Syryn777
Pro
Спасибо большое, Лена. Это для меня многое значит. Саня по-прежнему помогает мне верить в то, что добрых людей очень много.
Хотелось бы вспомнить тот страшный день, ровно год назад. Так получилось, что по учёбе мы обязаны были месяц практики жить в хозяйстве, поэтому мне пришлось оставить кобылу и уехать в другой город. Затем три дня мы ехали на другую практику, на рынки с ветсанэкспертами и тут же на месяц уезжали за 150 км в другой город на третью практику. Саня решила уйти в единственный день, когда я смогла к ней приехать между этими практиками.
Около полугода мы боролись с её контрактурами на передних ногах, в результате ковки, которая подарила нам два месяца без болячек, начался бурсит. Мы его успешно ликвидировали и я думала, что всё будет хорошо. Но конечно, я уже чувствовала, что хорошо - не будет. По крайней мере, для меня.
Тогда утром ехать я не хотела на конюшню, плохо спала ночью и было ощущение чего-то грядущего. Гнетущего. И неизбежного.
Когда я приехала, на конюшне было много молчащих людей, они спрятали взгляды и начали будто бы расходиться. Конюх сказал мне "золотой не встаёт". Я в телефоне была записана у него "Соня золотой", что означает: Соня, хозяйка золотой лошади. Это была его любимая лошадь, он души в ней не чаял и всегда баловал. Саня на последнем месте постоя никогда ни в чём не нуждалась.
Я подумала, что она просто устала и обязательно встанет, но девочки сказали мне, что они не могут её поднять. Я зашла к Сане, она встретила меня обычным взглядом, типо "Ох смотрите кто соизволил придти". И отвернулась. Такая она была, королевишна. Не с тем яблочком придёшь, всё, обида. Правда, напускная и несерьезная. Я увидела, что она очень обезвожена и решила поставить капельницу. Одела халат(он всегда был на конюшне) и начала заряжать баночку. Саня начала биться - её обычная реакция на уколы, шприцы и всё, что с этим связано. По странному стечению обстоятельств, она просто ненавидела уколы, боялась и дралась как в последний раз, чтобы только её не укололи. Когда она начала биться в деннике лёжа, а затем уползать от меня на передних ногах, я увидела, что задние ноги у неё словно тряпки. Безжизненные, недвижимые и мёртвые. Потыкала туда спокойно иголкой(толстой), убедилась, что чувствительности нет совсем, нигде по всем задним ногам. И поняла, что наверное, это всё.
Вышла из денника и меня затрясло. Я думала о подвесах, возможности что-то сделать, но понимала: новые ноги ей никто не сделает. Не понимала, как такое может быть, что мы столько времени, сил и денег потратили на лечение её передних ног, и вот что случилось с задними. Мысли заметались, как бешеные смерчи: что делать, что придумать, как ей помочь. Сторона врача во мне говорила, что никаких других вариантов, кроме усыпления у нас нет. Сторона частного владельца говорила, что нужно попробовать что-то придумать. Сторона, которая просто бесконечно любит свою лошадь говорила, что мы должны пытаться и сделать всё возможное, чтобы протянуть её ещё.
Но завтра мне нужно оказаться за 150 км от неё. И никто ни под каким предлогом не разрешит мне "откосить". Девочки пытались привести меня в чувство и после какой-то из выкуренных подряд сигарет мне удалось вернуться. Трясущимися руками передать телефон и еле выговорить, чтобы позвонили начкону - она была на стартах в Москве. Я спросила её, что мне делать. Она спросила только "ты готова?".
Но к этому невозможно подготовиться. Мы никогда не будем готовы к тому, чтобы потерять наших любимых. Нам всегда будет больно это чувствовать, и мы никогда их не забудем. Поэтому я сказала, что готова, мы выяснили детали усыпления. Подошла к кобыле, она смотрела довольно-таки обычным взглядом. У неё ничего не болело, она съела весь овёс с обеда и выпила ведро воды, сходила под себя. Девочки проводили меня с конюшни, не разрешили остаться. Я позвонила своей семье и сказала, что усыпляю Саню. Я бы хотела это сделать сама, но боюсь, свихнулась бы, правда.
После этого, я не смогла не напиться, ни как-то ещё убиться. Такое чувство, что организм не принимал вообще ничего. Вечером девочки отзвонились мне и сказали, что она просто уснула и всё прошло очень спокойно.
И начались бесконечные звонки от друзей, семьи, ветеринаров, знакомых и практически всех, кто знал Саню. Звонков было так много, что я уже не спрашивала, кто это, видела только разные номера: московские, питерские, самарские конечно, с Татарстана и откуда только не звонили. Кто только не звонил и не писал, и это наверное то, что помогло мне оставаться на плаву тогда. Всем людям, кто оказывал тогда мне поддержку, низкий поклон и благодарность от всей души. Сердце можно вылечить только сердцем.
Спустя год после потери, я всё ещё очень рада, что Санечка была моей пусть и недолгое время. Она ровно месяц не дожила до наших с ней 3х совместных лет - 22 сентября она ко мне приехала.
Я сделала видео, чтобы почтить её память, оно кривое, но уж как сумела. Сане вообще эти видео не нужны, а вот мне, наверное да.
View: https://youtu.be/9EAAKztdUos
Я не запрещаю ничего никому писать, но надеюсь, что это будут только хорошие слова в память о моей золотой лошадке.
