Дневник прибрежного плавания

[Fiby]

Рит, а приезжай к нам в гости,а? Ты мне расскажешь чего в моей левадно выращенной Доне не хватает (я недавно фото ее в свой дневник вешала).

Начинается сектанство! :evil: Зачем? Я высказала свое личное мнение, которое никому не внушаю и никому не указываю как правильно жить. Вот за это не люблю Прокони, чуть что против ветра скажешь - всё, ты враг государства Если ты считаешь, что твоя лошадь выращена в хорошей леваде (утрирую :lol: ), то пусть всё остается на своих местах. Это твоя лошадь, ты делаешь то, что считаешь нужным. Не будем показывать пальцем, но есть приверженцы, целый клан, левадных коней, я не против, мне если честно всё равно. Левады у Юли - это реально ЛЕВАДЫ, такие, какими они должны быть (имхо). Опять же никого не агитирую и даже не пытаюсь повлиять (боже упаси) на чье-либо видение мира) Я даже теоретически не хочу влезать со своими советами в чью-то жизнь) Так что если кто-то, читающий меня, считает, что я влияю на его подсознание - срочно перестаньте меня читать :mrgreen:

читаю и думаю... где это?
видимо МКЗ имеется в виду))))
там и нефть могла пойти)) чисто теоретически :mrgreen:

Он самый "золотое копытце" )

upd "Конный завод стал источником неприятного запаха в Одинцовском районе"
..."Как рассказал телеканалу LifeNews охранник предприятия, в минувшую субботу сюда подъехала неизвестная машина, которая слила химические средства в навозную кучу возле конезавода."

Так что аккуратнее там с навозными кучами)))

 

[Karik]

Рит, а приезжай к нам в гости,а? Ты мне расскажешь чего в моей левадно выращенной Доне не хватает (я недавно фото ее в свой дневник вешала).

Начинается сектанство! :evil: Зачем?

Ты вообще о чем? Я тебе про работу над "одомашниваем", ты мне про левады и секты. Видимо каждый читает то, что ему хочется.
В гости я тебя пригласила, потому что ты написала, что выращенная в леваде лошадь априори не здорова и ей чего то не хватает. Ну как говорится рентгены всех рассудят :wink: Да и с таким настроем лучше и правда не приезжай.
За сим удаляюсь - растите здоровыми

 

[Fiby]

Что и требовалось доказать :mrgreen:
Я ни слова не написала про здоровье, спортивные достижения и прочие атрибуты выращенной в леваде лошади, говорю же, против ветра пошла Так что кто что читает - это ещё подумать)

 

[Karik]

Тут либо левадные жеребята, либо здоровые и немного свободные дети - каждому свое)

безусловно
а про спорт с атрибутами я ничего не писала, там слишком много факторов играет помимо выращивания. в спорте и здоровую лошадь угандошить можно

 

[Fiby]

Засоряем хренью Полинин двевник
Сто раз себе говорила не вылезать в интернетовские междусобойчики, сгрызут ведь не жуя) Собственно, не надо Лису советов как ему жить, где расти и как приучиваться не есть людей :wink: Сами с усами

 

[Конституция]

Полиинааа!!! :lol: (а то она сообщила, что почитает, обдумает 8) и может что-нибудь напишет (в своем-то дневнике))) ага))))



Чего-то вы на ровном месте прям... :?
у меня на работе такой сотрудник есть: даже если он с тобой одного мнения, все равно умудряется спорить и что-то активно доказывать... :mrgreen:

все же довольны? у всех лошади в отличном состоянии (ТТТ).
не надо искать подвоха там, где его нет :wink:
похвалились - разошлись :mrgreen:
сколько мы видели свободных в полях и не видевших овса, всех в накостниках и т.п.? и сколько типа гуляющих в левадках 5х5 по колено в грязи?
вот их можно пожалеть...

большинство ИМХО лошадиных проблем от неквалифицированного персонала и непрофессионального подхода.
у грамотного адекватного человека лошадь и после полей останется целая и в леваде будет достаточно, эффективно и безопасно двигаться. Еще же целый комплекс факторов нужно учесть: компания для выгула :wink: , корма, подкормки, вет.процедуры, расчистка, воспитание\работа, условия содержания и т.д.... Это всё за лошадь решает хозяин.. И от его адекватного и грамотного выбора полностью зависит ее судьба.

вот, Полин, мы опять вернулись к тем самым "кадрам, которые решают всё." :wink:

а обсуждать, опять же ИМХО, полезно. Конструктивно обсуждать :wink:
многие воспринимают всё на свой счет, прямо вот дословно. Но мы часто совершенно не правильно додумываем за собеседника, а иногда и не правильно интерпретируем его действия и слова :wink:

 

[Karik]

Новый форум просто жесть! Какой дневник нашла, в тот фотки и выкладываю)))
Гигантус серко

из серии вкусный друг и сосед)))

портретик

Свет был жесткий, да я еще и с настройками налажала, так что фотографиями я не довольна...
Есть еще, все кину Ксюше вконтакт, распределяйте между собой, вдруг еще какие понравятся для дневника)))

 

[Fiby]

Оу, спасибо
Никакой он не серко, блин
Притащу собачий фурминатор и перекись, будем насильно осерять

 

[Конституция]

Да.... сейчас еще Калиостро глянула... светлее он был в это время... но чуток светлее - так что просто фурминатор (даже и без перекиси ) должен всё поправить (такие теперь тут странные смайлы, но цвета приятные, девчачьи)....
Фото нормальные, Карин, просто тени- да.. чего-то очень резкие... хотя времени было уже около 3-4 дня..
А двигался Лис классно (у них в левадке уже всё оттаяло). Полине я уже все в красках рассказала
У него потрясный галоп... просто супер ТТТ... и не мамин это галоп
С Каем живут вроде мирно.. Конечно, по весне на солнышке их тянет на приключения... но по мне - они вполне доброжелательно играют...

