С чего начинаются лошади?
Навеяно настоящим подсолнечным маслом…
Когда я только начинала писать дневник, все напрягала память, надо было вспомнить первую лошадь! Где же ты? Где же именно первая? Тот ли красный пластмассовый конь, которого я в три года увидела на даче, уже выцветший, облезлый с отвалившимися колесами и странной пищалкой вместо ржания? Или круг лошадок на карусели в Парке Горького? Или плюшевая лошадь, которую подарили на день рожденья? Нет – это что-то не то. Где-то была первая настоящая лошадь. Но в Москве я села верхом в сознательном уже возрасте, а это что-то из детства, из далекого совсем. Где же ты есть? Но хоровод событий мешал воспоминаниям, я никак не могла вынуть её из светлой, теплой детской еще памяти.
Я стою около шкафчика в клубе и вдыхаю аромат подсолнечного масла! Кобыле посоветовали добавлять с подкормками, но найти не суррогаты, не придуманное модой рафинированное масло, а то прежнее, родом из деревенских бабушкиных салатов. В магазинах такого нет, но мне достали по дружбе, фермерское. И вот теперь я открыла липкую пластиковую бутылку и дышу им. Оно пахнет только что раздавленными семечками. Я закрываю, глаза и меня уносит туда…
Лето. Июнь. Я совсем маленькая, лет шесть. На первый месяц лета родители каждый год отправляли меня в маленький город Новомосковск под Тулой к бабушке и дедушке. А там, там все совсем по-другому. Там все друг друга знают, там нет больших домов и лифтов, а соседи не просто говорят сухое «Здравствуйте», а меняются рецептами, угощают друг друга, запросто оставляют соседям своих детей. А еще там летом двери запирают только на ночь, а весь жаркий день колышется тюлевая занавеска от мух, так что можно забежать, выпить бабушкиного вишневого компота прямо из банки и унестись опять.
По сравнению с Москвой там, я ощущала невероятную, пьянящую свободу. Если здесь, в Москве маленького ребенка было страшно выпустить гулять, то там я весь день моталась с соседскими мальчишками, которых мама бы посчитала сомнительными. Там я могла бегать, вся в пыли, в старых шортах и с разбитыми коленками, и меня не ругали за это. Там я могла громко завопить через улицу: «Воооовка» - и мне бы не сделали замечание, что орать на всю округу не хорошо, и что культурно говорить Вова, и я для него не Ленка, а Лена!
Там, первые три дня я как воробушек была еще тихой, городской, культурной, зажатой и пушила перья, но потом расслаблялась и совершенно принимала их правила жизни и игры, что у детей по сути одно и то же.
Боже мой, что мы там творили? Мы лазили по деревьям, крышам и подвалам, кормили всех подряд кошек и собак, по фонтанам собирали копейки и бежали за мороженным. Хватало только на одно, и мы так негигиенично, кусали его по очереди. Неважно, что бабушка покупала мне иногда мороженное, это же были добытые деньги.
А еще в то время всегда летел тополиный пух. Новомосковск промышленный химический городок, там положено было сажать много тополей, и они росли везде. В итоге последний снегопад там был в июне, пух летел повсюду. На улицах он скатывался ветром в ватные валики. Тихонько стащив спички, отрезав край бельевой веревки прямо во дворе, мы поджигали ей конец и жгли этот пух. Огневая дорожка опрометью разбегалась в обе стороны вдоль пуховых валиков, оставляя лишь тополиные семечки.
А еще там, помимо обычного городского транспорта, прямо по городу, в качестве полноправного участника движения, ходили гужевые повозки, запряженные лошадьми. Настоящие телеги, с настоящими лошадьми. Это завораживало, это была другая планета.
Одна из повозок каждый день подъезжала к соседнему дому. Возница, старый солидный дед, кряхтя слезал с козел, завязывал вожжи узлом, накидывал петлю на столбик рядом с подъездом и шел в дом. Его не было пол часа, видимо обедал. Лошадь его - обычная коренастая гнедая кобыла, привычная к такому расписанию, спокойно стояла и ждала его, дремля на солнышке. Меня она притягивала, но я боялась. Боялась деда, а не лошадь. Срабатывала городская привычка, раз не знакомы - не подходи. И все равно в одно и то же время каждый день я бросала свою ватагу и шла к подъезду, ровно через 5 минут они подъезжали. С каждым днем я подходила все ближе. Лошадь уже стала коситься на девочку, которая сидела неподвижно в пяти метрах от нее и ничего не делала. Потом она косилась в сторону, снова на меня, протяжно вздыхала, переминалась с ноги на ногу, и закрывала глаза. Я проследила за её взглядом и поняла, что она косится на траву, растущую рядом, до которой дотянуться у нее нет никакой возможности.
