Re: Старые клячи. Гасконь стр. 721
НЕ надо тереть!!!! Пусть все остается.
Про стрельбу.
Раз уж я упомянула.
Как это начиналось…
В милицию я пришла со своей приятельницей по университету Наташкой. Надо было как-то реализовать начатки юридического образования, да и продолжить обучение бесплатно тоже было бы приятно. Ну, да про свой приход в милицию я, кажется, рассказывала…
Всех «первогодков», поступивших на службу, гоняли на курс молодого бойца. С отрывом от производства, и обязательно. Там был некоторый юридический ликбез, какая-то вольная борьба и обязательно – стрельба из макарова. Со сдачей экзаменов. Мы с Наташкой очень хорошо спарились в той самой борьбе, выучили нужные движения, и очень плавно (говорят даже пластично), в ритме танго, эти движения красиво и технично делали. Даже сдали экзамен, хотя инструктор ржал. Правда, организм он все помнит, и завернуть руку за спину здоровенному мужику я могла еще долго. Или сломать большой палец руки.
Ну, да я про стрельбу.
Стреляли мы с огромном тире, там был и класс, и учебные стенды, и несколько рубежей с мишенями. Пистолета я в руках не держала ранее, помнится, была винтовка ТОЗ-8, двухстволка охотничья… Макаров оказался очень неудобным. У меня не хватало длины пальцев, чтобы рукоять легла на мягкую часть между пальцами.
В тире занятия вел роскошный мужчина, седоволосый капитан с голубыми, улыбающимися глазами. Группа была человек 40. На рубеж выходили по пять.
Тут что-то случилось с моей Наташкой. Она позеленела и заявила, что стрелять – она не может в принципе. И реально начала падать в обморок. Наташку откачали, прислонили к стенке на лавочке. Выяснить, почему она стрелять не может тогда я не смогла. Позже она что-то бредила про женщин, которые должны не убивать, а рожать, потому оружие им в руки брать просто невозможно.
Надо сказать, что у меня тоже были некие психологические трудности, когда надо было стрелять в первый раз. Я вышла на огневой рубеж, встала, вытянула руку с пистолетом вперед и поняла, что что-то явно со мной не то. То ли Наташкины закидоны повлияли, то ли что. Но, чтобы навести оружие на мишень и нажать на спусковой крючок, мне пришлось быстро прогнать в мозгу: боевое оружие. Им реально можно убить. Да, там мишень. А, предположим, что это не мишень, а тот, кто хочет обидеть моего детеныша! И на этом я выстрелила, четко видя мишень, которая хотела обидеть моего детеныша. Попала в 10. Так был пройден барьер ответственности за использование боевого оружия. Мы стреляли одиночными по-очереди. Я по злобе на мишень всадила 2 из 3 в десятку, один в девятку. Капитан, подозрительно глядя на меня, поинтересовался: впервые стреляю из пистолета? – Да. – А, - сказал капитан, ну, больше у тебя так не получится. И он был прав. Лупила в центр мишени я только, когда злилась. Правда, молока тоже почти не было. Разбирать макарова мне не понравилось: пружиной мне все время прищемляло кожу на руках. А при выстреле отдачей мне било в сустав большого пальца. Через несколько дней я имела приличную гематому… Но стреляла: мне – нравилось.
Наташку заставили взять пистолет и выйти на огневой рубеж. Она его уронила, почти в обмороке уползла. Пистолет был снят с предохранителя и готов к выстрелу…. Позеленевший капитан сообщил, что если мы с деушкой ничего не сделаем и она не сдаст экзамен – ей кранты, испытательный срок она не пройдет. Он позаботится.
Неделю мы всей группой занимались с Наташкой психотерапией. И она уже начала постреливать, капитан был доволен уже тем, что она не падает в обморок и не палит никуда, кроме как в направлении мишеней.
И вот настал день экзамена. Мы все отстрелялись быстро (кстати, я с трудом выбила нужное количество очков). Последними на рубеж вышли пять девиц, у которых были проблемы с оружием. Там и Наташка. Остальные четверо были получше, но тоже истерички еще те.
