Марк Инэр
Эвиэль ушла, сказав, что не хотела бы мне мешать. Я пододвигаю поближе стол, расставляю на нем содержимое собранного в лаборатории чемоданчика. Он смотрит, не отрываясь, стараясь зацепиться взглядом хоть за что-то. Даю выпить ему настойку и в ожидании, пока она подействует, отхожу помыть руки. Потом осторожно присаживаюсь на край кровати.
- Даниэль, я не могу Вам дать то же средство, что накануне. Нужно, чтобы Вы были в сознании. То, что Вы пили сейчас - немного снимет боль, но полностью ее убрать не сможет. Одежду на Вас разрежу - вряд ли она Вам еще пригодится. - Я не хочу усиливать его боль больше необходимого. Да и в любом случае грязные окровавленные тряпки годятся только в печку. Он прикрывает глаза в знак согласия. Кромсая материю, стараясь не прикасаться лишний раз к его коже, продолжаю: - И я очень прошу Вас - когда станет хуже, говорите со мной, хорошо? Не только в связи с тем, что мне необходимо сейчас знать. Просто говорите. Какие бы вопросы я Вам ни задавал, какими бы глупыми они Вам ни показались. Вы можете отвечать абсолютно все, что заблагорассудится - только не отключайтесь.
- Я понял, - он отвечает с усилием, но дыхание стало чуть ровнее. Настойка подействовала - по крайней мере, его не выкручивает с каждым глотком воздуха. Как бы он ни старался это скрыть, но еще несколько минут назад я видел, как его пальцы, впившиеся в простынь под одеялом, чуть ли не выворачивает из суставов. Поразительно, как он при этом умудрялся заставить себя лежать молча и почти неподвижно. Я надеюсь, что выдержит психика - или что у него там от нее осталось. Потому что если этого не произойдет - лучше бы нашей обители оказаться на другом конце света. В идеале - и вовсе на другой планете.
Вот только дергается сильнее, когда я начинаю разрезать нижнее белье. Я сначала испугался - подумал, что невольно задел какую-то рану. Потом чуть не рассмеялся - ну кто бы ожидал такой стеснительности от одного из самых знаменитых чудовищ Итоэса.
- Ваша экселенция, я врач, - смотрю ему прямо в глаза. - Не забывайте об этом.
Он только морщится в ответ.
Закончив с одеждой, вытаскиваю из-под него эти лохмотья. Осторожно, макая марлевые салфетки в мисочку с водой, смываю кровь и грязь с лица.
- Будет так же?
Я не понимаю сначала его вопроса. Он брезгливо уточняет:
- Как слева?
Этого я не ожидал. Инквизиторы вообще-то о внешности не беспокоятся... уж тем более это странно для инквизитора его времен. Многовато в нем сюрпризов, было бы для всех безопаснее, будь их меньше.
- Нет, на это не рассчитывайте, - позволяю себе чуть улыбнуться. - Только ссадины и пара синяков, от них ничего не останется.
Он прикрывает на секунду глаза. Я бы поклялся, что в них еле уловимо мелькнуло чувство облегчения.
Начинаю с внешнего осмотра - на удивление все не так страшно, как я предполагал. Обмываю один за другим участки кожи. Гематомы и ранки разной глубины - но ни одной по-настоящему серьезной. На левом плече довольно крупный ожог поверх старого шрама, уже успевший загноиться. Ничего особенного, в сущности. Вроде бы, целы все кости. Значит, причину нужно искать в другом. В том, что я почувствовал еще раньше. Из внешних признаков - рвота с кровью и желчью, местами почерневшая и высохшая кожа стоп и ладоней, разрыв большинства мелких сосудов по всей поверхности кожи. Желто-серый оттенок кожи с синюшными пятнами или полосами, такого же цвета расслоившиеся ногти с просвечивающими пятнами гематом. Тот же грязный желто-серый оттенок губ и налет на слизистых. Нужно смотреть легкие - надеюсь, гемоторакс там не обнаружится. Не должен бы, на первый взгляд. Магия нэры Огня. Нет, не так - магия совершенно конкретной линии этой нэры.
Самое сложное теперь - провести исследование этой самой магии так, чтобы не вмешиваться внутрь своей собственной. И пусть магия кордиана, в отличие от яда инквизиционной медицины, ничего дурного в себе не несет - но ему бы лучше никакой не нужно сейчас.
- Даниэль, у Вас повреждения от магии инквизиции. Мне нужно, чтобы Вы объяснили.
- Там был инквизитор.
- Что именно к Вам применялось? Мне не нужна от Вас лекция про методы и степени воздействий. Я хочу понять, что конкретно было...
- Я понял, - перебивает он. - Степень... степень высокая. Обычно такие... меры... вызывают отравление крови. Вначале подследственный чувствует себя так, словно она закипает... и словно плавятся кости... но это только ощущения. Он живет. Долго. Сколько нужно.
Останавливаю его жестом. Пораженно говорю скорее самому себе, нежели ему:
- "Изгнание скверны".
