Re: Весна в Матадоре. Взлеты и падения
Погода над нами будто смеется. Снег, дождь, а хуже всего - сильная сырость, пробирающаяся сквозь одежду. В такую погоду надо дома сидеть, а не по Подмосковью разъезжать...
Но дома нам не сидится. Честно говоря, иногда даже становится обидно, что за пять лет нас так мало куда возили. Да что там мало - вообще никуда! И только под конец обучения Владимир Хасанович решил, что нам, зоотехникам, оказывается, есть что посмотреть. Приятно очень, что и Ипподром (выездное занятие в ноябре), и конезавод - полностью инициатива Хотова. Эти выезды не предусмотрены учебной программой, организованы до конца и полностью Хасанычем, за что отдельное ему спасибо. Как бы я ни недолюбливала кафедру коневодства, все-таки есть что-то такое, чего мне по окончании Академии будет не хватать.
Московский конный завод №1 находится совсем недалеко от Москвы по Рублевскому шоссе. До места добрались быстро, но на территорию нас на машине не пропустили, сказали парковаться на стоянке и топать себе куда хочется уже пешком. Попытка Хасаныча доказать свое право на проезд успехом не увенчалась, и мы припарковались возле памятника великому производителю Квадрату.
Было раннее серое утро, промозглое и холодное. Непроницаемые тучи на небе, пелена дождя... Денис (мой одногруппник) с сожалением рассказывал, как же тут красиво в хорошую погоду. Ну, может быть... Этим же утром тут было пусто и как-то даже уныло.
Путь наш лежал через спортивные конюшни с манежем к маточникам. Пока шли, я снимала окрестности, силясь понять, что есть что.
Собственно, главный спортивный манеж
Лазарет (кажется) - сюда ставят прибывших в завод лошадей на карантин
Плац. Из-за того, что занесен снегом, сейчас в нерабочем состоянии. А так, говорят, все на высшем уровне, еврогрунт и все такое...
Так и не встретив на улице ни одной живой души, мы рискнули сунуться в конюшню. Хасаныч хотел было переложить инициативу действий на наши плечи, но мы, замерзшие невыспавшиеся студенты в количестве трех штук, пока были мало вдохновлены происходящим и инициативу в свои руки брать побоялись. В конце концов Владимир Хасанович был отправлен на "растерзание местным работникам" первым. Мы пошли следом.
Спортивная конюшня, внутри которой мы оказались, произвела на меня очень приятное впечатление. Теплая, светлая, приятно пахнущая лошадьми и сеном, с достаточно широкими проходами и денниками. Лошади стояли все вычищенные до блеска, упитанные и любопытные. Жаль, рассмотреть их толком не удалось, хотя меня так и подмывало сунуться в манеж, глянуть хоть одним глазком на спортивных коней евро-класса. Но нас уверенно вели прочь от вожделенных конкурных тракенов и ганноверов, и мне ничего не оставалось, кроме как послушно топать за преподавателем, оставляя мечту так и не посмотренной.
В наших планах приезда на конный завод первым и главным пунктом стояло наблюдение за искусственным осеменением маток и ректальными исследованиями жеребых кобыл. Поэтому первым делом нас повели в маточное отделение. Завернув за угол и покинув таким образом спортивную конюшню, мы вошли в самое сердце завода - туда, где стояли жеребцы-производители и кобылы с жеребятами.
И тут меня постигло некоторое разочарование.
Спортивное отделение завода выглядело очень ухоженным, отремонтированным и невероятно дорогим. Первое впечатление - весь конный завод выстроен в таком же духе, отремонтирован и отстроен. И когда перед нами выросли облупленные бетонные стены, ржавые решетки огромных денников с жеребцами (а кобылы стояли даже не в денниках - я бы назвала это бетонными закутками - стены высотой метра в полтора без решеток, полностью из бетона), стало понятно, что здесь, на Московском конном заводе, ситуация такая же, как везде: там, где приложили руку частники и спортсмены, заинтересованные в благополучии своих лошадей, все красиво и здорово, а там, где хозяйство государственное - никому ничего не надо. К слову, на тему "никому ничего не надо" чуть позже.
