Как Гонжище снова был самой больной лошадью в мире
Что-то не везет нам последний год. То одно, то другое…
Звонок раздался в пятницу. А.
- Срочно позвони В.!
- Что случилось??? – холодею я.
- Кажется, Гонг сломал ногу…
Стараясь не выпустить из ослабевающих рук телефон, набираю В.
- Кажется, Гонг сломал ногу, - слышу ту же информацию, в которую совершенно невозможно поверить. – Он на нее немного опирается, но она выглядит в два раза больше, чем другая…
Ночь прошла в беспамятстве. Пока не было еще слишком поздно, пыталась дозвониться Б. и С. – двум ветеринарам, у которых есть рентген – но оба были за пределами нашей родины с отключенными телефонами.
На первой маршрутке рванула в конюшню.
Грустный Гонжище стоял в деннике, туго забинтованная левая задняя нога поражала толщиной. Правда, конь на нее опирался и даже разминал здоровую ногу, видимо, уже не способную отвечать за устойчивость всего организма, время от времени поднимая ее и поджимая к пузу. Это внушало оптимизм.
9 утра. Выяснив, что С. только буквально вот ночью укатил в Москву, пытаюсь дозвониться Б. – единственной рентгенной надежде. Мне везет – он как раз на пути к Минску. После 12 можно набрать снова – будет знать, когда сможет нас навестить.
Пытаюсь поднять моральный дух болящих, делаю Т-Touch-ный массаж, чтобы ему хоть чуточку полегчало.
В 12 снова набираю Б. Говорит, будет после 15. Точнее сказать не может.
Нервное напряжение уже зашкаливает, поэтому иду бродить по окрестностям. Погода для прогулок так себе – то солнце, то проливной дождь. Кроссовки насквозь мокрые. Прохожу по каким-то деревням, лугам и перелескам. Уже и Дзержинск недалеко, когда решаю повернуть назад – вдруг Б. скоро приедет.
Однако надежды тают как дым. Он не отвечает на звонки. Хотя, наступив на горло собственным представлениям о том, что нельзя же быть такой настойчивой, набираю номер раз в 20 минут.
Наконец, отвечает.
- Буду не раньше 18.30.
Я готова упасть замертво рядом с Гонжищем. Но продолжаю развлекать его сеансами массажа (ему это нравится, вообще на попытки массировать больную ногу он радуется, подергивает губешками).
Ужасно жалко его, потому что звери обычно они умеют звуками показывать ведь, что им нехорошо. Собаки скулят, коты мяукают, а лошади стоят и страдают молча.
Читаю книжку в деннике, ближе к назначенному времени выхожу – смотреть на дорогу.
Наконец, приезжает Б. Достает рентген-аппарат – такой, похожий на большой фонарь, колдует над подключением, идем в денник. Что-то не так с контактами – аппарат не включается. Да, он же вчера начал барахлить. Кажется, я прямо сейчас упаду в обморок.
Самый напряженный момент – когда на экране ноутбука появляется снимок. Наверное, я даже не дышу.
- Пациент скорее жив, чем мертв, - бормочет Б.
- Что там?! – выдыхаю я.
- Перелома нет. *мысленно танцую джигу* Возможно, вот здесь трещина. Надо сделать еще один рентген.
В результате имеем четыре рентгена, отстутствие перелома, присутствие старой травмы (в еще «донашу» эпоху). Что-то там вроде как трещинка (или нет?), но ничего страшного. Жить будет. И даже, возможно, неплохо.
А сколько ему лет? 17? Ну, старый конь уже, что ж вы хотите. Какой он старый, возмущаюсь я. Он в самом расцвете сил… то есть лет! В общем, цветущий организм!
В результате – ничего не колем, потому что ногу сам должен беречь. Охлаждаем. Как можно чаще.
Радостно заливаю денник водой (которую потом так же радостно выгребаю).
На следующий день (у девчонок местных выходной) мчусь, отпросившись пораньше с работы, в конюшню. По дороге, не найдя лошадиной охлаждайки, покупаю человеческую мазь. Успеваю на маршрутку в 18:00.
- У вас, - спрашиваю, - маршрутка на 20:00 из Дзержинска идет? (она новая, эта маршрутка, только-только пустили).
- Идет, - говорит водитель.
- Точно?! – с нажимом переспрашиваю. – Я там не останусь?
- Ну, если что, звоните – я сам за вами приеду.
Гонжищу, кажется, лучше. Во всяком случае, он усиленно щемится из денника в проход. Поэтому ставлю его на развязки и притаскиваю шланг с водой. В проходе почти потоп, зато Гонжище доволен – поднимает больную ногу и вытягивает в сторону, чтобы мне сподручнее было ее поливать. Еще один сеанс массажа, немного жду, наношу мазь и бегу на маршрутку. Мазь действительно охлаждает – рука, несмотря на то, что помыта, чувствует приятный морозец.
Кстати, охлаждаек лошадиных в Минске нет. В среду нахожу в Ратомке, коллега в обеденный перерыв доставляет меня туда.
Но в тот же день раздается еще один звонок из конюшни. Я в предобморочном состоянии.
- У Гонга открылась ранка и вытекает гной. Звонили И. (еще один ветеринар) – говорит, надо пробовать шагать. Но вообще – ему уже лучше.
Так что охлаждайка уже не нужна, нужно «загонять» в открывшиеся ранки (их несколько) новое лекарство.
Следующие две недели Гонжище развлекается тем, что шагается в руках (спасибо девчонкам!) и обрабатывается. Когда я приезжаю, выпускаю его прогуляться на плацу. Гонжище невесел – ему хочется к друзьям, а не пущають. Больше ничего не вытекает, но нога все равно отекшая (хотя и не так сильно). Курс лечения меняется на промывание хлоргексидином, смазывание еще не закрывшихся ранок левомеколем и нанесение ихтиолки на нераненую, но отекшую область.
Приезжает со мной Наташа. Тискает коню ногу, пытается развлечь прогулками по плацу. Конь не хромает (хромоты не было вообще), но весьма убедительно изображает страдальца.
Как же он был рад, когда, наконец, раны зажили и ему дали возможность воссоединиться с табуном! Правда, первое, что он сделал – это, по рассказам В., отправился бить морду новому мерину.
- Он же не агрессивный! – жалобно протянула я.
- А это не агрессия, - говорит В. – Это он свой табун охраняет!
Правда, нога все еще отекает по утрам, но после движения отек значительно спадает.
В общем, Гонжище снова гуляет в саду – в окружении других лошадей и аистов. Дружит со старой знакомой блондинкой Никой и еще одной гнедой кобылой (тонкой-звонкой, кто такая, не знаю). И, кажется, вновь вполне себе доволен жизнью.