Не боевая магия. Не просто болевое воздействие, как при дознании начальной и средних стадий. Одна из страшнейших пыток высшей степени. Ее первая часть, хотелось бы верить. Применение второй влечет за собой расслоение и некроз слизистых, загнивание тканей, отслоение тканей от костей, разрушение суставов и внутренних органов... Долго можно перечислять. Интенсивность и скорость разрушений могла контролироваться. Но думаю, во второй стадии "Изгнания" вряд ли когда была необходимость. Первой части с лихвой хватило бы для признания кого угодно и в чем угодно.
Служитель инквизиции пытал Великого инквизитора? Хорошо, пусть инквизитора Эстассии. В сговоре с эльфами? "Изгнанием?" Да что, Силы Света, у них там творится-то вообще?
- Вы... хорошо осведомлены, - его хрип возвращает меня к реальности.
- Я читал кое-что, - стараюсь говорить как можно спокойнее. Судя по тому, что он не был непреклонен в немедленном вызове их медика - он знает, что вторая стадия этой гадости не применялась. Хотелось бы надеяться, что он не ошибся. Убрать "Изгнание" второй ступени мне вряд ли было бы под силу. Здесь понадобилась бы целая бригада их лекарей и инквизиторов высшего уровня. Сколько времени он терпел? Он должен был уже через пару минут в растение превратиться от этих ощущений, с его-то болевым порогом.
-Там был купол... с отражателем, - он не успевает совладать с собой - и в голосе прорывается неожиданная жалоба. Он это понимает, сжимает зубы до скрипа, старается дышать как можно глубже, несмотря на протесты собственного горла, отзывающегося клекотом на излишек воздуха. И продолжает, выплевывая отрывисто, с презрительной злобой: - Я поставил... защиту. Купол... не реагирует на то, что... не нарушает его границ. Насколько он сумел... защиту сломать - не знаю. Вам виднее.
- Но для чего?! - вырывается у меня против воли. Я могу понять, если кто-то хотел бы избавиться от Арэйля. Но я не понимаю, для чего кому-то понадобилось его пытать. Вытащить признание? В чем?
- Просто... для удовольствия, - и вот тут его голос все-таки ломается. Он резко дергает головой, отворачиваясь.
Для удовольствия. Вот как. Кто-то превзошел самого Арэйля - он-то, при всей своей невероятной жестокости, удовольствия от нее не получал. Насколько я о нем знаю и насколько чувствую. И кто-то, будучи в союзе с эльфами, за что-то мстил инквизитору Эстассии д'Ангиэре - поскольку все, кто желал бы мстить Великому инквизитору Арэйлю, давно уже костьми истлели. Мстил, удовлетворяя при этом собственные извращения. Эльфы не допустили бы применения магии Огня с их ведома - значит, это было сделано в тайне от них.
Обрабатываю рану на плече, готовясь приступить к главному. Его начинает бить дрожь.
- Даниэль, как Эля сюда попала?
- Я бы у Вас спросил, - хорошо, мою просьбу он не забыл. Старается поддерживать беседу. Боюсь, скоро это станет бесполезно - но будем пытаться, пока можно.
- Ну, она въехала сюда на нарисованном единороге.
- На чем?? - желтые глаза уставились на меня в упор. Я чуть было не выронил из рук тампон и склянку. Не завидую я тем, кто сталкивался с ним в менее миролюбивой обстановке.
- Она приехала на нарисованном единороге и спросила, что у нас здесь делает ее химера. Точнее, ваша химера.
- Моя??!
- Инквизиционная, как она сказала. Тсс, не отдергивайте руку, еще немного. Признаюсь, был слегка удивлен. Нечасто в нашу скромную обитель въезжают на витражных единорогах маги Ригарэль в поисках химер инквизиции.
Кажется, мне удалось его рассмешить.
- Эта - может, - сипит он. - Опять витражи? Зеркала...
У меня вдруг мелькает какая-то мысль - я не успеваю ухватить ее за хитрый лисий хвост, но я к ней обязательно вернусь. Ригарэль-зеркала-химера... Над этими тремя словами нужно подумать. Сейчас не тот момент, но обязательно нужно. Раз уж ни Нарэн, ни даже д'Ангиэре невдомек, что происходит.
- И как же у вас тут... оказалась наша химера?
- У нас своя собственная, - я посмеиваюсь в открытую, радуясь тому, что он на время отвлекся от боли. - Но Ваша Ригарэль задала тот же вопрос, что и Вы сейчас.
Накладываю повязку. А вот теперь, Ваша экселенция, Вам придется терпеть изо всех сил. Вливаю в него еще стакан обезболивающего. Надеюсь, это даст ему шанс не впасть в кому. Потому что сейчас я начну из него тащить эту гадость, которая будет сопротивляться вовсю. Боль, приглушенная настойкой, вернется с новой силой, как только я потревожу ее источник.
