, словно бы в последний раз убеждаясь в его решимости взять именно этого коня, вздохнул и молча удалился в тень вместе с домовым. Спустя каких-то пять минут, о чем-то договорившись, они вернулись к остальным.
- Теперь за тобой черед! – напомнил Кукша, и Ивору показалось, что как будто он чем-то встревожен. – Говори ему свое слово!
Вазила поманил к себе парня и заставил нагнуться, чтобы сказать ему то, что должен был услышать только он один.
- А теперь… - Вазила усмехнулся сквозь скорченные злобой губы. – Подойди к Вилену и шепни ему прямо в ухо. Только тогда сможешь ты его обуздать.
Сжимая в запотевшей ладони размякшую краюшку, Ивор сделал несколько осторожных шажков к коню. Вилен запрял ушами, раздувая ноздри с багряным нутром, и стал напряженно перебирать копытами, словно готовясь к прыжку.
- Тихо! Тихо... – ласково успокоил его гридень и подошел вплотную. Конь задрожал всем телом, косясь на человека горящим взглядом. Ивор медленно взял его за привязь, подтянул к себе и едва слышно выдохнул в мохнатое серое ухо заветное слово. Конь как от ветра мотнул головой и пронзительно заржал. Ивор неторопливо перенес руку на шею и провел ладонью по грубой запыленной шерсти. Вилен фыркал, но стоял, не шелохаясь. Юноша еще несколько минут поглаживал его, давая привыкнуть к своей руке, потом отвязал и попробовал вывести в проход.
Конь повиновался ему беспрекословно.
И сразу были видны широкие смелые движения коня, которые особо ценились среди дружинников.
- Спасибо тебе, хозяин! – от всего сердца поблагодарил Ивор и поклонился до самой земли. – За коня твоего доброго! За сердце твое великодушное!
- Ступай с богом, - изменившимся голосом ответил Вазила и с печалью в последний раз взглянул на своего коня. – И ты прощай, милый друг!
И легкой тенью скользнул в угол, слившись с темнотой.
- Иди, иди! – подтолкнул Кукша Ивора. – Я задержусь чуток. Родственничек в гости просит. Иди!
Ивор счастливо улыбнулся, взял коня за повод и вывел из конюшни.
- Вот те на! – не скрывая изумления, воскликнул Добрыня, едва увидел. – Это как же ты его? Ей! Конюхи! Воины! Вы посмотрите-ка кого парень ведет!
Вилен, ничуть не испугавшись мигом хлынувшего люда, с достоинством прошел на коновязь.
- Никак его выбрал? – спросил посадник, не справившись с удивлением. – Норовист конь, человечьих рук вовсе не терпит. Зачем тебе такой?
- Меня-то стерпел, - отшутился Ивор. – Ничего, сработаемся!
Добрыня неубедительно покачал головой и отстал.
не горцев же спрашивать, кто сейчас фиг знает кого с черт знает кем мешает. 
)
