Re: Надоело название. Миофасциальный релиз. Переезд. Звенигоье.
Удивительно иногда бывает. Живешь в городе, радуешься на свой безумный ритм жизни, на то, что крутишься, как белка в колесе, но все успеваешь, ругаешь пробки, ездишь по ночам в магазины, ложишься спать далеко за полночь... И все это кажется очень родным, очень правильным и естественным. Вырываешься к лошади после работы, гуляешь с ребенком с 12 до 14, в магазине напротив никогда не бывает ничего путного, а в бывшей булочной есть чудесные помидоры. И ничего не хочется менять, за годы уже не представляешь другой жизни. Иногда, на отдыхе только, думаешь, а что, если жить здесь? В Крыму, Ейске.. и сразу же становится скучно при этой мысли, как же? Тут нет ничего такого, что может дать мегаполис. Что именно, не можешь себе ответить, но ведь наверняка что-то есть такое, что может дать только большой город.
Дачу я не любила с детства. Я любила маленький деревенский дом, огород, костер под старой плакучей ивой, и нашу компанию детворы и подростков, маленькую, дружную. А на даче не было ничего такого. Там был лишь голый участок без забора, куда мы ездили на пару дней за лето, чтобы посмотреть, все ли там в порядке. А в деревне, для ребенка-подростка летом была целая жизнь, свой особенный, непередаваемый мир.
Потом я выросла, вышла замуж и не ездила в родительскую деревню. Наверное, причина была только одна - там слишком много теплых и радостных воспоминаний, и я до сих пор боюсь ощутить разочарование, увидев, что там все изменилось. Бывает иногда, что хочется сохранить и законсервировать в сердце какой-то определенный промежуток времени, и боишься, что увидев людей, дома, заборы, изменившиеся с тех пор, что все это утратит свое очарование и останется только легкой тоской.
А потом родители подарили нам дачу. И, конечно, очень настаивали, чтобы мы ей занимались. И мы начали заниматься. Очень неохотно, под прессом, просто для того, чтобы не слушать горестных вздохов по телефону. Мы приезжали, что-то говорили строителем, отвозили деньги и уезжали. Вникать не хотелось. Думать не хотелось. Хотелось вернуться в город и ощущать биение жизни.
А в этом году все почему-то изменилось. Выполняя простую, монотонную, работу, я чувствовала, как близка мне работа на земле. Как совершенно очищается душа и тело, как очищался от засилья сухостоя клочок нашей земли. Как радостно просыпаться под пенье птиц и знать, что на втором этаже, нежилом пока, свила гнездо и вывела птенчиков семья каких-то дивно красивых пташек. Как радостно смотреть на них, прыгающих они по коньку крыши с жирными слепнями в клювах, и ждущих когда мы отойдем подальше, чтобы ловко нырнуть под крышу дома.
И понимаешь, что настоящая жизнь может быть только здесь, на земле, в постоянных, нескончаемых простых заботах человека. И очень фальшивым кажется город, фальшивыми приоритеты, непонятная, с надрывом работа, ради совершенно непонятных, постоянно улетающих в трубу благ. И не можешь ответить на вопрос "ради чего?". И в очередной раз понимаешь, что тратятся годы на непонятную, пустую суету, с уже потерянными горизонтами, с какими-то неясными и размытыми целями. И, в общем-то, понимаешь, что в городе нас не держит ничего, кроме смешного страха потери выдуманных удобств. Понимаешь, что город давно уже не отдает, но только забирает радость, радость крепкого, здорового тела, радость босых ног на утренней росе, радость запаха мокрой листвы и цветущих деревьев под окнами. Но есть серый, дрожащий и клубящийся смог над городом, измучнные и болезненные лица людей, жмущихся в пробках, несмолкающие звуки шин и автомобильных гудков, да вечно голодные голуби с воробьями. Перестала я видеть радость в городе, перестала видеть смысл во всем этом.
Скорей, наоборот - из-за этого маленькие копытки и суставы, которые не дают переду нормально принимать нагрузку. Поэтому вся работа, которая должна делаться передом, делается задом и шеей...
Хотя он и так 2 кг ест, но травы вволю на выпасе и сено на ночь.
И когда-нибудь зажить уже настоящей жизнью.