- Даниэль, - кладу ладонь на неповрежденное плечо. Какая же дрянь это их "клеймо". Чуть сжимаю пальцы, пытаясь хоть немного его подбодрить. Беру со стола чистое полотенце, скручиваю в жгут. - Пожалуйста, постарайтесь не прибегать к магии. Будет тяжело.
- Когда кусать? - пытается усмехнуться.
- Когда уже не сможете терпеть.
- Скажите, зачем Вам это нужно? - вдруг спрашивает он. - Вряд ли Вы симпатизируете инквизиции... и Вы же знаете, кто я...
- Я священник и врач. И я думаю, что Силам Света виднее, кого приводить сюда. Особенно на нарисованных единорогах. - Вкладываю полотенце в его руки - мои мне понадобятся обе. - Держите так... дальше знаете.
- А я-то думал, что за это время... в медицине могли изобрести что-то поновее...
- К сожалению, не для инквизиторов Вашей инициации.
Прежде, чем ухватить эту змею, мне нужно подманить ее к себе. Было бы куда проще сцапать ее там, где она сидит - но очень не хочется вламываться в истерзанное тело. Разве что не будет другого выхода. Я все-таки попробую вытащить ее на себя.
Его дрожь переходит в судороги. Змея поднимает голову. Не знаю, почему - это заклинание и вызванную им отраву я чувствую как змею. Никогда не питал симпатии к этим рептилиям и, говоря откровенно, боюсь я их с детства. Кто-то видит в них красоту. Мне неясно, что за красота может быть в холодной, неразумной, бесчувственной субстанции, неразвитой настолько, что кроме голода и боли других ощущений ей не дано.
Змея шевелится, выкручивая его кости, сопротивляется зову, не хочет покидать насиженное место. Ей придется. Властью, данной мне свыше, призываю тебя к себе. Смотри, какие голубые огоньки на моих ладонях. Тебе ведь интересно, правда? Ползи ко мне, поговорим.
Эта гадость начинает течь к моим ладоням. Д’Ангиэру выкручивает дугой, он вцепляется зубами в полотенце, в горле клокочет крик. Змея ползет так медленно, что мне кажется - не хватит целой жизни ее дождаться. Пусть он продержится хотя бы до того, как я смогу наладить связь с этой магией. Прикормить с ладони. Тогда в следующий раз будет больше времени, я смогу быстрее ее подхватить. Но только чувствую - не успею, еще немного - и сознание его оставит. Тогда он будет бить, не понимая, что и зачем пытается уничтожить. Он будет защищаться от мира, пытаясь его истребить. Нужно прекращать, пока этого не случилось.
Он выплевывает полотенце, инстинктивно вскидывает руку. Крик, который, кажется, должен разорвать ему горло. Нет, сознания он не удержит. Он не всесилен.
Распахивается дверь. Чуть было не теряю почти пойманную ниточку. Ригарэль подлетает к инквизитору, перехватывает его руки.
- Отец Марк, продолжайте.
Теряюсь на секунду. Она тоже безумна или не понимает, что может произойти? Д'Ангиэра вдруг шипит:
- Ненормальная... прочь...
- Продолжайте, отец Марк, - повторяет она.
Он резко поворачивается в сторону, его начинает рвать на пол – по-прежнему кровью и желчью. Стараюсь не отвлекаться, может быть и правда есть пока еще время. Он пытается сказать что-то между приступами тошноты, она крепко держит его за плечи, не давая сползти вниз с кровати. Мне не по себе. У нее поразительная сила воли, если она заставляет себя терпеть такую близость к нему. Здесь и без "клейма" ситуация была бы не из лучших, не всякий медик выдержит.
Заставляю себя абстрагироваться, сосредоточиться на том, что нужно делать. Она просит нашатырь - автоматически протягиваю ей со столика пузырек и ватные тампоны. Не знаю, как - но ей почти все время удается его держать в сознании, пусть и на самой грани. Не считая единственного минутного провала, в который она просто отгораживает его собой от окружающего пространства.
Меня охватывает ужас. То, что она - Ригарэль, в тысячу раз сильнее спровоцирует выброс его магии. Но этого не происходит. Неизвестно, почему - но это так. Он всего лишь - в те моменты, когда в состоянии произнести хоть слово - перечисляет ей все кары земные и адовы, которым готов ее подвергнуть. Она соглашается, подсказывает варианты. Говорит что-то о том, что сначала нужно будет пойти выпить кофе. Потом вызвать демона. Потом обязательно поругаться с парочкой миэльтов, напоить молоком какого-то беса, устроить десяток авиакатастроф... "-Ваша экселенция, Вы ведь помните, мое испепеление требует соблюдения всех этих ритуалов. Иначе неправильно. И мы еще не разобрались с химерой. - Да чтоб ей провалиться, Вашей химере! - Тогда в плане будет еще и ремонт перекрытий башни, она ведь провалится вместе с полом." Силы Светы, кого из всех нас вы лишили разума?
