Записки из Зазеркалья.

  • Автор темы Автор темы Sanna
  • Дата начала Дата начала
А сейчас умеешь? :eek: :D
Сейчас опять не умею! Старая стала, толстая и слабосильная :D:D:D
Но лет с 15 и до... скольки-то там, могла. Мы специально с Катькой тренировались, на Глобулине - у него спина была провислая и хребет торчал (не от недокорма, а уже от возраста, думаю). Мы подпрыгивали, ногой цеплялись и подтягивались. Потом и на на других лошадей научились, а сложнее всего было запрыгивать на Саза, хоть он и был малявка, 152 всего. Зато круглый совершенно, не за что зацепиться :D
 
Продолжаю...
В общем, летние каникулы 84 года у меня выдались насыщенные - целые дни я проводила на ипподроме, утром тренировка, потом дела конюшенные, помощь в поении-кормлении, затем неспешные посиделки - обед в большой компании, чаепитие под конные и не только байки... После обеда ездили купать лошадей, иногда на "залив", поближе, иногда на канал, подальше, в пески. Иногда ходили сами купаться на "скважину" - мы так называли это место, на самом деле это был такой технический колодец, где проходил стык двух оросительных труб, где-то метр в диаметре. Холодная вода стремительно текла из одной трубы в другую, а в небольшом промежутке между ними мы спасались от жары. Также лазили через стену ипподрома на колхозные виноградники воровать виноград. Я была слабосильная, мне забраться на стену было сложно... Как то раз я отошла от привычного маршрута и обнаружила под стеной лаз. "Ну и пусть все, как дураки, через стену лезут, а я под стеной рраз! - и на другой стороне",- подумала я. Однако по ту сторону стены проходила труба, а на той трубе, прямо над выходом из лаза, располагалось осиное гнездо с весьма сердитыми обитателями. Я ретировалась с такой скоростью, что меня успела укусить только одна оса - в мочку уха, потом несколько дней я ходила с распухшим ухом... Больше я уже не пыталась ходить обходными путями :D
Но все когда-нибудь кончается, закончились и летние каникулы, а вместе с ними и вольготная жизнь.
Начался учебный год, стали набирать народ в учебные группы, нашу детскую выездковую группу расформировали и я попала в учебку. Наконец-то, после "группы здоровья", индивидуально-самостоятельных катаний у ВГ и выездковой группы - настоящая учебка, как положено. Три раза в неделю - езда, прыжки и вольтижировка.
 
приятно читать такие воспоминания :)
у вас там день скакуна намечается, что хоть за программа - как обычно сидеть в конференцзалах?
 
Старая стала, толстая и слабосильная :D:D:D
Ага, ага
t140047.gif

Также лазили через стену ипподрома на колхозные виноградники воровать виноград.
О! Какое хорошее занятие, молодцы! :D:D


приятно читать такие воспоминания :)
Ой, очень. Мне тоже сильно нравится.
Продолжайте, мадам Аня :)
 
:D:D:D
у вас там день скакуна намечается, что хоть за программа - как обычно сидеть в конференцзалах?
Наташ, кроме того, что открытие комплекса и конкур будут 21 апреля, ничего не знаю :))))

Сегодня была на ипподроме. Так что стоп-машина-времени, и назад в будущее :)
Будут только фотки :)
Боевое поле
IMG_20160414_102439.jpg
Гутлысакар и Мердан
P1140671.JPG
Танымал и Мердан
P1140690.JPG
Тойчи и Армен
P1140695.JPG
Огузкент и Бегли
P1140705.JPG


P1140708.JPG


P1140711.JPG


P1140727.JPG
Дурды Чарыевич и Ербент
P1140747.JPG
 
Ой какой Ербент красавец!
Красиво как!

