Девять жизней одной кошки

Так, объяснение со пчелой все-таки в текст надо бы вставить... Автор идеи простит легкий плагиат? :)
 
Так, объяснение со пчелой все-таки в текст надо бы вставить... Автор идеи простит легкий плагиат? :)
Думается мне, что простит :) Во-первых, это же для общего удовольствия, а во-вторых, можно будет похвастаться соавторством ;):)
 
Кстати о разнице восприятия. На этот раз конниками и не-конниками))) Показала текст своей неконной маме. Мама сказала, что ничего, только (в числе прочего) непонятно, что лошади думают и чувствуют. Говорю - ну как же, вот же здесь и здесь, очевидно же...
Напомнило анекдот про ермолку.
Это когда еврея спрашивают: зачем ермолку носят. Тот говорит: как же, в Торе сказано, что нужно. Где? Ну вот же написано: "и вышел Моисей к народу". - Ну и при чем тут ермолка? - Вы-таки глубоко меня удивляете! Как же мог Моисей выйти к народу без ермолки! ))))
 
Кстати о разнице восприятия. На этот раз конниками и не-конниками)))
Ну тут все относительно просто))) Любое восприятие основывается на собственном жизненном опыте и знании предмета)))
 
Последнее редактирование:
Так. Ну вот пока что имеем:

Всадник Шредингера (продолжение)

"Скорая" уехала, неизвестно зачем взвыв сиреной в чистом поле. Он пнул ногой брошенный на земле расколотый шлем и ушел в конюшню.
Два дня прошли бестолково. Потом забылось, и не то что бы быльем поросло... Опилочная пыль - она помощнее былья, ложится надежнее.
А что Ольга с неживым лицом - так мало ли, с каким лицом ходят бабы. Особенно выездковые.
***
- Постой, - он вздрогнул и не обернулся, только замер.
- Я тебе сказал. Иди, седлай. Пятнадцать минут, если помнишь.
Цирк должен продолжаться несмотря на убыль клоунов.
Гнедой отметистый жеребец боялся трензеля. Боялся всадника, всего боялся.
Выехал на плац. Ждал, пока поднимут высоту. Не дождался.
Стояло не выше ста двадцати. Игнатьев повернулся к всаднику, прицелился взглядом в лицо:
- Андрюша, ты что-то хотел спросить?
Рука жмет повод до ногтей в ладони.
- А... Да. Нет, Александр Данилович. Ехать?
Легкий, безупречный, выжавший коня за грань возможной скорости, срезавший время наискось...
- Да, - оценил Данилыч. - Как много за двадцать лет напортачено. Как непросто исправлять.
***
Оля ненавидела белые халаты с тех пор, как провожала без возврата папу. Теперь халаты стали зелеными, и это... И это тоже ничего не значило.
- Рита...
- Оля.
Улыбается. Улыбка стекает с лица:
- Муся? Оля, Муся - она???
- Тихо, что ты. Данилыч смотрит. Ну, Гран-При вы не поедете уже точно...
Рита заулыбалась вновь. Муся - живая.
Ноги лошади под присмотром Данилыча. Ноги всадницы собрали по частям. Упала, конечно. Упала при приземлении, но удачнее, чем могла бы, да и успела притормозить себя, цепляясь до последнего за лошадиную шею. Сотрясение мозга и покалеченные ноги все же лучше, чем быть прошитой металлическими прутьями. Вот только неизвестно, доведется ли когда еще сесть на лошадь. Да и просто ходить без костылей.
Раз-два-три - девочка, живи...
***
Перед самой выпиской ей предложили работу в соседнем городке. Она подумала и согласилась.
- Буду переезжать, - поделилась она с Олей.
- Слушай, а я ведь даже не знаю, кем ты работаешь, - спохватилась та.
- Здесь в музыкальной школе. Там предложили училище. Я виолончелистка... Бывшая. Когда-то подскользнулась неудачно, руку повредила, с оркестром пришлось проститься.
- Везет тебе на падения, - вздохнула Оля. - Сыграешь мне как-нибудь?
- Если в гости приедешь. Только ничего сложного я теперь не могу. Оль, посоветуешь там конюшню какую-нибудь? Нам ничего особенного не нужно, Муське теперь только шагать, а мне и вовсе верхом не судьба.
Ольга посмотрела удивленно:
- Я думала, ты ее себе не оставишь.
- Ты что? - возмутилась Рита. - Мусю продать? Да никогда в жизни! Она и не виновата ни в чем. Если бы меня пчела в ухо ужалила, я бы тоже с ума сошла.
Ага, продать, подумала Оля. Продать эти дрова можно только мяснику на вес конины. Ей и с целыми-то ногами цена была три гроша в базарный день. Вслух ничего такого не сказала и поняла, что рада и за кобылу, и за ее хозяйку.
***
На метре сорок. На обносе на метре сорок. Грунт царапал зубы.
Подниматься с песка не хотелось. Вообще как-то не хотелось ничего.
- Прыгай и пойдем чай пить.
Помотал головой, чувствуя, как усиливается противное чувство где-то ниже ребер.
- Ты кого ждешь? Садись на лошадь, я до вечера с ним над тобой стоять не буду. На падении нельзя заканчивать, сам знаешь.
Медленно поднялся. Дрожащей рукой взялся за стремя. Увидел краем глаза, как Данилыч опускает высоту. Стало одновременно легче и противно до тошноты.
- Хватит, - сказал, невидящим взглядом уткнувшись в крыло седла. Был развернут крепкой рукой за шиворот.
- Тебя кто научил с тренером спорить? На словах ты о том, что спорт работы требует, хорошо рассуждаешь. Сел и поехал!
Чуть ошибся в расчете. Сбили жердь.
Заводя коня в денник, наорал на подвернувшегося конюха. Тот и не понял, за что. На самом деле и не за что было. Уехал, не прощаясь, бросив хлыст и каску у денника.
 