Я душу змею. И инквизитор обвисает на руках Ригарэль, все еще содрогаясь от боли - но уже не теряя рассудка. И я понимаю, что теперь наконец можно позвать кого-то убраться в комнате и сменить белье, а потом влить в него то снадобье, которое нам всем даст покой на ближайшие несколько часов.
- Эля, - спрашиваю, пока мы ждем посланного за всем необходимым послушника. - Зачем поить беса молоком?
- Он его любит, - отвечает она.
Химеры. Инквизиторы двенадцатого века. Теперь вот бесы, любящие молоко.
- Разве бесы могут пить молоко? - сам себя чувствую глупо, задавая вопрос. Но тут д'Ангиэра ухмыляется и уточняет:
- Если этот бес - помесь чокнутого хорька со светодиодным светильником, могут, как выяснилось. Вам никогда не доводилось встречать такую разновидность нечисти?
- Признаться, нет.
- От души Вам завидую.
Потом он проспал весь день. Нарэн бродила где-то в саду с книжкой. А я то принимался за составление проповеди к завтрашней службе, то оставлял ее ради размышлений о наших гостях. И о том, что стоит обсудить некоторые вещи, касающиеся хотя бы ближайших дней.
Ближе к вечеру, когда он очнулся, осмотрел его еще раз. Давление и температура понижены, кожа и слизистые оставляют желать лучшего – но в целом я остался доволен. Кажется, змею мне удалось уничтожить. Все остальное – дело времени.
Приглашаю его и Эвиэль разделить со мной ужин. Распоряжаюсь, чтобы ему принесли что-нибудь подходящее из одежды. Даже решаю по такому случаю пропустить вечернюю службу – неизвестно, на сколько у него хватит сил, так что позднего вечера ждать не стоит.
Спустя час сидим на террасе. Эвиэль вбегает на нее, споткнувшись на лесенке, смущенно улыбнувшись и вполне непринужденно себя уже чувствуя. Я вижу, ей нравится в монастыре. Ей здесь спокойно, она уже потихоньку начинает задирать семинаристов ехидными замечаниями и, кажется, подружилась с самым старым из наших священников – сегодня днем я видел, как они бродили возле пруда и кормили лебедей.
На лице д’Ангиэры невозможно что-либо прочесть. Этому вполне способствует то, что и все лицо – наполовину шрам, наполовину ссадина с синяками. Он сразу постарался выбрать самое затененное место. И, кажется, будь его воля – не отказался бы и вовсе отвести всем вокруг глаза, чтобы этого лица никто не видел.
С сервировкой стола закончено, я отпускаю послушника. На правах хозяина разливаю вино. Пожалуй, обойдемся без тостов – за встречу пить поздновато, за здоровье присутствующих как-то двусмысленно, учитывая, что один из них – мой пациент. Прерывая мои размышления, Ригарэль салютует бокалом и говорит:
- За спокойный вечер! Отец Марк, замечательное вино. Я смотрела виноградники – потрясающе! Давно в монастыре занимаются виноделием?
- Эти времена лучше помнит Его экселенция, нежели я, - слегка склоняю голову в сторону д’Ангиэры.
Эвиэль замирает с бокалом в руке, не успев отпить.
- Сколько же веков монастырю?
- Тому, что Вы видите вокруг – меньше, чем виноградникам, - снисходит до ответа инквизитор. – Двойка по истории архитектуры, Нарэн.
- У нас нет истории архитектуры, - огрызается она.
- Да? Я вынесу Лианту выговор за это упущение… а с другой стороны – зачем нечисти столь высокие материи.
Меня слегка передергивает от его слов и тона, но, к моему изумлению, Эвиэль только фыркает и говорит:
- Ну, отец Даниэль… я серьезно.
Инквизитор вздыхает, любуется игрой света в бокале, вдыхает аромат вина, делает глоток, удовлетворенно кивает.
- Впечатляюще. Может поспорить с самым лучшим керризским. Эвиэль, монастырь святого Юлия основан в девятисотых годах. С тех пор неоднократно перестраивался и принадлежал не одной конгрегации. С нынешним его обликом я еще не имел чести ознакомиться, но вот собор, который видно отсюда, скорее всего возводился в период от последней четверти шестнадцатого до середины семнадцатого века.
- Абсолютно верно, Ваша экселенция, - подтверждаю я. - Точнее, был реконструирован в этот период с сохранением некоторых элементов, оставшихся после демонтажа предыдущего здания. Несколько витражей тринадцатого века, ну и еще кое-что примерно того же времени. Сохранили некоторые фрагменты облицовки фасада. Орган относительно новый – уже начало семнадцатого века, но может претендовать на звание одного из лучших в Эстассии.
Я с некоторым напряжением жду вопроса про химеру – мне не хотелось бы начинать разговор на эту тему до тех пор, пока я сам для себя не разберусь кое в чем. Но, к моему облегчению, про химеру никто не заговаривает. Кажется, они оба достаточно устали от этой тайны, чтобы ее не вспоминать.