Аня, давай ты определишься, кого первым называешь - всадника или лошадь :D
А то вдруг это Дурды Чарыевич гнедой красавец :D
 
Я тоже поначалу с именами подрастерялась )) Потом поняла, раз имя дважды повторяется на двух снимках - вряд ли это конь )))
 
Вчера на ипподроме прыгали маршрут, прикидка перед соревнованиями, которые будут 21 апреля. Я вчера не попала, хотела, и фотоаппарат даже у мужа взяла, но они в последний момент время переиграли и я не успела.
21 числа тоже сомнительно, что я попаду на ипподром, будет же открытие, приедет известно кто, а безопасность - она превыше всего, так что не факт, что пропустят :(((
В утешение взялась перечитывать "Кони в океане" Урнова, настроение сразу поднялось... Не удержусь, втавлю кусочек:
.... Так что уж я в дальнейшем, на весь беговой день, решил держаться в тени Сергея Васильевича, прибывшего посмотреть, порадоваться, как сын его, Валерий, выиграет в честь двухсотлетия породы «Кубок Крепыша». Почему выиграет? Даже мне было это ясно как на ладони. Великий Фомин, по выражению наездников, хромал на левую переднюю, то есть колено у него не успело зажить, и он в этот день был только зрителем. А Валерий был на подъеме. Он удачно проехал в Париже на приз Триумфальной арки, а пока ездил он в Париж, за тройкой его присматривал сам Кольцов-старший.
Да, Сергей Васильевич был истинный гоголевский ямщик. «И сидит черт знает на чем, а привстал да замахнулся… да затянул…» Петь Сергей Васильевич, положим, не пел, но зато пело да играло все, что ни попадало ему в руки. «Я лошадей зна-аю», — это он сам говорил. Однако он их не просто знал, он их понимал, и даже не как человек, хотя бы и очень знающий, а просто как может лошадь понимать другую лошадь. Вот это было и у Томаса, ковбоя. Внутреннее чутье в отношении к животному, которое у тебя в руках. Вообще я таких людей видел всюду, по всему свету они есть, даже друг на друга похожи, только — редки.
Все признанные ипподромные мастера побаивались Сергея Васильевича. Он, наездник сельский, иногда вдруг приводил какого-нибудь своего конька «на гастроль», как он выражался, и — выигрывал. Ему знал цену директор конного завода, и был директор рад вдвойне, что младший Кольцов уехал пожинать лавры в Париж, а старик за него остался. «У старика-то ведь не руки, а часы фирмы Павел Буре!» — так выражался директор. Почему часы, это уж неизвестно, но понятно было всякому: кони после рук Сергея Васильевича будут идти как идеальный механизм! «А Валерий вернется, — развивал свою идею директор, — и с сердцем проедет». Это уж тем более понятно: молодому на приз ехать способнее, молодым везде у нас дорога!
Словом, приз давно был разыгран в мечтах. И разыгран по всей справедливости. Весь завод, конюхи, кузнецы, табунщики приехали на ипподром, как на праздник. Приехали получить положенное. А сверх того, директор выделил средства, чтобы каждому, кто причастен к подготовке юбилейной тройки, был подарен полутулупчик. Сергей Васильевич заранее присмотрел себе один и даже померил.
Я случайно видел, как он мерил, и в ту минуту вдруг мелькнула мысль, до чего похож он на Пугачева из «Капитанской дочки», когда тот надевает на себя гриневский заячий тулуп: та же ухватка, та же борода, те же быстрые глаза, одним словом, та же… Ну, вы перечтите или припомните и поймете.
Мы шли с Кольцовым через беговой круг, напрямик, чтобы попасть в публику прямо к старту. Нас нагнал в автомашине заводской директор, Борис Яковлевич, и предложил подвезти. Он пожал Сергею Васильевичу руку с исключительным чувством, а когда старик сказал, что хотел бы просто так дойти, еще раз пожал — на прощание, но до скорой и счастливой встречи. Сколько вынесли они, сколько держались, отстаивая честь и смысл этой нашей породы, и вот наступил их день, на их улице — праздник. Сейчас будет старт, потом — победа, потом «До-орогой длинною и ночкой лунною»…