На осеменение и ректалку мы таки опоздали. К нашему приезду уже все закончилось, и нас встретили сперва не очень приветливо - мол, чего вы приехали, мы тут работаем, нам не до вас. Знакомый Хасаныча сегодня на завод не пришел, и нами "занимался" то ли зоотехник, то ли начкон - я так и не поняла, а спросить постеснялась, - Игорь Сергеевич. Брутального вида дядька в ковбойской шляпе произвел на меня неизгладимое впечатление. Показывая нам свое хозяйство, он не уставал прикрикивать на рабочих, рассевшихся по своим каморкам и вместо работы распивающих чаи и праздно разговаривающих. Вопрос "Вы во сколько сегодня на работу пришли, а?" звучал постоянно и очень грозно, мгновенно сложив в моей голове представление о том, что же именно творится на заводе в рабочей его части. Никто ничего не делает, на свои обязанности забивает, при этом все хотят денег и не хотят работать. А мы все удивляемся, почему коневодство в стране в таком упадке. Да уж, действительно, с чего бы это? :twisted:
Жеребцы от кобыл стоят отдельно, и их немного. Завод занимается разведением орловских и русских рысаков, тракененских и ганноверских лошадей. Маточное поголовье составляет 80 кобыл, на них - 9 жеребцов-производителей (только, опять же, я так и не поняла, об орловских рысаках речь или обо всех лошадях). Жеребят на данный момент 60 голов, при этом некоторые кобылы еще жеребые, им рожать в мае-июне. Осеменение проводят искуссвенно на вагину (у жеребцов берут сперму с помощью специально подготовленной трубки - искусственной вагины, разбавляют ее молоком в необходимых пропорциях и осеменяют кобыл. Далее жеребость проверяется ректальным исследованием. И тут - опять некоторое разочарование. Я полагала, что все подобные операции - искусственное осеменение, ректальные исследования, получение спермы - проводятся в стерильных условиях чуть ли не в кафельной операционной. Вот такое у меня странное было в воображении представление о медицинских (а осеменение - это часть ветеринарии, акушерство) процедурах. Что же показали нам? Маленькая бетонная комнатушка, пол которой покрыт резиновыми матами. В одном углу - письменный стол, в другом на стуле висят не самые чистые халаты и фартуки... Никакой стерильности, никакой лабораторной обстановки. В этом помещении с тем же успехом могла быть раздевалка или комната отдыха.
Непосредственно в маточную конюшню нас сначала пускать не хотели. Оно и понятно и вполне справедливо, и тут я снова обратила внимание на комментарий сопровождающего нас Игоря Сергеевича: "Это же как родильное отделение!" Это многое мне сказало об отношении этого человека к лошадям и своему хозяйству. Но Хасаныч знай свое гнет: пустите да пустите, пусть студенты посмотрят. Ну нас и пустили. И мы посмотрели.
Кормят лошадей здесь не просто овсом и кашей, а с добавлением жмыха и патоки, а сено в здоровенных рулонах стоит у каждого денника (как видно на приведенной выше фотографии). По причине очень жаркого лета (а может и не только от этого), у кобыл в прошлом сезоне были часты аборты и распространено заболевание склероз яичников. Поэтому сейчас, пока нет травы, в дополнение к основным кормам кобыл с жеребятами кормят пророщенным овсом.
Дальше нас на некоторое время вывели на улицу показать левады с гуляющими кобылами. И рассказали, что новорожденных жеребят выпускают гулять уже на 3-й день в любую погоду на полчаса, чтобы укреплять иммунитет. С телятами, я знаю, обходятся еще резче, так что подобная практика выращивания молодняка весьма эффективна. И дети с мамками выглядели довольными и счастливыми, наслаждаясь жизнью и клянча сахар.