- Ваша экселенция, - я решаю не тянуть время. - Если Вы не возражаете, я хотел бы высказать свои соображения в связи со сложившейся ситуацией. Фраза звучит бестолково и напыщенно, и я уточняю уже без реверансов: - Даниэль, Вам необходимо остаться здесь на какое-то время. Иначе я за Ваше здоровье не отвечаю и никаких прогнозов дать не могу.
Звучит все равно так натянуто, что морщятся и Эля, и д'Ангиэра, и я сам вслед за ними. Нарэн хмыкает и тихо говорит таким тоном, который почему-то заставляет задуматься:
- Давайте не будем эту ситуацию усложнять. Она и так... - она запинается, смотрит куда-то в сторону собора. - Отец Марк, извините, перебила.
Я повторяю машинально:
- Даниэль, если Вас интересует собственное здоровье - советую остаться здесь еще хотя бы пару недель.
- Это невозможно, - пожимает плечами инквизитор.
И тут Нарэн, задумчиво продолжая разглядывать окрестности, пожимает плечами:
- Да в самом деле. Вы, Ваша экселенция, лучше окочурьтесь на радость Элдиару и непойманным Ригарэль.
Мы с д'Ангиэрой поперхнулись вином одновременно и не сговариваясь.
- А что я такого сказала? - невозмутимо поинтересовалась Эвиэль.
- Нарэн, - начинает цедить сквозь зубы д'Ангиэра, но она перебивает:
- Да-да, я помню список всех пыток и казней. Только покойников я не боюсь, а оживать Вы не очень-то стремитесь, - и с невозмутимым лицом подкладывает салат на тарелку.
Я ожидаю чего угодно, но он неожиданно спокойно и очень холодно говорит:
- Вероятно, маг Ригарэль, Вы на это время готовы возглавить инквизицию Эстассии и объяснить мое отсутствие всем заинтересованным лицам, начиная с Великого инквизитора.
- Яммм, - она с удовольствием жует листик салата, запивает вином и отвечает: - Боюсь, на роль Вашего заместителя я не тяну. Для этого есть Лиант. И Лиант же, я думаю, в состоянии объяснить Вэйсу Нэвелу, куда отъехал по служебной необходимости Великий инквизитор. - И, отпив очередной глоток вина, она с интересом спрашивает воцарившуюся тишину: - Я опять что-то не то сказала?
Д’Ангиэра колеблется с ответом. Я словно слышу этот его внутренний спор. С одной стороны – необходимость держать под контролем происходящее в инквизиции и разобраться с произошедшим и возможными последствиями, желание оказаться в более привычной обстановке, непонимание причин, по которым ему здесь предлагают помощь. С другой – понимание собственной уязвимости в нынешнем состоянии и того риска, которому он себя подвергнет, окажись он сейчас вне стен обители.
- В любом случае мне нужно будет вначале вернуться в Академию. Хотя бы для того, чтобы дать необходимые указания, - он крутит в руках бокал и голос звучит не слишком уверенно.
- Вы хорошо подсчитали количество желающих Вас встретить по дороге в Ардор? – скептически интересуется Нарэн.
- Ну и что Вы предлагаете? – раздраженно огрызается он.
- Я передам Лианту все, что нужно. Вот мне-то точно необходимо съездить по делам.
- Нарэн, Вам мало приключений на свою голову? Куда еще Вы собрались? И с чего Вы взяли, что я соглашусь Вас отпустить?
- А на каком основании Вы можете меня отсюда куда-то пускать или не пускать? Знаете ли, мне надоело каждый раз сюда без трусов попадать. – Она чуть осекается, смотрит на меня с извиняющимся выражением. – Без запасных в смысле… Простите, отец Марк – не знаю, как там у них в двенадцатом веке, а у нас все-таки принято мыться и одежду стирать. И сушить ее в положенных местах, а не на самих себе.
- Я сказал – я запрещаю! – яростно шипит он.
- В качестве кого, позвольте полюбопытствовать? – ледяным тоном спрашивает она, чуть прищурившись. – Знаете, Ваша экселенция, в «Правдивых историях» как минимум один факт – абсолютная правда. Насчет того, что Вы и бесам в аду житья бы не дали.
Я не понимаю, про какие истории речь – но у него от бешенства аж дыхание перехватывает. На счастье, в этот момент появляется послушник, принесший горячее. До его ухода воцаряется молчание. Я снимаю с блюда крышку, раскладываю по тарелкам мясо. И говорю тихо:
- Не ссорьтесь, пожалуйста.
Они оба на меня уставились как на чудо света. Ни один из них словом «ссора» эту словесную дуэль точно бы не назвал. Вот и славно – удивление пригасило ярость одного и возмущение другой. А над столом витает замечательный аромат пряных трав, которыми приправлено мясо, и самое время подлить вина в бокалы.
- Отец Даниэль, я через несколько дней еще приеду. К тому же, Вам тоже наверняка нужно что-то принести из вещей.
