НеЛошадиное. Феликс
Ненавижу слово «навсегда»! И слово «невозможно». И «не исправить». Потому что мне сложно примириться с тем, что его нет. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь это сделать. Я – стопроцентный собачник и не могу жить без собак. А без лошадей и кошек – могу. Но почему-то так получилось, по иронии судьбы, что самыми любимыми и незаменимыми для меня стали один рыжий конь и один полосатый помоечный кот, который, как и Рыжуль, появился в моей жизни совершенно случайно…
Я не могла понять, откуда доносился этот писк. Впрочем, это был даже не писк, а плач, громкий, отчаянный. Моросил мелкий противный дождик, на остановке не было ни одной живой души, лишь редкие прохожие пробегали мимо, вжав голову в плечи – июль выдался холодноватым. Я оглядела все соседние деревья – кошки нигде не было. Но плач не прекращался.
Попытавшись локализовать источник звука, я шагнула в сторону скамейки и наконец увидела его. На асфальте, прямо в луже лежал, распластав в стороны все четыре лапки, крохотный серый котенок. Никто не обращал на него внимания, а его плач становился все тише, все слабее.
Я колебалась. Наверное, с минуту. А потом взяла котенка в руки. Он был совсем крошечным, еще слепым, и полностью уместился на ладони. Почувствовав тепло, малыш перестал плакать и принялся лизать мой палец шершавым язычком.
Когда я тащила его домой, соседка, встретившаяся по дороге, увидев свисающий с ладони тощенький серый хвостик, испуганно спросила:
- Это крысенок?!
Так у нас появился Феликс.
Почему-то сразу, даже еще не определив, кто это – кот или кошка, - я решила, что это непременно будет Феликс. Сама не знаю, почему. И уже потом узнала, что это имя означает «счастливый». Счастливчик Феликс. Котенок, которому суждено было жить. Котенок, которому повезло?
В глубине души я почти не верила в то, что он выживет. Неизвестно было, сколько котенок пролежал на улице, да еще в луже, без пищи, и какие последствия это могло вызвать. Ветеринар, к которому мы его отвезли, только развел руками. Мал слишком. Будет жить – значит, везунчик, хотя шансов очень мало. Но ведь это был Феликс! И он выжил. Вопреки собственной слабости, моим опасениям и мнению ветеринара. И все говорили: снова ему повезло.
Кормили мы его специально сделанной молочной смесью из пипетки. Каждое кормление превращалось в целую операцию, требовавшую подготовки и тщательного проведения. Во-первых, смешать все ингредиенты, во-вторых, довести это все до нужной температуры, и в-третьих, накормить страдальца. Думаете, это просто? Котенок отчаянно царапался крохотными, но невероятно острыми коготками, и наотрез отказывался отдавать пипетку, которую нужно было наполнить снова, изо всех силенок сжимая ее беззубыми челюстями, словно он не малютка-слепыш, а самый настоящий бультерьер.
Рос он слабо, отставал в развитии от своих сверстников, но – жил, и это было главное. Я пожертвовала ему на подстилку свою старую вязаную шапку и несколько фланелевых салфеток, а вместо мамы-кошки у него была стеклянная бутылка с горячей водой, завернутая в бумагу и мягкую ткань.
На следующий день после того, как он у нас появился, мы поехали его на дачу. Собаки, к тому времени уже переселившиеся туда с моей мамой, увидев у меня в руках коробку, страшно заинтересовались содержимым.
- Знакомьтесь! – сказала я. - Он будет жить с нами.
Церемонию официльного представления бесцеремонно прервали два носа, большой и маленький, тут же сунувшиеся внутрь и начавшие так страстно облизывать это мелкое несчастье, что я чуть отбила у них вновьприбывшего, пока не замучили своей внезапно вспыхнувшей страстью до смерти.