В это время догнала нас какая-то мне незнакомая тройка — рыжие. И наездника я не знал. Но Сергей Васильевич, только увидел его, весь засветился и закричал: «Земляк!» Наездник, немолодых уже лет, тоже, как видно, обрадовался, улыбнулся, но улыбка быстро сошла с его лица. Сергей Васильевич даже спросил:
— Что не весел, земляк?
— Чему радоваться? — отозвался тот. — Остался вот перед самым призом без пассажиров.
Пассажиры на соревнованиях троек обязательны. Они по делу необходимы. Это мы в Америке ездили по-кучерски, управляя в одиночку, а пассажиры были там для вида, но ведь мы ехали трусцой по сравнению с той резвостью, какая бывает в призах. В призе пассажиры — те же кучера, только занятые пристяжками: у каждого в руках по одной вожже, по одной пристяжке. А наездник занят полностью коренником. Секрет заключается в слаженности: пристяжки летят на галопе, несут всю тяжесть экипажа, коренник на рыси дает резвость.
— Куда же они у тебя пропали? — спросил про пассажиров Кольцов.
— Один с температурой под сорок слег, и у другого сорок, только не в том смысле.
— Понимаю… — отозвался Кольцов. И вдруг предлагает: — А что, где наша не пропадала, давай я у тебя за пассажира проеду!
— А второй? — все еще уныло спросил наездник.
— Второй… — Глазки Кольцова по-пугачевски забегали. — А вторым мы безрукого возьмем. Ничего, сойдет!
— Как же так, безрукий-то? — удивился кольцовский земляк.
— Нет, — разъяснил Кольцов, — у него передние конечности имеются, он, по существу, рук лишен.
Тут я понял, что речь касается меня.
— Идет! — повеселел земляк саратовский (С. В. родом был из-под Саратова). — Прошу садиться.
Мы сели в сани на широкое заднее сиденье. Тройка тронулась.
— Ты как, в шансах? — спросил у земляка старик Кольцов.
Земляк опять приуныл:
— Какое в шансах! Коренник правой задней приталкивает. Как бы с хода не сбился. Да и какие шансы! Ведь ясно: Валерий твой один и — близкого никого. Новый Кейтон. Молодежь нас забивает!
— Э, что там, — вдруг встрепенулся Кольцов-отец, которого, как мне показалось, задела эта постановка вопроса о конфликте поколений. — Ты вот что, — велел он совсем по-хозяйски земляку, — ты вертай обратно на конюшню, мы там что-нибудь с тобой придумаем. Нас ведь, стариков, голыми руками не возьмешь.
— Что придумаешь, — по-прежнему уныло отозвался земляк, — когда классу настоящего нет?
— Зато вожжи в руках, — отвечал Кольцов.
Это я от него уже слышал. Как только я у него спрашивал, почему у меня лошадь как-то боком идет, а у него — на чистейшем ходу, он брезгливо косился на меня, а потом причмокивал и говорил: «Вожжи в руках!»
Мы вернулись в конюшню, где размещался со своими рыжими саратовский наездник. Тут Сергей Васильевич еще больше почувствовал себя хозяином.
— Дверь закрой! — велел он мне.
Скоро я убедился, что это от лишних глаз. Колдовать начал Кольцов. У лошадей из хвостов вырвал по волоску и вставил каждой лошади в рот поверх железных удил. Это может показаться в самом деле каким-то шаманством, но, как потом я узнал, то был старинный наездничий прием: чувствительность рта! Малейшее натяжение — особая резь, и лошадь бросается вперед что есть сил. Делал Сергей Васильевич что-то такое таинственное и с правой задней у коренника, притирал ее мазью, пахнувшей дегтем. Потом взял бутыль скипидара, тем же строгим тоном велел мне привязать у каждой лошади хвост и натер скипидаром куда следует. Эффект этого средства очевиден: жжет! Лошадь бежит, ей жжет еще сильнее, потому что пот, скипидар пробирает все глубже, лошадь бежит все шибче, бежит как бы от самой себя!