Последнее редактирование:
Легкий, безупречный, выжавший коня за грань возможной скорости, срезавший время наискось...
- Да, - оценил Данилыч. - Как много за двадцать лет напортачено. Как непросто исправлять.
Почему-то засел в голове этот отрывок)))))
 
Кстати, обратила внимание. Тех лошадей, что снимали за неповиновение, почти никто из хозяев не заставлял перепрыгивать. Поэтому и позволяют себе такое.
 
Кстати, обратила внимание. Тех лошадей, что снимали за неповиновение, почти никто из хозяев не заставлял перепрыгивать. Поэтому и позволяют себе такое.
Ну проявляют неповиновение не только поэтому. В работе с лошадью есть золотое правило - заканчивать на хорошем, и не важно, где это происходит - дома на тренировке или на стартах. Все опытные конкуристы, в случае закидки и исключения из соревнования, перед тем, как покинуть боевое поле, обязательно прыгнут какой-нибудь барьер.
Поскользнулась.
Ой, я тоже периодически допускаю эту ошибку :rolleyes:
 
Ну и наконец:

Всадник Шредингера (пожалуй, окончание)
Рита устала, отсидев весь день в экзаменационной комиссии, но улыбалась, неспешно постукивая костылями по полу опустевшего коридора.
Дети поступали замечательные. Особенно запомнились две пронзительно талантливые девочки и мальчик, из-под смычка которого уже сейчас были слышны торжественность огромных залов и блеск оперных аншлагов.
Во дворе слух ранил звук, который она никогда не могла спокойно слышать даже в кино. Так плачут только от безысходного горя, от которого нет лекарств.
Она нашла ее на лавочке за кустом сирени. Нескладная некрасивая девчонка сидела, обнимая зачехленный инструмент, согнувшись, как от сильной боли.
- Я никогда... Я думала... В школе хвалили, а я бездарна! Как же теперь, у меня же только музыка...
Рита знала, что эту девочку ей нечем утешить. Было бы подло и нечестно рассказывать ей о несуществующих шансах поступления на следующий год. Она помнила ее игру на экзамене. В ней была видна усидчивость и работоспособность, но не было не только таланта, а даже и слух был плох. Вот только оставить ее так, сказав пару пустых слов утешения, тоже было совсем невозможно. Для Риты - невозможно.
Она не смогла бы объяснить, что подтолкнуло ее к концу разговора написать девочке Ксюше адрес игнатьевской конюшни и взять с нее клятвенное обещание, что завтра Ксюша непременно поедет и найдет Александра Даниловича. Быть может, наивная наклейка с серебряным единорогом на чехле виолончели. Или сказанное когда-то Игнатьевым "лошади лечат душу, если еще осталась душа".
***
Прошел год. Прошел спокойно, не принеся особых хлопот и неприятностей. Муся стала меньше хромать. Рита тоже. И однажды упросила конюшенный народ помочь ей сесть на кобылу. Муся терпеливо ждала, не пугаясь упавших рядом костылей, не раздражаясь от долгой возни с затаскиванием всадницы в седло. Они прошли три круга по маленькой леваде, и яркое небо звенело счастьем.
Вот с приземлением оказалось сложнее, о нем Рита как-то не подумала. Сообразил хмурый дядька-конюх, подведя кобылу к холмику за конюшней, воткнув покрепче в землю костыли так, что они оказались почти на высоте Ритиных локтей. А руки за этот год стали крепкими, привыкшими таскать тяжесть тела. Так, придерживаемая конюхом, она и спешилась. И рассмеялась солнышку и нежным Муськиным губам, обшаривающим карманы в поисках вкусного.