Показав нам жеребят, нас снова вернули в конюшню и буквально потребовали: "Ну задавайте вопросы!" Ко всему прочему, Игорь Сергеевич увидел у меня в руках блокнот и фотоаппарат и решил, что я среди собравшихся - самая заинтересованная (как потом в беседе с одногруппниками выяснилось, так оно и было). А у нас - вот беда! - нет ни одного вопроса! Интересно все, но интересно, когда рассказывают, а когда рассказывать вроде как нечего (или, как выразился Игорь Сергеевич, "я же не знаю, что именно вас интересует"), возникает некоторая неловкость. В этом плане я сравнивала эту нашу поездку на конный завод с той экскурсией к французским арабам на Ипподроме. Там нам именно рассказывали, показывали, потому что нас заранее ждали и знали, что именно рассказывать. В результате вышло очень интересно и познавательно. А тут стоишь, смотришь на этого начкона в ковбойской шляпе, понимаешь, что рассказать он может много чего интересного, но не рассказывает, вопросов ждет, а спросить чего - не знаешь. И даже как-то обидно - знай я заранее, что так будет, непременно бы подготовила дома вопросы, потому что, когда я уже обдумывала результаты поездки, оказалось, что вопросов-то - куча целая!
В итоге вопросы за нас задавал преподаватель. Игорь Сергеевич им радовался и охотно отвечал, но, к сожалению, Хасаныч со свойственной ему болтливостью постоянно уводил разговоры в сторону своих каких-то воспоминаний, общих знакомых, и время от времени нам ужасно хотелось остановить их с просьбой "Давайте уже по делу".
А по делу нам рассказали о жеребце-производителе по кличке Фейерверк. Орловский рысак, он остался сиротой, мать пала сразу после выжеребки. Был вскормлен искусственно, в подсосном возрасте умудрился сломать ногу, но восстановился, был заезжен, отбегал на Раменском ипподроме, даже выиграл три приза и вернулся в родные пенаты производителем. Признаться, жеребенок с переломом, оставленный в живых, вызвал у меня интерес - вот ведь судьба какая, покалеченный, а победителем вернулся! И не пристрелили, как в иных хозяйствах случается - выходили, теперь вот детей делает.
Заездка и дальнейшая судьба местного молодняка плавно перетекла в рассказ о том, что никому в нашей стране ничего не надо, что дотации на содержание лошадей не выдаются и все этапы лошадиной жизни оплачиваются из кармана заводчиков. Основная масса молодняка - годовики - идет на продажу с аукциона, который проводится на заводе каждый год осенью. К этому возрасту жеребята полностью заезжены под седло и в качалку. Оставлять их дольше в хозяйстве не рентабельно. Тех же, кого завод отправляет на ипподромы на испытания, заводчикам приходится полностью оплачивать из своего кармана, так как тренерские отделения в штат ипподромов не входят. Для меня это было новостью, хотя наконец объяснило, почему летом на практике меня приглашали на работу не через дирекцию ЦМИ (ну вроде как наймом любых работников, даже конюхов, должен заниматься отдел кадров), а непосредственно мастер-наездник. Короче, тренотделения существуют отдельно, сами по себе. Хозяйство, направляющее своих лошадей на испытание, оплачивает работу наездника, постой, корма, электричество, воду и вет. услуги самостоятельно, а не через начальника ипподрома, как это происходит на нормальных конюшнях. Вот и получается, что испытания молодняка - самая важная часть в коневодческой деятельности :!: - встает заводу в копеечку. В итоге большинство первоклассных лошадей, которые могли бы стать улучшателями породы, отправляют в частные руки. И хорошо если частникам самим надо этих лошадей в разведение пускать - тогда хоть бесценный генетический материал не пропадет, хотя завод обратно таких лошадей уже выкупить не может, ибо цены взлетают (продавали по одной цене, а новый владелец цену взвинчивает). Но ведь большинство людей покупают себе рысаков не в племенное дело, а так, для души или в спорт. Все это печально, но увы - спрос рождает предложение, а так завод хоть как-то существует. Хотя, конечно же, надо что-то в этой системе менять.