Наконец, когда уже раздались звонки колокола, призывающего участников к старту, Сергей Васильевич еще раз сам проверил, заперты ли двери, и достал из-за пазухи заткнутую бумажкой четвертинку какой-то темной домашней настойки. Озираясь вовсе по-разбойничьи, так, словно и мы были для него маложелательными свидетелями, он разделил ее в компании… с коренником, которому был первоначально вытащен на сторону язык и туда, прямо в глотку, отправлено оставшееся содержимое бутылки. Заряженный таким образом сзади и спереди, рыжий коренник вынес нас из открытых мною конюшенных ворот с такой прытью, что я едва успел вскочить следом в сани.
Захудалая тройка преобразилась. Если раньше, когда мы их встретили, наездник погонял этих рыжих, похлопывая вожжами по бокам, то теперь он сидел, отвалившись и едва удерживая коренника, а мы уцепились каждый за свою вожжу пристяжек, свивая их в кольцо.
— В духу! — крикнул нам попавшийся навстречу конюх.
А стартер вынужден был взывать, обращаясь к нам в рупор:
— Саратовские, не вырывайтесь! Саратовские, деррржи!
Тут же был и Валерий на вороных. Он напоминал скорее пилота, чем кучера: в обтекаемых очках, кожаных крагах, он легко подавал на старт отлаженную отцом тройку и почти не глядел по сторонам. Только увидев нас на рыжих конкурентах, сначала слегка удивился, а потом, встретившись со мной взглядом, улыбнулся, дав понять, что понимает все это как причуду старика.
— Эй, батя! — даже окликнул он старого Кольцова негромко, но тот, надо отметить, и не поглядел в его сторону.
Сергей Васильевич занят был теперь рыжей тройкой. Как капитан, он отдавал короткие команды наезднику, меня поругивал, требуя: «Проснись!» Трибуна гудела и темнела, закрывая полнеба каждый раз, когда мы разворачивались и проезжали вдоль трибун, чтобы выровняться. Слышны были даже реплики:
— Это кто на рыжих за пассажиров старается?
— Старикашка какой-то и еще с ним студент.
Уж не знаю, почему производил я впечатление студента, когда держался за свою вожжу, положительно не знаю… Разве что в смысле какой-либо аллегории, вроде: «Науки юношей питают».
Дали старт. Вороные Валерия, напоминая в самом деле какую-то кожано-живую машину, устремились вперед, к бровке. У нас был крайний полевой номер, мы оказались сзади, и нам предстояло получить в лицо снежную пыль, летевшую из-под копыт не только своих рыжих, но и всех тех, кто был впереди.
Впрочем, пыли не точно: летели и солидные комья. В какой-то момент, в первом повороте, хотел я на свою пристяжку лихо прикрикнуть, открыл рот, и тут же мне очень плотно его запечатало твердым снежком величиной с хорошее яблоко.
Как передать напряжение призовой борьбы? Говорят, космонавты рассказывают про невесомость так: «Представляете себе воздушную яму? Ух! — и — Ух! Растяните промежуток между двумя „Ух!“ на часы или даже дни — получится невесомость». Призовая езда похожа: летишь куда-то, как в тяжелом сне.
Это у меня бывало так. Но если послушать бывалых наездников, то выйдет нечто совершенно другое. О стремительной борьбе на призовой дорожке мастер повествует так, будто сидел он не на беговой качалке, а на стуле, даже в покойном кресле, и при этом глаза у него имелись не только спереди, но и на… Как это еще понимать, если рассказывает он и о тех, кто трепыхался где-то далеко сзади, так сказать, «глотал пыль» (или, как мы, снег)? «Ну, — рассуждает мастер, — поглотаешь ты у меня пыли!» А сам впивается, как клещ, в едущих впереди него.