Однажды я набралась храбрости, нарвала травы, и когда она повернула ко мне морду, я, воровато оглянувшись, протянула ей пучок. Она быстро смахнула её и вопросительно на меня поглядела: «Еще будет, или мне спать?» Я ринулась нарвать еще. Так и бегала туда-сюда. Она мягко брала траву с ладошек шершавыми губами, жевала сквозь странную железку во рту. Это было волшебно!
- Это что такое? – раздался скрипучий голос.
Я отскочила, споткнулась о бортик тротуара, упала назад, подняла на деда глаза и густо покраснела. Он поймал меня на месте преступления, и бежать было поздно, я сидела прямо перед ним, с зелеными от травы руками.
- Что, Мурка понравились? – спросил дед, смягчившись.
- Она, Мурка? – обалдела я.
- Да, кобыла Мурка, хорошая?
- Очень. Я ей травы дала. Можно? Извините.
- Можно.
- А что она еще любит? – я начала наглеть, видя радушие сытого деда.
- Да, все подряд. Сухари любит, с солью и подсолнечным маслом. Во как!
- А можно я ей принесу в другой раз?
- Ну-ну! Почему-то ответ дед, сел на повозку, глянул еще раз на меня и уехал.
Его «ну-ну» я сочла за «можно». И уже на другой день, отрезала корочку черного хлеба, посолила его, полила подсолнечным маслом, таким душистым, липким. Положила угощение интеллигентно в целлофановый пакетик, и пошла встречать Мурку.
Они подъехали как всегда, традиции и ритуалы в маленьких городках незыблемы. Я деловито развернула пакетик и протянула лошади хлеб, она слизнула его в момент и аж прищурилась от удовольствия. У деда глаза поползли на лоб.
- Я же пошутил. Ничего себе, думал ты не придешь.
- Так можно ей травы дать?
- Да, хочешь попасти её?
- Это как?
Он не стал привязывать вожжи, и разрешил лошади топтаться по поляне и есть траву, а мне сказал просто следить, чтобы не «утопала». Я сидела напротив кобылы, обняв коленки, а она жевала траву, мерно как газонокосилка «состригая» её вокруг. Телега, скрипя перемещалась за ней, абсолютно её не смущая. Я смотрела на её глаза, реснички, ушки, как хвостом она обмахивала себя по бокам, и просто не могла оторваться. Она была так близко, её можно было гладить, она пахла потом, а на руках оставалась соль с лошадиных боков. Через полчаса дед вернулся и, усмехнувшись, похвалил меня: «Завтра хочешь покататься со мной?»
С тех пор с мальчишками я носилась только по утрам, потом обедала, а после обеда просила у бабушки черный хлеб с солью и маслом. Она очень радовалась такому аппетиту внучки, немного недоумевая, что как же это после компота-то? А потом я бежала к Мурке.
Дед катал меня по часу каждый день, он делал круг по кварталу, заезжая на складики и завозя мешки с мукой. Через неделю я даже управляла повозкой. В управление входило банальное удерживание в руках вожжей, так как умная старая лошадка сама знала куда бежать, но мне, конечно, казалось, что возница именно я. Сколько он мне всего рассказывал, покуривая самокрутки! Про свое прошлое, про жену и детей, про деревню под Тулой, про залихвацкую молодость, когда он пастухом гонял табуны. Тут я замирала, впитывая каждое слово, рисуя в воображении целые картины. Про лихих жеребцов, круглобоких кобыл, тонких жеребят, бескрайние поля, темные леса с волками и кабанами, про умных псов – верных помощников пастуха. А я крепко держала в руках вожжи детскими ручками, пропахнувшими подсолнечным маслом, так как целлофановый пакетик был уже давно забыт…
- Лен, ты чего?
- А? Что?
- Это у тебя что?
- Аааа, это? Подсолнечное масло, то самое, настоящее, из детства…и я его помню…
Так я наконец-то вспомнила свою первую лошадь. И забытый богом Новомосковск. И дедушку Женю, и бабушку Лену. Надо позвонить ей, сказать, что очень люблю её. Что я помню и тополиный пух, и мороженное, и вишневый компот. Про масло, пожалуй не стоит, она не поймет, не вспомнит. Для неё же это просто масло, а для меня с него началось знакомство с первой настоящей лошадью!