Хотелось бы вспомнить тот страшный день, ровно год назад. Так получилось, что по учёбе мы обязаны были месяц практики жить в хозяйстве, поэтому мне пришлось оставить кобылу и уехать в другой город. Затем три дня мы ехали на другую практику, на рынки с ветсанэкспертами и тут же на месяц уезжали за 150 км в другой город на третью практику. Саня решила уйти в единственный день, когда я смогла к ней приехать между этими практиками.
Около полугода мы боролись с её контрактурами на передних ногах, в результате ковки, которая подарила нам два месяца без болячек, начался бурсит. Мы его успешно ликвидировали и я думала, что всё будет хорошо. Но конечно, я уже чувствовала, что хорошо - не будет. По крайней мере, для меня.
Тогда утром ехать я не хотела на конюшню, плохо спала ночью и было ощущение чего-то грядущего. Гнетущего. И неизбежного.
Когда я приехала, на конюшне было много молчащих людей, они спрятали взгляды и начали будто бы расходиться. Конюх сказал мне "золотой не встаёт". Я в телефоне была записана у него "Соня золотой", что означает: Соня, хозяйка золотой лошади. Это была его любимая лошадь, он души в ней не чаял и всегда баловал. Саня на последнем месте постоя никогда ни в чём не нуждалась.
Я подумала, что она просто устала и обязательно встанет, но девочки сказали мне, что они не могут её поднять. Я зашла к Сане, она встретила меня обычным взглядом, типо "Ох смотрите кто соизволил придти". И отвернулась. Такая она была, королевишна. Не с тем яблочком придёшь, всё, обида. Правда, напускная и несерьезная. Я увидела, что она очень обезвожена и решила поставить капельницу. Одела халат(он всегда был на конюшне) и начала заряжать баночку. Саня начала биться - её обычная реакция на уколы, шприцы и всё, что с этим связано. По странному стечению обстоятельств, она просто ненавидела уколы, боялась и дралась как в последний раз, чтобы только её не укололи. Когда она начала биться в деннике лёжа, а затем уползать от меня на передних ногах, я увидела, что задние ноги у неё словно тряпки. Безжизненные, недвижимые и мёртвые. Потыкала туда спокойно иголкой(толстой), убедилась, что чувствительности нет совсем, нигде по всем задним ногам. И поняла, что наверное, это всё.
Вышла из денника и меня затрясло. Я думала о подвесах, возможности что-то сделать, но понимала: новые ноги ей никто не сделает. Не понимала, как такое может быть, что мы столько времени, сил и денег потратили на лечение её передних ног, и вот что случилось с задними. Мысли заметались, как бешеные смерчи: что делать, что придумать, как ей помочь. Сторона врача во мне говорила, что никаких других вариантов, кроме усыпления у нас нет. Сторона частного владельца говорила, что нужно попробовать что-то придумать. Сторона, которая просто бесконечно любит свою лошадь говорила, что мы должны пытаться и сделать всё возможное, чтобы протянуть её ещё.
Но завтра мне нужно оказаться за 150 км от неё. И никто ни под каким предлогом не разрешит мне "откосить". Девочки пытались привести меня в чувство и после какой-то из выкуренных подряд сигарет мне удалось вернуться. Трясущимися руками передать телефон и еле выговорить, чтобы позвонили начкону - она была на стартах в Москве. Я спросила её, что мне делать. Она спросила только "ты готова?".
Но к этому невозможно подготовиться. Мы никогда не будем готовы к тому, чтобы потерять наших любимых. Нам всегда будет больно это чувствовать, и мы никогда их не забудем. Поэтому я сказала, что готова, мы выяснили детали усыпления. Подошла к кобыле, она смотрела довольно-таки обычным взглядом. У неё ничего не болело, она съела весь овёс с обеда и выпила ведро воды, сходила под себя. Девочки проводили меня с конюшни, не разрешили остаться. Я позвонила своей семье и сказала, что усыпляю Саню. Я бы хотела это сделать сама, но боюсь, свихнулась бы, правда.
После этого, я не смогла не напиться, ни как-то ещё убиться. Такое чувство, что организм не принимал вообще ничего. Вечером девочки отзвонились мне и сказали, что она просто уснула и всё прошло очень спокойно.
И начались бесконечные звонки от друзей, семьи, ветеринаров, знакомых и практически всех, кто знал Саню. Звонков было так много, что я уже не спрашивала, кто это, видела только разные номера: московские, питерские, самарские конечно, с Татарстана и откуда только не звонили. Кто только не звонил и не писал, и это наверное то, что помогло мне оставаться на плаву тогда. Всем людям, кто оказывал тогда мне поддержку, низкий поклон и благодарность от всей души. Сердце можно вылечить только сердцем.
Спустя год после потери, я всё ещё очень рада, что Санечка была моей пусть и недолгое время. Она ровно месяц не дожила до наших с ней 3х совместных лет - 22 сентября она ко мне приехала.
Я сделала видео, чтобы почтить её память, оно кривое, но уж как сумела. Сане вообще эти видео не нужны, а вот мне, наверное да.
Я не запрещаю ничего никому писать, но надеюсь, что это будут только хорошие слова в память о моей золотой лошадке.
Как мы ее уговаривали... И гладили, и кусочками угощали, но стоило коснуться уха даже ладонью... Она вздергивала голову, уворачивалась и периодически впадала в панику. Однажды у нас ушло на одевание уздечки 30 или 40 минут, ноги были оттоптаны у всех. Потом вроде стало поспокойнее, но, оказывается, осталось на всю жизнь.
