zara
Pro
Новополье. История болезни.
В конюшне обморочно пытаются запустить в эксплуатацию второй ряд денников. Впрочем, второй-то ряд уже доделали, а вот наш ряд – надо зашить стену от крытого манежа и сделать там амуничники – такие ниши напротив каждого денника, с полочками и кронштейном для седла. Потому наших лошадей временно перевели в другое крыло. Зару поставили в денник с краю – чтобы рядом была только Унита, чтобы максимум стен был капитальным, а не фанерным, чтобы окно в деннике открывалось… Там шла наша борьба за Зарину жизнь. Причем, борьба была с Зарой. Во-первых, Зара не желала жрать корм с АСД-2 фракции. Ужасно вонючая штука. Правда, потом она распробовала курагу, которую по полкило замешивали в корм и поливали этим АСД, морды крючила, но ела. Во-вторых, я ее колола уже каждый день. Причем, каждый день в разные полупопия. Значит, я ее ставила на развязки то попой в денник, то попой в коридор. Постановка на развязки означала, что надо плясать тарантеллу, желательно – на моем трупе. Поскольку лошадь нельзя волновать, я пыталась честно петь ей песни, рассказывать стихи и всячески убеждать, чтобы она отдалась шприцу добровольно и без принуждения. Эх! Только через месяц еще я поняла, что все эти пляски носят чисто ритуальный характер…и на них просто не надо обращать никакого внимания, а просто входить и спокойно втыкаться в задницу. Поскольку Зару нельзя волновать, Лиска, когда приезжала в конюшню без меня, брала двух кобыл – Униту работать, а Зару привязывала с сеном так, чтобы она видела Униту и не волновалась. Как только Зара начинала волноваться, она начинала орать и заходиться кашлем. Мнения врачей сошлись на том, что кашель у нее «сердечный» - то есть, хоть легкие и заложены, но воспалительного процесса там нет. Действительно, Зара сильнее и надрывнее кашляла тогда, когда психовала. В общем, основное лечение было направлено на максимальное восстановление работы сердца. Интересно то, что она принимала дибазол с аспирином, сначала по 10 таблеток 2 раза в день, потом мы снизили это дело до 3 таблеток. Но, как только я пыталась снять ее с дибазола – она начинала просто заходиться кашлем. Пришлось ее на дибазол возвращать… Тогда я услышала мнение: может быть, придется держать ее на дибазоле всю жизнь…
Пока мы стояли в той половине денника, был забавный случай. Напомню, что там денник не был укреплен по моему заказу. Стены были пружинящими. Хоть единственной соседкой и была наша любимая Унита, Зарищу все-таки сильно хотелось попрыгать в пружинящую и грохочущую стену попом. Что она и делала (чем всех несказанно радовала сначала – во, лошадь резвится. Значит ей не так уж плохо!). Через неделю стояния там, Света пришла ко мне и сказала, что она поняла – зачем надо было укреплять Зарин денник, и что та половина уже готова, может, Зару уже можно переставить туда? (дело в том, что нашу половину красили и мы ждали, чтобы краска высохла и ей не пахло). Второй случай был… В общем, мне было жутко не удобно. После уколов и прочих процедур я в деннике причесывала Зарищу, и вдруг рукой наткнулась на корочку на ее попе. Видимо, на месте укола. Я решила эту корочку смазать календулой. И, совершенно не сомневаясь в своей правоте, спокойно подошла к попе с мазью… А эта дурища решила, что я совсем обнаглела, и лезу со шприцем даже без развязок. В общем, она затолкала мое тельце к стене, даванула задницей, крутанула корпусом так, что я сгруппировала ручки и прокрутилась вдоль всей стены по ходу ее движения, попала в угол, куда она решила приложить опять зад, под ее задницей протащилась до двери и выскочила в коридор. Пока меня, как кеглю, растирали об стену, я орала, причем матом. А когда я выскочила в коридор, я обнаружила там делегацию детишек, которых Света вела показывать лошадок. Детишки – ладно, но с ними были мамаши. Которые тааак таращили на меня глаза… Я нашла только пролепетать: «Извините, но меня только что чуть не убила собственная лошадь…». На что Света тут же отреагировала: «Да, лошадка болеет, она не хочет, чтобы ей делали укол». Я стою и тупо смотрю на тюбик календулы в своей руке.
Конец ноября – начало декабря.