Он безнадежно машет рукой и бормочет:
- Вот ведь дернула меня нелегкая не дать разбиться Вашему драндулету.
- В который раз, отец Даниэль? – радостно интересуется она. – В первый или во второй?
- В оба, Нарэн! – рявкает он.
- Во второй драндулет разбился, кстати, - уточняет Эвиэль.
Не знаю, о чем это они. Я рад, что могу всего лишь смотреть на них со стороны – не хотел бы оказаться в шкуре ни одного, ни другого. В ней намешано столько всего разного и столь несоответствующего одно другому, что при неудачном стечении обстоятельств она рискует своей психикой не меньше д’Ангиэры. Словно в ней одновременно живет девять кошачьих жизней – и от первой до девятой такая разница, что одно человеческое существо не может и не имеет права такие несоответствия в себе вмещать. От патологической безобидности, переходящей в критически повышенную виктимность – до дикого хищного зверя. Она не догадывается сама, что если, не приведи Силы Света, у нее откажет тормозная система – это тоже будет катастрофа. Только для нее самой. Если д’Ангиэра в состоянии нервного срыва готов укокошить весь белый свет – то она, скорее всего, саму себя. Ее девятая, самая скрытая жизнь, девятый круг ада – смертельно опасна для нее самой. Для опасности окружающим у нее не хватит власти, она же не Великий инквизитор. Просто ардорская девочка, какая там власть – она и сама себя-то не знает и не контролирует даже то, что есть в ней самой.
У нее иногда тяжелеет взгляд, когда она думает, что никто за ней не наблюдает. Изнутри на лицо наползает что-то суровое, бессолнечное. Словно на секунду выглядывает одна из прячущихся граней – и тут же ускользает обратно в свое укрытие.
Маги Ригарэль всегда были странноватым явлением. Не слышал ни про одного из них, кто отличался бы высоким уровнем социализации. Зато своеобразием, мягко говоря, характера – сколько угодно. И Эвиэль, скорее всего, не исключение.
Эти грани – не маска, не игра. Она на самом деле полностью становится такой, какой ощущает себя на текущий момент. Разница между тем, какой она появилась здесь впервые – растерянной, теряющей себя в зависимости от других людей и обстоятельств – и той, какой я чувствую ее сейчас, велика. Теперь передо мной боевой маг. Несмотря на все ребячество и внешне умиротворенное состояние. Несмотря на наслаждение покоем обители и выдавшейся передышкой после тех событий, о которых ни он, ни она не захотели особо распространяться, о которых я знаю лишь в общих чертах.
Я все-таки рискнул задать ей один вопрос. После того, как д’Ангиэра ушел к себе, а мы с ней остались сидеть на терраске.
- Эвиэль. Скажите, тот миэльт, к которому Вы тогда ехали – он тоже участвовал в этой истории?
Она разглядывает огонек своей сигареты и молча кивает. И в ней так явно ощущается любовь и раскаяние, и еще целая радуга чувств, из которых на лице только еле-еле намеком отражается чуть заметная грусть, которая вполне может сойти за легкую вечернюю усталость.
- У нас еще будет разговор, - она улыбается. Кажется, она что-то решила для себя – и этому решению рада, хотя что-то ее и тревожит. Но эта тревога далека от отчаяния или сильного страха.
- Вы едете к нему?
- Сначала в Академию. А потом – да. Ведь не у декана мне просить ту самую смену белья, - она негромко смеется.
Чтобы там ни случилось до их прибытия в монастырь – видимо, у нее есть основания полагать, что слишком плохими последствиями ей это не грозит. Я рад, что так.
- Эля, на случай, если Вы решите меня еще когда-то навестить, давайте я Вам сейчас объясню, как попасть к нам целенаправленно, не разбивая окон и витражей, и имея гарантию, что окажетесь где надо, а не куда кривая выведет. Я буду рад Вас еще увидеть, и мне будет спокойнее знать, что Вы сможете прийти сюда, когда захотите.
- Спасибо, - она искренне обрадована моими словами. – Я обязательно вернусь.
А на следующий день я благословил ее на дорожку, и она покинула обитель.
Инквизитор остался на моем попечении. Первая проблема возникла на следующий же день, когда он начал отказываться от приема каких бы то было препаратов внутрь. Несмотря на боль и уже очевидную по черным провалам под глазами и общему состоянию бессонницу. Измученный организм требовал отдыха и восстановления – а он категорически не позволял ничего для этого сделать. На мой вопрос о причинах он ответил:
- В этом нет смысла.
Сначала я подумал, что он имеет в виду бесполезность применения большинства «общечеловеческих» лекарств. Объяснил ему, что я в курсе, что действию таких препаратов организм инквизиторов – особенно прежней инициации – не поддается. Хотя в основном, насколько знаю, это касается лечения повреждений, нанесенных магией. При обычных, особенно легких, травмах, наружные антисептики могут применяться вполне успешно. Вот применение обезболивающих и ряда антибиотиков результата, как правило, не дает. К большинству синтетических лекарств они невосприимчивы, но растительные и минеральные средства вполне могут использоваться.