Шло время, котенок взрослел. Он постепенно научился ходить и начал выглядывать из кухни, где обитал постоянно. На еле державших его ножках, пошатываясь и периодически не вписываясь в повороты, он вошел в большой мир.
В этом мире Феликсу были рады. Потому что он отличался каким-то необычайным умом, добротой и врожденной деликатностью, чем покорял сердца всех окружающих. Казалось, он старался делать все возможное, чтобы не доставлять никаких забот, а приносить только радость. И это ему удавалось.
Еще будучи совсем крошечным, едва открыв глазки и даже еще с трудом передвигаясь, он самостоятельно научился пользоваться лотком, а потом и ходить на прогулку с собаками. Вообще, видимо, из-за того, что в детстве он был лишен общения с себе подобными, Феликс был больше похож на собаку, чем на кошку. В нем не было ни капли кошачьей надменности и тяги к одиночеству. Напротив, котенок был безумно счастлив находиться в обществе людей. Он тенью ходил следом, просился на руки, вставая на задние лапки, а добившись ласки, громко мурлыкал, блаженно зажмурив свои желтые совиные глаза. Впрочем, я подозреваю, что и он сам совершенно определенно и себя считал собакой. Правда, собакой-верхолазом, ибо деревья были его стихией.
Привязчив он был просто до невероятности, особенно ко мне и к папе, так как мы его и выкармливали. Однажды моя мама поехала на дачу и решила оставить там же Феликса, пока мы с папой еще были в Минске. Потом мама рассказывала, что кот практически не появлялся дома, бродил по саду и мяукал, к маме и Наташе не подходил и вообще страдал. А стоило мне войти в калитку, тут же примчался, нервно мурлыкая, вскарабкался на руки и просто вцепился в майку, так, что некоторое время я буквально не могла оторвать кота от себя. И остаток дня, стоило мне выпасть из его поля зрения, начинал нервничать, метаться и искать.
С нашими собаками Феликса связывала нежная дружба. С Элли они устраивали шумные потасовки, чем здорово нас веселили. Иногда становилось даже жутковато, когда кот, казалось, вцепляется собаке в горло или она забирает его голову или лапу в пасть целиком. Но оба были необычайно довольны друг другом и могли бороться часами.
Отношения с Бимом, несмотря на огромную взаимную привязанность, были несколько сложнее. Пес, в силу преклонного возраста, отличался некоторой раздражительностью и мог иногда рявкнуть на кота, но чаще всего они спали рядышком, причем кот сворачивался клубком у самого носа собаки. А уж на прогулке они были как три мушкетера: один за всех и все за одного. Ни один зверь не мог приблизиться к нашей неразлучной троице без риска быть облаянным, обшипленным и изганным на безопасное расстояние.
Феликс обожал прогулки и очень обижался, если его не брали на улицу. Однажды, когда стояли жуткие морозы, а у Феликса разболелось ухо, было решено оставить его дома. Собаки ушли на прогулку незаметно, но как только дверь за ними захлопнулась, кот тут же примчался в прихожую, мгновенно оценил ситуацию, уселся у входа и стал громко и горестно мяукать. Так он просидел до самого возвращения собак, громко доводя до всех ноту протеста. И с тех пор при первых признаках сборов на прогулку кот начинал волноваться, бегать по коридору и нервно мурлыкать, боясь, что его снова забудут.
В отличие от большинства кошек, наш зверек не боялся воды. Напротив, она его завораживала. Он мог часами сидеть и наблюдать за водой, время от времени пробуя ее лапкой. И купание не было проблемой.
Внешность животного для меня – отнюдь не главное качество. Но Феликс был очень красив: шикарный «воротник», «штаны» и роскошный полосатый хвост с черным кончиком. Не один раз я ловила восхищенные взгляды и слышала восторженные комментарии по поводу нашего красавца.
Он был заядлым автомобилистом. И поездки, неважно куда, на машине или на общественном транспорте, абсолютно не были проблемой. Полосатик мог всю дорогу спокойно просидеть на руках (а в машине – и на плече), внимательно разглядывая меняющийся пейзаж за окном.