Мы заканчивали первый круг, оставаясь все еще сзади, и с трибун до меня (сидел я с полевой стороны) доносились возгласы:
— Студент, ходу!
Однако Сергей Васильевич не отдавал никаких распоряжений. Как Иван Михайлович, капитан, или Томас Кингсли, ковбой, так и наездник Сергей Васильевич Кольцов в решительную минуту производил впечатление человека успокоившегося. «А, наконец-то!» Вроде бы получил то, чего добивался давно, и больше уж ничего ему не нужно.
Сергей Васильевич поглядывал исподлобья вперед: выше поднять голову нельзя, потому что летят снежные комки. И — слегка пошевеливает вожжой.
Мы были предпоследними. Но вскинулась голова у коренника серых, которые шли впереди нас, — это значит, с хода их коренник сбился, перешел на галоп, и тут же издал Сергей Васильевич разбойничий возглас, и мы оказались уже не предпоследними, а третьими. Вел Валерий на вороных. Следом держались гнедые из Кургана. Наш наскипидаренный коренник навис вспененной мордой над пассажирами этих гнедых так, что соперники наши оглядываться стали: «Куда прешь?!»
— Дави, — сказал Сергей Васильевич земляку-саратовцу спокойно, как «морской волк» говорил: «Потравливай» или «Право руля».
Но даже земляк оглянулся, не веря собственным ушам. Настолько было это рискованно и, главное, против правил.
— Дави! — тут уже крикнул Сергей Васильевич, не оставляя сомнений относительно своих намерений.
Дальше все получилось как по нотам. Инстинктивно подчинился свирепой команде земляк, от посыла его чуть подался вперед коренник и, спасаясь от оскаленной конской морды, подались в сторону гнедые: что и нужно было! Мы «сели» на бровку.
— Ты, старый… что делаешь? — кричали нам из экипажа гнедой тройки.
Они и не догадывались, что излишне пунктуальным указанием на возраст подписали себе смертный приговор. Сергей Васильевич, конечно, не удостоил их ответа на вопрос, что делал он и что делает. Зато показал, что будет делать. Из кармана вытащил клоунски огромную связку разнообразных ключей и начал побрякивать ими что было сил. Что получилось? По бровке, сокращая путь, мы продвинулись вперед настолько, что спинка наших саней находилась на уровне морды гнедого коренника. И прямо у него под носом гремели ключи. Призовых рысаков ничем привычным для них не запугаешь, но такого коренник отродясь не слыхал. Он стриг ушами и, несмотря на энергичнейшие понукания своего наездника, не подавался ни на шаг вперед. Сергей Васильевич поставил нашим соперникам звуковой барьер.
Остались только вороные. Один Валерий. Один и никого, как предсказывал саратовец. По сравнению с пророчеством разница заключалась в том, что к фаворитам вороным подбирались аутсайдеры-рыжие.
Но как, в самом деле, можно объехать резвых соперников? Это называется «съесть ездой» — тактикой.
Сергей Васильевич «управлял» наездником-земляком, земляк — коренником. Мы неслись что было сил, так, словно дело происходило уже на финише. Нет, дорога была еще длинная, как выражаются конники. Но мы намеренно делали бросок не вовремя.
Рыжие захватили вороных. Стараясь попасть в такт со стариком Кольцовым, я тоже качал вожжой, высылая свою пристяжную. Вовсю пыхтел наш коренник.
Валерий бросил на нас косой взгляд и опять слегка улыбнулся, крутанул головой: «Во дают!» Что было ему беспокоиться, когда у него — вожжи в руках, класс и резвость в запасе.
С противоположной от трибуны стороны, как всегда, стояла своя, особая публика, и раздались крики:
— Эй, на рыжих, столбом не ошибись!
Дескать, ехали мы так, будто дистанция уже заканчивалась.
Входя в последний поворот, при выходе на прямую, мы с вороными сравнялись. Было видно, как хорошо и свежо идут они, вороные, эта отлаженная самим же Сергеем Васильевичем живая машина. Пристяжки их вытянулись в струну, коренник влег в хомут, Валерий приподнимал вожжи, готовясь сделать последний посыл.
В самом повороте Сергей Васильевич вдруг дернул вожжу на себя. Его пристяжка соответственно начала крениться в сторону, на вороных. Оглушительный вопль вырвался сразу из трех грудей — Валерия и его испытанных пассажиров.
— Батя, что делаешь?! — воззвал Валерий.
