Есть такой маленький город – Питер. Есть круговорот людей в природе. Я вернулась на север…
Мы вспоминали. Нам было – что. Потом я ехала домой по окружной, пропускала через себя окантовку фонарей, жила в двух измерениях. И я поняла: у меня остался еще один долг. Есть еще одна лошадиная душа, которая все эти годы бьется во мне, как бабочка о стекло. И, может быть, если я расскажу о ней – она упокоится. И, может быть, если я расскажу о ней, я обрету покой…
История лошади. Лира.
Это было в том месте, где я нашла свою лошадь…
Оттуда мы ушли. Теперь совсем рядом, руку протянуть, была конюшня, где я купила Зару. Теперь это были наши соседи. Нам просто повезло…
Ближе к осени мерин Бостон со своей хозяйкой переехали в другую конюшню. И денник рядом с Зарой освободился. Я переставила Зару в денник Бостона – там были выше потолки. И тот, что был под скатом крыши – стал свободен. Однажды, приехав в конюшню, я обнаружила в нем лошадку.
Это была маленькая лошадка. Я таких никогда не видела. Маленькое, рыжее, безумно лохматое , клочковатое существо не поднимало голову от пола и что-то ело. В тусклом свете разглядеть существо было сложно.
Пришла хозяйка конюшни, прошла через наш денник к новой лошадке.
- Таня, у вас новая соседка. Ее зовут Лира, – с какой-то незнакомой мне, напряженной интонацией, сказала хозяйка. Я занялась чисткой своей лошади, но… что-то было не так. Хозяйка конюшни, поджав губы, колдовала щетками по рыжему, лохматому тельцу, периодически тихо бурча что-то. За этим занятием я их и оставила. Мы с Зарой пошли в парк…
Вернулись мы как полагается – за час до ужина. Час за возней с копытами, массажами и просто разговорами прошел незаметно. Хозяйка конюшни раздала миски и позвала меня в денник Лиры:
- Смотрите.
- А почему она не ест?
- Она не знает, что это можно есть.
Лошадка сунула морду в миску и деловито продолжила есть свежие, чистые сосновые опилки с пола…
- Как это? – вытаращила я глаза. Даже в той конюшне, откуда я забрала Зару, лошади знали, что такое обычный овес.
- Подойдите, посмотрите ее поближе.
Я вместе с хозяйкой конюшни подошла к лошадке и провела рукой по ее мохнатому (теперь длинная шерсть была расчесана) боку. Под длинной, уложенной щетками шерстью скрывался скелетик.
- Ты что, ее купила?
- Нет, взяла на постой. Ее хозяйка будет работать у нас конюхом, девочка неплохая. Не очень опытная, но научится. Хватило же у нее ума забрать лошадь из той конюшни…
- Из какой?
- Сосновка.
Я ничего не знала о Сосновке, мне ничего это не сказало.
- А почему она такая лохматая? Лето же. Это порода такая?
- Нет, просто чтобы перелинять такой лошади надо помогать. Линька отнимает у них много сил. Хорошо линяют только стабильно сытые и здоровые лошади. У этой просто сил на линьку весной не хватило… А у девочки-хозяйки нет денег на то, чтобы ее побрить… ну, ничего, теперь все будет хорошо. Вот только научим ее нормально есть…
Рыжая лошадка подняла морду от пола. У нее было детское, наивное, умильное лицо. Существ с такими лицами нельзя обижать… это – грех.
Оказалось, что и характер у лошадки под стать лицу: детский, непоседливый, веселый и шкодный. Ее хозяйку я за месяцы видела всего несколько раз. Конюха из нее не получилось… Девочка то болела, то училась, то ей просто было некогда.Характер у девочки был такой же легкомысленно-безалаберный, как и у кобылки… А хозяйка нашей конюшни – откармливала Лиру, работала ее на корде (ибо отъедавшаяся молодая – а ей было года четыре! – лошадка становилась активной и ее непоседливость становилась непослушанием). Лира откормилась на отборном овсе и подкормках с витаминами, из нее вычесали длинную шерсть, правда – не до конца, но стала она блестящей и шелковой.
А однажды я приехала в конюшню, Зара стояла с чисто убранном старом своем деннике, и ее соседом был тот самый Бостон… Он вернулся.
А Лира?
Лиру ее хозяйка поставила в ту конюшню, откуда я забрала Зару… мы часто встречали ее в поселке и парке. Грустная, исхудавшая Лира с тусклым детским обиженным лицом возила прокат. У нее скоро появилась дурная привычка – ложиться под всадником. Почему-то мне казалось, что это не привычка… Просто у маленькой лошадки нет сил работать. Почему Лира переехала? Хозяйка лошадки так и не стала работать в конюшне, и за постой не платила. Потому, когда Бостон и его хозяйка сообщили о своем желании вернуться – Лире предложили съехать. Похоже, что хозяйку Лиры приняли на постой не только за прокат, но и частичной оплатой постоя, или опять же работать конюхом – в той конюшне конюха не было давно, а хозяева конюшни с уборками не парились, приезжали из города только прокат вести. Меня удивлял тот прокат – как будто люди не видели исхудавших, шатающихся под их весом лошадей, еле переставляющих ноги под всадником и жующих сухие осенние листья…
Потом мы уехали из Озерков на Выборгское шоссе…. И я старалась не думать о Лире, о Ксюше и жеребенке Ляле, о когда-то роскошном текинском жеребце Матиссе, ноги которого изъедены мокрецами, а шерсть из золотой превратилась в тусклую грязно-желтую, топорчащуюся на ребрах, а уголки рта в вечно запекшейся крови – очень мягким был его рот, нельзя было на трензеле… Я хотела не помнить. Я старалась не слышать.
Есть такой очень маленький город – Питер…
А Лира? В той конюшне тоже надо было освободить денник, а Лира, наверное, работать уже не могла. И девочка, хозяйка Лиры, договорилась и поставила кобылку в тот сарай, что остался после нас. Лира стояла там одна… Была зима. Морозная зима.
Ничего не изменилось. Девочка приезжала очень редко – она то болела, то училась, то ей было просто некогда… Она привозила тетке, которой «поручила» следить за лошадкой, несколько пачек геркулеса. И ломала Лире еловых веток – много, целую охапку. У девочки не было денег, чтобы купить овса и сена… Сердобольные озерковские конники – как их притягивало к тому сараю! – проходили мимо по случаю, и почему-то с собой у них было немного сена для закрытой в сарае Лиры… И одна из таких конниц заметила, что лошадка какой уже день? не встает… И позвала на помощь. Сарай вскрыли. Поднимать лошадку не было смысла – температура ее тела была ниже 32 градусов. Она не поднимала уже головы, а ее тельце примерзло к никогда не убиравшемуся полу… Лошадку накрыли принесенными попонами… Она тихо ушла. Как уснула. Девочке, ее хозяйке, звонили. Звали. Но – она то ли училась, то ли болела, то ли ей было просто некогда… А потом приехал ее дядюшка и долго ругал обескураженных озерковских конниц за то, что они убили их лошадку. Потом были татары и тельце Лиры разрубили на корм собакам. А куда его еще?
Сложила крылья рыжая бабочка.
Пусть будут зелеными луга и покойными души всех лошадей, которые умерли в том месте, из которого я забрала Зару.
Я теперь очень далека от той жизни, в которой началось мое конное настоящее. Если бы я знала и могла тогда столько, сколько сейчас – может быть, я прожила бы эту жизнь иначе…
Имени девочки, хозяйки Лиры, я не помню…
Спокойной ночи.