А через несколько дней в училище прибежала взъерошенная девочка Ксюша, зовущая ее на соревнования, захлебываясь словами и восторгом.
- Маргарита Сергеевна, Вы обязательно должны быть! Это же мои первые старты! Ведь это все благодаря Вам!
Рита и не собиралась отказываться. Ей было интересно, соревнований вживую она не видела никогда. Хотя и ехать нужно было в областной центр, но Рита решила, что эту дорогу она осилит как-нибудь.
***
В комплексе ей встретилась Оля, сказавшая в ответ на молчаливое удивление Риты ее присутствием на конкурных соревнованиях:
- Ну, знаешь, взаимное отвращение друг к другу выездки и конкура слегка приувеличено слухами. - И расхохоталась: - Да я у твоей Ксюхи поконоводить вызвалась. Видишь, какая крутая девка стала - коноводом у нее целый выездковый КМС. Это здорово, что ты ее к Данилычу прислала. Талантливая девчонка, до разряда ей пол-шага. Только, паразитка, в конкур вот пошла, а не ко мне. Давай я тебя на трибуну провожу и побегу, потом еще увидимся.
Ксюша поехала где-то десятой. Сидящий рядом с Ритой незнакомый мужчина сказал:
- Ну, подумаешь, один повал на перепрыжке, хорошо девочка отпрыгала.
- У нее первые старты, - ответила Рита.
- О, так тем более. Дочка?
- Нет, просто знакомая.
- Но какая техника! Какая техника! Здесь руку мастера видно сразу.
- Тренер у нее прекрасный, - подтвердила Рита. И подумала, что надо бы потом найти Игнатьева, поблагодарить за то, что взялся учить Ксюшу.
А потом на трибуны прибежала и сама Ксюша, занявшая третье место, с кубком наперевес повисла на Ритиной шее, расцеловав ее в обе щеки.
- Маргарита Сергеевна, Вы не уходите! Скоро большие высоты будут, знаете, как классно! У меня тренер на метр пятьдесят поедет!
- Да? - удивилась Рита, знавшая, что Игнатьев не выступает уже много лет, только тренирует. Видимо, Ксюшин задор не миновал и его. Может, она и приложила руку, уговорила. Эта Ксюша ничем не напоминала ту, что плакала под сиренью. Эта могла уговорить и самого великого Данилыча. - Я обязательно досмотрю.
Смотреть сто пятьдесят было страшновато. Как только они все себе шеи не сворачивают, поежилась Рита. А Александра Даниловича все не было. Рита спросила у сидящих рядом:
- Не знаете, когда Игнатьев должен ехать?
- Игнатьев? Да вроде, такой не заявлялся.
И в этот момент она увидела всадника, подъезжавшего ко въезду на боевое поле. Его фамилия ей ни о чем бы не сказала, она никогда ее не знала.
- На старт приглашается всадник Островский Андрей на лошади по кличке Зальцбург.
Гнедой отметистый жеребец поднялся в галоп.
 
Последнее редактирование:
Кстати, обратила внимание. Тех лошадей, что снимали за неповиновение, почти никто из хозяев не заставлял перепрыгивать. Поэтому и позволяют себе такое.
Да, заставлять нужно. Прекращение работы - похвала для лошади. Так и будет считать, что за закидки хвалят.
 
Я же сказала, что не хочу бросать кое-кого под забором ;)
А все же кое-кто вытащил себя из ямы ;) Даже если сам до Гран При не доберется, то девчушке дал шанс :) Нет, даже бльше - там никто под забором не остался, все получили свой шанс)))))))
 
Последнее редактирование:
Сверху