Что в самом деле старик вытворяет? Это называется «проехать по ногам». Прямо под копыта вороных лезли наши рыжие. Вороные забеспокоились. Их правая пристяжка подалась в сторону коренника, коренник начал стричь ушами, меняясь ходом.
— Опомнись, батя! — взмолился Валерий.
Вырвав у меня вожжу, старик с остервенением «поливал» сразу обеих наших пристяжных, но, кажется, не за тем, чтобы подвигались они к финишу, а давили вороных. Сергей Васильевич еще и приговаривал: «Вот как у нас, у стариков! Вот как у нас, у стариков!»
Да что же это такое, в самом деле? Я тоже крикнул:
— Сергей Васильевич!
Пугачевские глазки оказались вдруг прямо у меня перед лицом.
— Если ты, безрукий мерзавец, хоть пикнешь, — прошипел старик, — то будешь под копытами снег глотать!
Действительно, это было бы под копытами, потому что справа, с моей стороны, полем надвигались серые.
Вороной коренник вдруг вскинулся — сбился! Сразу же вороные провалились куда-то назад, в бездну. И тут Сергей Васильевич заголосил. Как будто он рожал или его режут, старик кричал: «А-а-а! И-и-и!» Он «звонил», то есть махал вожжами, понукая пристяжных, он звонил ключами под носом у серых, он один вел войну с целым светом, летя на последней прямой.
Коренник наш качался. Наездник-земляк не управлял им, а тащил его на вожжах. Заслоняя полнеба, с грохотом голосов валилась на нас трибуна.
— А-а-ай! А-а-ай! И-и-их! — визжал, буквально визжал Кольцов.
Вороные нас опять настигали. С поля — серые. Летело к финишу девятиголовое чудовище. Три тройки разом. «И сидит-то черт знает на чем… Черт побери все…» Как дьявол за сценой, строил соперникам Сергей Васильевич такие козни, с которыми невозможно было справиться. «Вот как у нас! Вот как у саратовских!» Он бросил под копыта серым свою шапку. Он раскидывал по бровке рукавицы, от чего вороные опять шарахнулись.
Финишного колокола я не слыхал. Никто, наверное, из нас не слыхал. Услышали лошади, к этому звону привыкшие: сами собой они перешли на шаг.
— Ты, земляк, постой, — сказал вдруг с беспокойством Сергей Васильевич.
И не успел саратовец оглянуться, как Кольцов уже выскочил из саней и меня за собой потащил. Пугачевские глазки бегали из стороны в сторону. Дорогой мы подобрали рукавицы и шапку.
— Давай бог ноги! — произнес Кольцов. — Принять надо без сорок.
[7]
Мы с ним пустились, как говорится, «в обратную», по бровке, а там — через знакомые щели в заборах и всякие задние, запасные ворота. Мы крались дворами, подальше от глаз людских, а ветер доносил до нас звуки победного марша, под который рыжие, как видно, уже совершали круг почета.
Расчет наш заключался в том, что проскользнем мы мимо главного входа в то время, когда все будут отвлечены церемонией. А там и автобусная остановка, и только нас и видели! Но у входа стояла «скорая помощь». Мы так, с разбега, в нее и врезались.
Два белых халата с носилками спускались по ступеням. Несли директора, того, что руки нам перед призом пожимал. С большим чувством пожимал, от всего сердца говорил: «Приветствую вас, дорогой Сергей Васильевич!»
Скрываться было уже некуда. Мы даже еще и путь преграждали носилкам. Голова лежавшего приподнялась. Глаза уперлись в нас.
— А, Сергей Васильевич, сыноубийца мой милый, — слабым голосом произнес несомый. — Может быть, ты посоветуешь мне трехсотлетия нашей породы дожидаться и тогда уж ехать на утешительный?
Призы «утешительные» разыгрываются между проигравшими большие призы.
Пугачевские глазки выразили детское отчаяние. Но все же, собравшись с силами, старик Кольцов крикнул:
— А что? Это же спорт! В спорте все случается…
Директор даже привстал на носилках.
— Ты… ты о спорте заговорил? Ах, вот оно что, ты, оказывается, у нас спортсмен…
Директор сел на носилках.
— Сергей Васильевич, как же не стыдно тебе? Спортсмен! Да на себя-то посмотри.
Но тут подбежала к нам еще одна фигура — заводской завхоз.
— Борис Яковлевич, — бросился он к директору, — тулупчики куда теперь девать? Может, старику Кольцову, раз уж он выиграл, дадим?
Кольцова он, вечно озабоченный, и не заметил. Но каменным взором взглянул на старика наездника директор.
— Тулупчик? Дай только поправлюсь да встану, я с него самого шкуру на тулупчик сниму!
И силы оставили энтузиаста.
 