Как и собаки, Феликс очень настороженно относился к посторонним людям. Поймать его чужому человеку было практически невозможно. Да и к чужим собакам он тоже относился настороженно, и если был один, без «своих» собак, предпочитая скрываться от них на деревьях. По деревьям, надо сказать, кот лазил виртуозно, еще малышом научившись слезать с самых высоких и тонких веток, сразу уразумев, что спускаться безопаснее всего хвостом вниз, дабы не перевернуться. И только добравшись почти до земли, разворачивался и спрыгивал на землю.
Даже будучи ярко выраженным хищником, кот мог спокойно находиться в одной комнате с моим чижом Чарли, не пытаясь достать последнего из клетки. А любимой его игрушкой был маленький мячик, который он мог гонять и подбрасывать вверх до бесконечности. Неравнодушен он был и к компьютеру. Уж не знаю, чем его так привлекало данное чудо техники, но Феликс обожал спать, пристроившись возле монитора, или следить за передвижениями курсора.
Если кто-то заболевал, пушистик, каким-то непостижимым образом угадывая это, приходил и, мурлыкая, пристраивался рядом, согревая своим теплом. Однажды, когда я заболела, он целый день пролежал, прижавшись ко мне, и даже поесть не вставал.
Удивительно, но кот никогда не кусался и не царапался. Даже медицинские процедуры он переносил стоически, мог мяукать, но причинить боль человеку не пытался ни разу. Благодаря полосатому окрасу, у него была богатейшая мимика, и если он был чем-то недоволен, его глаза сразу становились злыми, и кот гордо удалялся. Но до банальной мести не опускался никогда.
Хотя свои предпочтения демонстрировал довольно явно и просто не подходил к человеку, который ему не нравился.
Впрочем, была у него одна привычка, доводившая меня почти до обморока. Феликс обожал смотреть в окно, сидя на форточке. Учитывая то, что наша квартира находится на шестом этаже, я затерроризировала всех домашних требованиями не открывать окон, если кот находится в комнате, или запирать дверь, чтобы он не мог проникнуть к вожделенной форточке. Мне все время казалось, что он упадет. Наверное, у меня слишком сильно развито шестое чувство. Потому что… однажды случилось именно так.
В ту ноябрьскую субботу я ехала домой с конюшни, где навещала Рыжика, и радовалась. Хорошей погоде, еще трем предстоящим выходным и просто тому, что жизнь прекрасна. А Феликса уже не было.
Я слышала три версии того, как это произошло… Мне было все равно. Потому что Феликс в это время уже лежал на асфальтированной дорожке под нашими окнами. Говорили, ему просто не повезло, ведь кошки выживают, упав и с большей высоты. Говорили, это судьба, а он просто израсходовал свой запас счастья.
Снова и снова я возвращаюсь в тот ноябрьский день и думаю о том, что все могло быть по-другому, если бы… Неправда, что стоит похоронить – и становится легче. Мне легче не стало. Я так и не смогла видеть его мертвым больше, чем на одно мгновение. Потому что то, что мы закопали под старой сосной, которую он так любил – это ведь был не он, не мой Феликс. Я помню его другим: маленьким неуклюжим плачущим комочком, роскошным красавцем, ласковым тигренком… Но только не таким.
Кто знает, возможно, когда-нибудь появится какой-то другой котенок. Может быть, он будет счастливее. Но второго Феликса уже не будет…
Бим пережил своего друга всего на две недели. И прошло уже пять лет с тех пор, как их обоих не стало, но по-прежнему люди, которых я даже не знаю, во время прогулок с Элли говорят мне, что очень хорошо помнят, как мы гуляли в те времена, потому что часто наблюдали за нами из окон. Две собаки, большая и маленькая, и кот – это ведь так необыкновенно…