- Откуда такая осведомленность? – усмехается он.
- За последние сто-двести лет бывали случаи, когда инквизиторы обращались за помощью к моим предшественникам. Так же в тайне от своих коллег – как видите, существование монастыря никем до сих пор не раскрыто. Наши врачи оставили кое-какие заметки. Так что информация у меня хоть и теоретическая, но вполне достоверная. То, что я Вам даю, имеет вполне натуральное происхождение, так что…
- Если, на Ваш взгляд, сейчас недопустимо воздействие магии – то вполне обойдусь и без остального, - перебивает он. – Последствия «Изгнания», насколько я понимаю, Вы убрали. Для остальных царапин хватит и мази. Я не потеряю контроль над собой – можете этого не опасаться, так что больше ничего не нужно.
- При чем здесь это? – смотрю на него недоуменно.
Он только хмыкает скептически и раздраженно машет рукой, давая понять, что в продолжении разговора не видит смысла. А я вот как раз этот смысл вижу – и еще как. Мне необходимо разобраться.
- Даниэль, объясните мне, пожалуйста.
- Здесь нечего объяснять, - со злостью говорит он. – Я ведь сказал – Вам не стоит беспокоиться.
- Если я о чем и беспокоюсь – то исключительно о Вашем здоровье, - кажется, я тоже начинаю терять терпение. – Если иммунная система окончательно скажет Вам «до свидания», останетесь больной развалиной.
У меня, наконец, мелькает одна догадка.
- Раньше… Вам приходилось принимать какие-то препараты?
Он кивает – очень неохотно, после долгой паузы. Весьма интересно…и что же это могло быть, что теперь он испытывает панику даже перед безобидной настойкой из лекарственных трав? Пожалуй, я знаю только одно место, где могут лечить так, чтобы одно только упоминание о лекарствах внушало ужас.
- Инквизиция, - говорю я вслух. – Но из тяжелых препаратов мне известен только анцер… да и, как понимаете, мы инквизиционными средствами здесь не пользуемся.
- Анцер, - усмехается он. – Анцер просто убивает, если с ним перестараться. И под его воздействием Вы никого в сознании не удержите, а уж тем более не сможете удержать выход силы мага из-под контроля, если возобновление деятельности мозга опередит приход в сознание. Это всего лишь обезболивающее, отец Марк.
«Всего лишь». Меня передергивает от этих слов – учитывая, о чем мы говорим. После неудачного применения этого «всего лишь» известны случаи полного паралича и комы со смертельным исходом, не говоря уже о прочих побочных эффектах. Достаточно на пару молекул ошибиться с дозой. Насколько мне известно, право применять эту дрянь имеют только лекари инквизиции высшей квалификации и только после получения специального разрешения, своего рода лицензии.
- Даниэль, да объясните, наконец, хоть что-нибудь! Вам что-то давали, и это были не собственно инквизиционные изобретения – верно? Что? В связи с чем?
Он устало потирает висок, глядя в стену. И нехотя говорит, поняв, что так просто я от него не отстану:
- В связи с моим… возвращением. У Великого инквизитора не было других гарантий, что я… что реакция на… - запинается, не зная, как закончить фразу, и я опять вижу бешенство в желтых глазах. Вот этого не нужно, Ваша экселенция. Кладу руку ему на плечо:
- Я понял, Даниэль. И чем же они перестраховывались?
- Я не медик и уж тем более не в курсе достижений нынешней фармакологии. Психотропные, нейролептики, депрессанты. Вот только не смогу обогатить Вашу библиотеку информацией об их действии в чистом виде на таких, как я. Для полной гарантии добавлялись микроскопические дозы анцера, насколько я понял. Как проводника. В таком качестве он и за много месяцев не смертелен, но обеспечивает действие остальных препаратов.
Он говорит отрывисто, с застывшим лицом. А у меня от его слов чуть было волосы дыбом не встают. Те, кто вытаскивал его в этот мир, абсолютно не были уверены ни в том, что он не тронется умом как человек из другой эпохи, ни в том, что в нем вообще есть что-то от человека. Неизвестно, что могло оказаться более жутким монстром – средневековый инквизитор, вытащенный в другое время, или лактор из Долины Теней, попавший в наш мир. Что уж говорить о смеси того и другого. Они, начиная свой эксперимент, даже не представляли, ни какими могут быть последствия, ни с чем им грозит столкнуться, ни будет ли вообще разумным существо, извлеченное фактически из преисподней. И, видимо, решили не рисковать, пытаясь это проверить до того, как применять еще какие-то меры. Выходит, ему сначала задушили психику и восприятие, а потом в редкие проблески пытались понять, каково это самое восприятие и как он готов принимать информацию о своем положении. Поразительно – сперва задавить в нем все, что только можно, с тем, чтобы потом попытаться все это собрать заново, рассчитывая на положительный результат.