"Вот вы и поменяйте", - закончил свой рассказ Игорь Сергеевич и повел нас прочь от маточного отделения показывать свое хозяйство дальше.
Нас привели в конюшню конной полиции, верховое спортивное отделение, куда попадает молодняк тракенов и ганноверов, не проданный на аукционе. Тут Игорь Сергеевич расплылся в улыбке, обвел широким жестом очень уютную, светлую и чистую, отремонтированную конюшню, разительно отличающуюся от старой маточной и так похожую на ту спортивную, которую мы прошли транзитом, и похвастался: "А вот это - мое". Что именно его, я опять не поняла, а спрашивать не стала. Но тут и впрямь чувствовалась хозяйская рука. Единственное, что мне не понравилось - узкие проходы при двухрядном денниковом строении. По нормам они должны быть шире как минимум вдвое.
Тут же стояли и "троечники" - отделение орловских рысаков, которые участвуют в соревнованиях русских троек. Экипажи нам не показали, просто провели по конюшне, так что тут впечатлиться было просто нечем.
Вышли на улицу посмотреть тракененский молодняк и шпрингартен. Молодняк, увидев гостей, оставил все свои занятия и, как всякая уважающая себя прослойка лошадиного общества, начал строить гостям глазки и просить угощение. Но кормить их не разрешили, сказав, что они "и так неплохо питаются".
Собственно шпрингатен
Завершилась наша экскурсия походом в отделение проката. Об этом отделении Игорь Сергеевич отзывался не очень тепло - понятное дело, мало кто любит, когда серьезное производство превращается в "пункт попокатания". Цены проката заоблачные, цены на постой - безумные. Я сперва хотела возмутиться - мол, с чего так, не в Москве вроде, даже в городе цены ниже, но потом вспомнила, что тут Рублевка и ценообразование устроено иначе. А уж конюшня и манеж (не тот, что мы видели сначала, а второй, специально для проката) - шик, блеск, красота. Но честно говоря, этот гламур и супер-сервис произвели впечатление скорее отрицательное, чем положительное. Я умею восхищаться роскошью, но тут мне почему-то захотелось поскорее уйти. Какой-то глянцевой, ненастоящей атмосферой тот прокат пропитан. Наши московские конюшенки типа Матадора куда лучше этой крутой, с наворотами, с кофейными автоматами и надписью на двери манежа: "При входе и выходе из конюшни раскрючковывайте лошадям ноги". Типа чтобы опилки по полу не валялись. Не знаю, мне неприятно.
Ах да. Там у них бесплатная детская конно-спортивная школа есть. Для кого и зачем, не понятно.
Вот такая поездочка вышла. Местами приятная и интересная, местами странная и отталкивающая. Владимир Хасанович спросил, не появилось ли у нас желания остаться тут и работать, и я задумалась. С одной стороны - здорово. Если умело и с энтузиазмом к делу подойти, там реально есть где развернуться. Но с другой... Этот прокат, это отношение работников к своим обязанностям... Что-то подсказывает мне, что попадая в такое место, через пару недель весь энтузиазм сходит на нет. К тому же, я как представила себя, стесняющуюся, скромную, добрую и вежливую в среде грубых (такие, увы, очень часто на конюшнях работают, потому что на жизнь обозлены) женщин и наверняка выпивающих по вечерам мужчин, подумала, что просто не смогу. Если заниматься подобным делом (а заниматься, честно говоря, очень хочется), то надо строить что-то свое. Начинать с нуля и делать все по науке. И никакого проката, тем более такого гламурного!
Честное слово, я не думала, что это настолько интересно!
РГБ - единственная библиотека в стране, в которую поступают все вышедшие и выходящие печатные издания, будь то книги, газеты или царские указы. Не существует такой книги (отечественной точно, насчет иностранных - не знаю), которой бы не было в Ленинке. Фонд хранения огромен, издания с 15-го века! :shock: 