Книжка наверное хорошая, только коннику тяжело про издевательства над животными читать((
Лошади красивые))
 
Испанка, если честно,в ракурсе именно "издевательств над животными" я данный текст не рассматриваю, мне скорее его художественные достоинства милы. К тому же, не секрет, что гораздо более страшные вещи с лошадьми регулярно проделывают ради победы - электростимуляция, скажем... У нас туркмены раньше уши надрезали лошадям - верили, что от этого они резвее будут... Все это, безусловно, ужасно... Но порой изо дня в день видишь такие "условия содержания", по сравнению с которыми скипидар в ж... - просто игра бирюльки.
Я вообще-то отрывок привела потому, что меня фигура старого наездника впечатлила :D:D:D:D
 
Дочка пришла из школы, по дороге подобрала божью коровку. Назвала Анфисой, посадила в склянку и пытается кормить листьями :D. На наши увещевания с просьбой отпустить бедняжку на вольные хлеба, дабы могла она кушать своих тлей, юный экзекутор отвечает: "ну пусть хоть до завтра посидит!".
У детей в школе начался ремонт, посему родителям всуропили по цветку. Я себе отхватила вот такой:
IMG_20160418_191215.jpg

И теперь пытаюсь выяснить, кто оно вообще такое :) Мне с ним до сентября куковать :)
 
Я поняла, в общем, меня просто зацепило. Разница восприятия. Я когда читаю, как человек со сломанной рукой выездку ехал - это подвиг, а когда ради нации и победы на хромой лошади езду ехал, умело скрывая хромоту - не могу воспринять в положительном ключе.
 
Старая школа:)
Победа любыми путями;)
Вывел тех , кто ни когда бы не победил;)
 
@Nudnaya+Zabava , вот спасибо, похоже, это оно и есть. А у меня в определителе картинка совсем не похожа была, я на него и не подумала.
 
Итак, вчера состоялось открытие комплекса и конкур. И я там была, мед-пиво, правда, не пила, но зато у меня с собой был муж, а у мужа - фотоаппарат. Так что все зафотодокументировано :))))
Пришли мы с дочкой Иришкой. Муж погрузился в заботы фотокора, я, как истинная мать-ехидна, с радостью взялась за обязанности дублирующего хронометриста (время засекала, короче), а ребенок был предоставлен самому себе и развлекался на гостевой трибуне. :rolleyes:
Обстановка была для лошадей, как обычно, нервическая - музыка громкая, да еще и хлопающие на ветру ленточки.
Разминочное поле. Ербент позирует фотографам :)
P1140765.jpg
День выдался для лошадей и всадников тяжелый, утром было открытие комплекса, они прыгали, в два часа начались соревнования. Потом, в 5 часов приезжали какие-то гости, перед которыми опять прыгали, а после шести начались съемки, чтобы доснять и дополнить репортаж об утреннем открытии... А часов в 11 вечера пять лошадей погрузили и отвезли на ипподром в Чули, чтобы сегодня они принимали участие в открытии коттеджного комплекса для коневодов.

Первые три всадника снялись, лошади выходили на поле в истерике, Гутлысакар вообще отказался заходить на поле...
Четвертыми были Эзбер и Берекет. Берекет уже взрослый опытный конь, с каким-никаким стартовым опытом, так что маршрут они преодолели чисто, но... забыли прыгнуть одно препятствие... В результате - исключение.
P1140791.jpg

P1140792.jpg

Дальше выступали Мердан и Танымал (да, чтобы не было пунтаницы, как в прошлый раз - первое имя - всадник, второе - лошадь :D). Танымал разнервничался, разнес и не смог зарулить на очередное препятствие... Снят за две закидки...
P1140799.jpg

P1140800.jpg

Шестая ехала Фая Зарипова на Ербенте. Они промчались по маршруту вихрем, чисто и быстро. Мо-лод-цы!!!
Фая успешно выступала на Ербенте в прошлом году, но потом весь год на нем ездили другие всадники, буквально за пару недель до соревнований Фая стала снова ездить на Ербенте и очень результативно.
P1140806.jpg


P1140809.jpg


P1140804.jpg


P1140805.jpg

Продолжение следует...
 
Последнее редактирование:
Сверху