- Силы Света, - невольно вырывается у меня.
Он пожимает плечами:
- У них были основания. Но нейролепсия и психическая анестезия – не самые приятные последствия. Других терминов я не запомнил, да и при мне не многое обсуждалось. Слышал случайно. – Его голос звучит отстраненно. – Давайте договоримся – если возникнет хоть малейший риск… я сам Вас предупрежу. Тогда делайте, что хотите. Сейчас это нерационально.
От его безжалостности к самому себе у меня мурашки бегут по спине. Многие ли из тех, кто над ним экспериментировал, готовы добровольно дать разрешение себя калечить, руководствуясь соображениями внешней рациональности?
- Даниэль, - мягко говорю ему, стараясь не выдать тех чувств, которые во мне вызвал этот разговор. – Как Вы могли подумать, что я собираюсь делать что-то подобное?
Он смотрит удивленно:
- А что тогда?
- Вы когда-нибудь слышали такие термины, как иммунодефицит? Гиповитаминоз? Если да - то должны понимать, о чем я. Если нет - с удовольствием дам Вам почитать медицинскую энциклопедию, там очень красочно расписана та перспектива, которую Вы рискуете получить, если ничего сейчас не предпринять. То, что я Вам даю - это только витамины, минералы, экстракты лекарственных растений. Вреда они Вам не нанесут. Если сомневаетесь - готов сам их пить на Ваших глазах, если иначе Вас уговорить не получится.
Он смотрит сквозь меня, словно происходящее его не касается. Но я знаю, в нем тихо теплится желание поверить. Спокойно спрашиваю:
- Мне отпить?
Он еле слышно вздыхает, отрицательно качает головой и протягивает руку за стаканом. Слава Силам Света, хоть эту проблему мы решили.
Через пару дней стало получше, плечо начало подживать, почти ушел налет с губ. Я безуспешно пытался спрашивать о частоте и интенсивности головокружений или приступах тошноты – жаловаться он не привык и не умел настолько, что добиться от него подробного описания самочувствия оказалось делом невыполнимым.
Более тяжелого пациента у меня за всю жизнь не было. Он ходил с каменным лицом. С брезгливой ухмылкой. С видом "что бы я ни делал, я вам оказываю великое одолжение". Он молчал, а если и отвечал на вопросы - то давая понять, что вам незачем тратить его драгоценное время. Даже если драгоценность времени сводится к смыванию корок с десен и струпьев с пяток.
Он не делал попыток завязать знакомство ни с кем в обители. Старательно всех избегал. Впрочем, желающих с ним общения и не было. В обители никто не знает, кто он такой – но понимают, что инквизитор, конечно. Здесь хватает и других забот, никто не будет к нему приставать с непрошенным вниманием. Кажется, он за это благодарен. За возможность спрятаться ото всего мира на несколько дней, за маленькую передышку.
Мне не удавалось заставить его хотя бы питаться нормально. В лучшем случае он безразлично проглатывал пару кусков и отодвигал тарелку.
Он тосковал отчаянно. У него с эмоциями все так же шиворот-навыворот, как и с болевым порогом. Хотя он и держит их в себе. Но границы чувств смыты, как и границы боли, он не знает удержу ни в ненависти, ни в ярости, ни во всем остальном.
И однажды под вечер, застав его сидящего, ссутулясь, возле прудика с лебедями, я все-таки говорю:
- Даниэль. Вам придется это принять как есть.
Наверное, не стоило мне этого делать. Ожидаю агрессии или холодной отповеди, но он только бросает на меня быстрый взгляд и говорит без выражения:
- Вы - эмпат.
Видимо, ему и впрямь плохо, раз он даже не огрызается на мою бесцеремонность.
- Да. Давно Вы поняли?
- Заподозрил, когда узнал, что Вы сразу почувствовали в Нарэн Ригарэль. Ее маскировка слишком сильна даже для мага моего уровня. А вот эмоциональный фон у них отличается от других магов нэры Огня.
Парадоксально - но слова про мага "его уровня" звучат отнюдь не самодовольно. Скорее наоборот - словно он говорит о чем-то если не позорном, то как минимум неприятном. Просто абсолютно безрадостно констатирует факт.
- Даниэль, Вы ведь понимаете, ничего нельзя изменить.
- Да что Вы можете знать? Что Вы-то понимаете? – рычит он с яростью, почти с ненавистью. Прикрывает глаза, словно эта вспышка лишила его последних сил, и неожиданно говорит очень тихо: - Мне было бы достаточно, если бы просто все было как прежде. Всего лишь.
И у меня не поворачивается язык сказать, что и на это ему вряд ли стоит надеяться. Он ведь и сам это осознает. Я накрываю ладонью его ледяную руку, тихонько пожимаю ее – и ухожу. Мне нечем его утешить и нечем помочь. Ни мне, ни кому бы то ни было.
Молодцы.
Шикарно сказано!