Мы сидели на лавочке вдоль стены. Пятеро наших принцесс выходили на огневой рубеж. Взяли в руки пистолеты. По команде капитана сняли оружие с предохранителя. Навели на мишени. И – только начала звучать команда «одиночными по номерам - огонь!», как в тире погас свет. Огромный сарай, без единого окна, полная и абсолютная тишина и темнота. Абсолютная. И только слабый всхлип на огневом рубеже. Тут мы все выдохнули. Потому что, блин, на огневом рубеже стоят пять истеричек, у каждой в руке боевой пистолет, снятый с предохранителя, и хрен знает, куда сейчас этот пистолет в темноте направлен.
Раздался спокойный голос капитана: «на огневом рубеже, внимание! Стволы – вверх! Согнуть руку в локте и зафиксировать ствол – вверх! Палец на спуске расслабить, разогнуть, упереть в скобу! Спокойно стоим, не шевелимся, доложить исполнение!»
Девицы дрожащими голосами сообщили, что все исполнили. На чей-то всхлип капитан начал тащить девицу из небытия, разговаривая с ней. Парню, фамилию которого он запомнил, скомандовал найти дверь на улицу и открыть ее. Дверь открылась, капитан скомандовал нам вдоль стены, по одному, медленно идти к двери и выходить на улицу.
Каждый из нас выходя, находясь в ярком прямоугольнике дверного проема, ощущал себя мишенью.
Наши героини вышли минут через 10 в сопровождении капитана. Все, включая капитана, были зелеными. Наташка сползла по стене на землю и зарыдала.
Я потом говорила с капитаном (он сказал, что ему никогда не было так страшно, даже в Афгане). Почему он пошел забирать оружие у девиц только после того, как мы все вышли? Потому, что если бы он в темноте пошел на ощупь искать девиц и пытаться забрать от них оружие – фиг знает, как бы они себя повели. Почему он не велел им убрать палец из проема скобы спускового крючка? Потому что не было уверенности, что они не начнут менять направление ствола, что пистолет не потеряет равновесие, не упадет и тыды. Почему он не сказал поставить оружие на предохранитель? По тем же причинам. Он все это сделал тогда, когда потенциальных жертв осталось в темноте шестеро. А не 40.
Экзамен мы все равно сдавали, на следующий день. И почему-то Наташка, взяв в руку макарова, без особой дрожи, но с позеленевшим от напряжения лицом, всадила три пули в мишень. Не в десятку, нет. Но в мишень – попала.
Потом я отказывалась получать пистолет, когда заставляли. Я реально боялась. Что, когда буду возвращаться домой поздно – могут и отнять. Или что я «обнажу оружие» и применю его тогда, когда буду влезать в очередную уличную драку… Хоть в воздух, а пальну.
К тому времени у меня был уже приличный опыт стрельбы из разных видов оружия. Так уж получилось, что однажды я повезла обрез на экспертизу сама – надо было срочно, сроки по делу уже заканчивались. Три хха! – но обрез, завернутый в коврик, я везла практически по мышкой. Нашла экспертов на Литейном, втерлась в доверие посредством рябины на коньяке и уговорила сделать экспертизу прям при мне. Пока мужики трудились над обрезом, один из них привел меня в тир и предложил пострелять. Мне понравилось стрелять и итальянского дамского револьверчика – вот это было реально мое оружие! Револьверчик был отлично пристрелен, не дальнобойный, но очень удобный и с 5-10 метров бил в цель идеально.
Рябинку мы допили, и я поблагодарила их не только за то, что выручили с экспертизой, но и за то, что дали пострелять – настроение было безобразное, и стрельба чудесным образом это настроение подняла до состояния гармонии с собой и миром. Мужики поржали и, как оказалось, запомнили. И маленького следователя в короткой юбченке с обрезом по мышкой, и револьверчик, который понравился, и про настроение.
Потом я часто приезжала к экспертам. Мужики улыбались при встрече и говорили: что, опять настроение хреново, из чего сегодня будем настроение поднимать? И я пробовала что-то новенькое.
Видимо, тогда я настрелялась на всю жизнь. Потом, в цивильной жизни, у меня никогда не возникало желания пострелять, хотя у мужиков в наших тусовках всегда было с собой что-то интересное… Так, один раз побаловалась из пневматики, но как-то не то…