Грунт встал… То есть – совсем. Снега нет, а морозы начались. Бегать в манеже крытом – нам нельзя – пыльно. А на улице бегать негде – нет грунта. Есть застывшие, скользкие колдоебины. И, по вечерам после работы, мы: Лиска, Сандра и я: - таскаем, таскаем тачки с «использованными» опилками с навозом – делаем говенный круг, чтобы наши лошади могли делать свой «лечебный галоп»… Каждый день опилки «садятся» и надо притащить еще. 20-40 тачек в день… потом – работать там лошадь. Процедуры, ингаляции… Потом – домой, через весь город… Скорее бы выпал снег…
Лошади весь день на улице – очень выручили те попоны, которые мы с Лиской купила на распродаже в Хорзе. (это когда «2 по цене 1»). Но, несмотря ни на что, лошадь кашляет и дышит все хуже. Я пристаю ко всем ветам, которые проходят мимо, чтобы послушали лошадь. Приехала Крицына – пилить зубы кобыле. Попросила посмотреть Зару. Рассказала, что делаем. Рекомендации на лечение услышала – уже направленные на лечение дыхалки, а не сердца. Но, с учетом сердца и почек…Что ж… То, что мы делаем – не помогает. Будем пробовать другое. Выбора у меня нет. Эуфилин, аспаркам, калийсберегающая диета (вся конюшня облизывается, видя «мюсли», которые я делаю Заре: курага, чернослив и изюм без косточек, которых кобыль лопает по полкило в кормежку), замачиваем сено, колем витамины, кленбутерол, порошок «чистое дыхание» в лечебной дозировке, грудные сборы, паровые ингаляции на ночь. Говорят, лошади привыкают к уколам. Ни фига. Но, до меня уже дошло, что танцы наши – сугубо ритуальные, всерьез оно меня не убьет. Потому я без предварительных ласк и серенад просто вхожу к зафиксированной Заре, втыкаю в попу иглу, получаю на это дело козла, а потом спокойно присоединяю шприц – дальше оно стоит, как заинька. Я думаю. Я – тяну время… Потому что одной из рекомендаций было – начать уже картикостероиды. Я купила дексаметазон. Уметь читать – вредно. Я тяну и очень надеюсь, что мне не придется его, декс, применять… Вроде, в начале нового метода лечения, лошади полегчало. Мы начали наращивать нагрузку – бегать на говенном кругу. Появилась надежда, что без декса я обойдусь. А зря… Держать нагрузку она стала лучше и состояние стало стабильным. На уровне: дышит животом и жопой, ноздри в растопырку и с соплями, не кашляет. Теперь – не кашляет…
И меня все мучал вопрос: а не жеребая ли кобыла? Впрочем, он всех мучал. Мы даже находили вторичные признаки жеребости – например, опухшее вымя. Живот рос на глазах. Подозрение было на … Левашово.
У нас в Левашово несколько дней стоял жеребец араб – будучи проездом между «покрыть кобыл». Хозяйка нашей замечательной конюшни как-то удачно пошутила, сказав мне: «Интересно, если араб случайно покроет твою Зару, сколько денег ты за это заплатишь?», на что я совершенно в озверении ответила, что денег я за это не заплачу, а вот поубиваю на фиг всех, по вине кого (и без вины – тоже) араб случайно покроет мою лошадь. Хозяйка поинтересовалась: почему поубиваю-то, вон люди как платят за случку с ним. Я объяснила, что у лошади больное сердце, она жеребости может не выдержать, а я ей почему-то очень дорожу. В общем, глядя на растущий Зарин живот, я вспомнила этот разговор в Левашово. По срокам получалось. Причем, ее общее состояние можно было свалить и на жеребость – с учетом сердца… Почему-то веты отказывались ректалить Зару. Сначала говорили, что рано. Потом – что нет у нее жеребости. Может быть – нет. А может… Так я и пребывала в неведении.
В середине декабря наше состояние «стабильно плохо» перешло в стадию «стабильно ухудшается»… Последняя неделя декабря – лошадь дышит уже даже глазами и ушами, а не только животом. Не кашляет совсем. Хрипит. Ни о каком беге уже нет речи – шагала бы. Последняя неделя декабря… Веты – ловятся только по телефону, и то не все. Гуляева орет на меня в трубу: «Сажай уже лошадь на дексаметазон! Давай вшивать катетер и капать глюканат! Хватит дурью маяться – загубишь лошадь!!!». Но… к нам никто не едет… 30 декабря я делаю первые 10 кубов декса… Потому что лошадь уже не дышит. Я очень надеялась, что к нам приедет Синицына – она должна была 29-го быть в соседней конюшне и заехать к нам. Не срослось. Понимаю, что до конца новогодних праздников мне ждать нечего и некого – сама, Верунчик, сама, сама, сама…(с). Сижу в раздевалке, реву и листаю записную книжку – смотрю, кого из ветов я еще не обзвонила. Ефимов. Двенадцатый час ночи. Звоню…
В конюшне обморочно пытаются запустить в эксплуатацию второй ряд денников. Впрочем, второй-то ряд уже доделали, а вот наш ряд – надо зашить стену от крытого манежа и сделать там амуничники – такие ниши напротив каждого денника, с полочками и кронштейном для седла. Потому наших лошадей временно перевели в другое крыло. Зару поставили в денник с краю – чтобы рядом была только Унита, чтобы максимум стен был капитальным, а не фанерным, чтобы окно в деннике открывалось… Там шла наша борьба за Зарину жизнь. Причем, борьба была с Зарой. Во-первых, Зара не желала жрать корм с АСД-2 фракции. Ужасно вонючая штука. Правда, потом она распробовала курагу, которую по полкило замешивали в корм и поливали этим АСД, морды крючила, но ела. Во-вторых, я ее колола уже каждый день. Причем, каждый день в разные полупопия. Значит, я ее ставила на развязки то попой в денник, то попой в коридор. Постановка на развязки означала, что надо плясать тарантеллу, желательно – на моем трупе. Поскольку лошадь нельзя волновать, я пыталась честно петь ей песни, рассказывать стихи и всячески убеждать, чтобы она отдалась шприцу добровольно и без принуждения. Эх! Только через месяц еще я поняла, что все эти пляски носят чисто ритуальный характер…и на них просто не надо обращать никакого внимания, а просто входить и спокойно втыкаться в задницу. Поскольку Зару нельзя волновать, Лиска, когда приезжала в конюшню без меня, брала двух кобыл – Униту работать, а Зару привязывала с сеном так, чтобы она видела Униту и не волновалась. Как только Зара начинала волноваться, она начинала орать и заходиться кашлем. Мнения врачей сошлись на том, что кашель у нее «сердечный» - то есть, хоть легкие и заложены, но воспалительного процесса там нет. Действительно, Зара сильнее и надрывнее кашляла тогда, когда психовала. В общем, основное лечение было направлено на максимальное восстановление работы сердца. Интересно то, что она принимала дибазол с аспирином, сначала по 10 таблеток 2 раза в день, потом мы снизили это дело до 3 таблеток. Но, как только я пыталась снять ее с дибазола – она начинала просто заходиться кашлем. Пришлось ее на дибазол возвращать… Тогда я услышала мнение: может быть, придется держать ее на дибазоле всю жизнь…
Пока мы стояли в той половине денника, был забавный случай. Напомню, что там денник не был укреплен по моему заказу. Стены были пружинящими. Хоть единственной соседкой и была наша любимая Унита, Зарищу все-таки сильно хотелось попрыгать в пружинящую и грохочущую стену попом. Что она и делала (чем всех несказанно радовала сначала – во, лошадь резвится. Значит ей не так уж плохо!). Через неделю стояния там, Света пришла ко мне и сказала, что она поняла – зачем надо было укреплять Зарин денник, и что та половина уже готова, может, Зару уже можно переставить туда? (дело в том, что нашу половину красили и мы ждали, чтобы краска высохла и ей не пахло). Второй случай был… В общем, мне было жутко не удобно. После уколов и прочих процедур я в деннике причесывала Зарищу, и вдруг рукой наткнулась на корочку на ее попе. Видимо, на месте укола. Я решила эту корочку смазать календулой. И, совершенно не сомневаясь в своей правоте, спокойно подошла к попе с мазью… А эта дурища решила, что я совсем обнаглела, и лезу со шприцем даже без развязок. В общем, она затолкала мое тельце к стене, даванула задницей, крутанула корпусом так, что я сгруппировала ручки и прокрутилась вдоль всей стены по ходу ее движения, попала в угол, куда она решила приложить опять зад, под ее задницей протащилась до двери и выскочила в коридор. Пока меня, как кеглю, растирали об стену, я орала, причем матом. А когда я выскочила в коридор, я обнаружила там делегацию детишек, которых Света вела показывать лошадок. Детишки – ладно, но с ними были мамаши. Которые тааак таращили на меня глаза… Я нашла только пролепетать: «Извините, но меня только что чуть не убила собственная лошадь…». На что Света тут же отреагировала: «Да, лошадка болеет, она не хочет, чтобы ей делали укол». Я стою и тупо смотрю на тюбик календулы в своей руке.
Конец ноября – начало декабря.
Грунт встал… То есть – совсем. Снега нет, а морозы начались. Бегать в манеже крытом – нам нельзя – пыльно. А на улице бегать негде – нет грунта. Есть застывшие, скользкие колдоебины. И, по вечерам после работы, мы: Лиска, Сандра и я: - таскаем, таскаем тачки с «использованными» опилками с навозом – делаем говенный круг, чтобы наши лошади могли делать свой «лечебный галоп»… Каждый день опилки «садятся» и надо притащить еще. 20-40 тачек в день… потом – работать там лошадь. Процедуры, ингаляции… Потом – домой, через весь город… Скорее бы выпал снег…
Лошади весь день на улице – очень выручили те попоны, которые мы с Лиской купила на распродаже в Хорзе. (это когда «2 по цене 1»). Но, несмотря ни на что, лошадь кашляет и дышит все хуже. Я пристаю ко всем ветам, которые проходят мимо, чтобы послушали лошадь. Приехала Крицына – пилить зубы кобыле. Попросила посмотреть Зару. Рассказала, что делаем. Рекомендации на лечение услышала – уже направленные на лечение дыхалки, а не сердца. Но, с учетом сердца и почек…Что ж… То, что мы делаем – не помогает. Будем пробовать другое. Выбора у меня нет. Эуфилин, аспаркам, калийсберегающая диета (вся конюшня облизывается, видя «мюсли», которые я делаю Заре: курага, чернослив и изюм без косточек, которых кобыль лопает по полкило в кормежку), замачиваем сено, колем витамины, кленбутерол, порошок «чистое дыхание» в лечебной дозировке, грудные сборы, паровые ингаляции на ночь. Говорят, лошади привыкают к уколам. Ни фига. Но, до меня уже дошло, что танцы наши – сугубо ритуальные, всерьез оно меня не убьет. Потому я без предварительных ласк и серенад просто вхожу к зафиксированной Заре, втыкаю в попу иглу, получаю на это дело козла, а потом спокойно присоединяю шприц – дальше оно стоит, как заинька. Я думаю. Я – тяну время… Потому что одной из рекомендаций было – начать уже картикостероиды. Я купила дексаметазон. Уметь читать – вредно. Я тяну и очень надеюсь, что мне не придется его, декс, применять… Вроде, в начале нового метода лечения, лошади полегчало. Мы начали наращивать нагрузку – бегать на говенном кругу. Появилась надежда, что без декса я обойдусь. А зря… Держать нагрузку она стала лучше и состояние стало стабильным. На уровне: дышит животом и жопой, ноздри в растопырку и с соплями, не кашляет. Теперь – не кашляет…
И меня все мучал вопрос: а не жеребая ли кобыла? Впрочем, он всех мучал. Мы даже находили вторичные признаки жеребости – например, опухшее вымя. Живот рос на глазах. Подозрение было на … Левашово.
У нас в Левашово несколько дней стоял жеребец араб – будучи проездом между «покрыть кобыл». Хозяйка нашей замечательной конюшни как-то удачно пошутила, сказав мне: «Интересно, если араб случайно покроет твою Зару, сколько денег ты за это заплатишь?», на что я совершенно в озверении ответила, что денег я за это не заплачу, а вот поубиваю на фиг всех, по вине кого (и без вины – тоже) араб случайно покроет мою лошадь. Хозяйка поинтересовалась: почему поубиваю-то, вон люди как платят за случку с ним. Я объяснила, что у лошади больное сердце, она жеребости может не выдержать, а я ей почему-то очень дорожу. В общем, глядя на растущий Зарин живот, я вспомнила этот разговор в Левашово. По срокам получалось. Причем, ее общее состояние можно было свалить и на жеребость – с учетом сердца… Почему-то веты отказывались ректалить Зару. Сначала говорили, что рано. Потом – что нет у нее жеребости. Может быть – нет. А может… Так я и пребывала в неведении.
В середине декабря наше состояние «стабильно плохо» перешло в стадию «стабильно ухудшается»… Последняя неделя декабря – лошадь дышит уже даже глазами и ушами, а не только животом. Не кашляет совсем. Хрипит. Ни о каком беге уже нет речи – шагала бы. Последняя неделя декабря… Веты – ловятся только по телефону, и то не все. Гуляева орет на меня в трубу: «Сажай уже лошадь на дексаметазон! Давай вшивать катетер и капать глюканат! Хватит дурью маяться – загубишь лошадь!!!». Но… к нам никто не едет… 30 декабря я делаю первые 10 кубов декса… Потому что лошадь уже не дышит. Я очень надеялась, что к нам приедет Синицына – она должна была 29-го быть в соседней конюшне и заехать к нам. Не срослось. Понимаю, что до конца новогодних праздников мне ждать нечего и некого – сама, Верунчик, сама, сама, сама…(с). Сижу в раздевалке, реву и листаю записную книжку – смотрю, кого из ветов я еще не обзвонила. Ефимов. Двенадцатый час ночи. Звоню…
.