 

[shade]

Жеребёнок молодец! Рождение звезды!)
Летом ещё съездить надо

 

[shade]

Стратегия. Начало. Март 15

Небо. В огромных окнах – бескрайнее небо над ровной тишиной озера. Синий шлейф береговой линии плавно тянется вдоль горизонта, то вздымаясь скальными гребнями, то тая пологими склонами нисходящих к воде берегов. Времени нет. Тишина заполняет собой пространство, поглощая любое течение – времени и мысли. Солнце только что встало; мир окутан прозрачными сумерками, возвращающими своим рассеиванием цвета и формы проявляющемуся миру.

Открываю балкон – рокот речного потока заполняет пространство, становится частью безмолвного, зачарованного мира по ту сторону сознания. Неведомые, скалистые берега, выброшенный на пустынном пляже чёрный остов странствующего брига. Бушующее море, шквал ветров, до краёв полная приключениями жизнь и вечное забвенье пустынных шхер мерцающего штиля.

Спускаюсь к завтраку.

Огромные окна полны света. Людей немного – обожаю путешествовать в не сезон. Просторные залы почти пусты. Белый мрамор отражает свет, наполняя пространство чистым, мерным сиянием холодного камня, холодного солнца, лучистой стали северного неба.

К завтраку открыто шампанское, жаль что количество алкоголя в моей крови, оставшееся со вчерашнего дня, не позволит начать с него день. Блюда божественны, приготовленная на пару брокколи, нежнейший омлет, всевозможные тушёные овощи, свежие фрукты… Комильфо. На столах белые гвоздики. Светлая скатерть, прозрачное, в столь ранний час белёсо-дымчатое небо, бушующая мощь тёмной реки, белая пена обнимает чёрные валуны и, развиваясь, скрывается в ледяном спокойствии Онеги. «Обнявшись, словно две сестры, струи Арагвы и Куры». Можно сидеть так бесконечно, наслаждаясь свежим кофе, свежим утром, свежей, сильной волей весенней реки, разбуженные её течением старинные воспоминания полудиких рек Северной Карелии, тающего в холодной воде остановившегося солнца, дивных голубых сумерек белых ночей и ярких рассветов, снимающих гладкую шаль с озёр, поднимающих навстречу нам первые волны.

Утро, немного пасмурное и прозрачное, какое бывает лишь в Южной Карелии. Выхожу из гостиницы, затягиваюсь сизой пеленой раскинувшегося в предвкушении молчания. Это состояние восстанавливает душу. Оказавшись дома, медленно и знакомо погружаясь в глубину влажной, бездонной тишины на пороге Вечности. Это Озеро хранит в себе Настоящее, и нужно просто надышаться им, вспомнить его, вернуться к нему.

Я иду в «Зареку», когда то я жила здесь и ближайший магазин там. Купить хлеба и покормить уток на реке - достойное начало дня. На контрасте со светлыми залами отеля обшарпанные домики кажутся ещё более убогими. Странно, я никогда не замечала этого. Всё познается в сравнении, на контрасте. Только так. Как же не повезло людям, выросшим в роскоши. Ведь за формой так просто не увидеть содержания. Впрочем классики видели её всегда. В этом счастье. Район сплошь состоит из доживающих свои дни деревянных построек и совсем старых, каменных домов с давно обрушавшимися орнаментом карнизов и облупившемся декором колонн. Я иду, ловя топкие отголоски внутри – вот, моё восприятие полностью определено тем миром, в котором я только что была, тем миром, где я сейчас в упоении пила кофе. Этот контраст задаёт ощущение.

Ближайший магазин работает с 9.30. Иду дальше и – забавно – захожу в свой родной, ближайший к дому магазин. Я зашла в него и мир обрушился. Я потянулась к салату в полноте предвкушения – приду Домой, сделаю салат! И это ощущение моей кухни, пустой и маленькой, до краёв наполненной чистым снежным светом севера, ощущением разливающейся вокруг безграничности, покоя, сладкой чистой пустотой, безвременьем никуда не идущего времени… Ригачина… улица Ригачина, я уже и не помню дом. Моя соседка, старушка, хозяйка квартиры звала меня в гости и в любой момент я могла постучаться в её дверь. Что за мир открывался внутри! Яркий, жёлтый свет (я никогда не включала свет у себя, чувствуя, как с каждой минутой поникают под кожу и растворяются внутри сизые сумерки – лучшее лекарство от всех что ни на есть на свете болезней), работающий телевизор (я выбирала квартиру без телевизора, телефона, компьютера и, по возможности всего остального), запахи тепла, уюта и чая (чего в моём доме не было, и быть в ту пору не могло, конечно). Она, Зинаида… Аркадьевна. Вроде я помню её имя, непременно звала меня в большую комнату, поила чаем из собранных ею трав, и вареньем диких ягод, которого не найдёт в мире не один путешественник. Какие это были травы! Какой дух стоял в то время в комнате, никакая ароматерапия лучших здравниц никогда и рядом не могла стоять, да и не будет… Эти запахи проникали в душу, возвращая всё живое, всё родное и дикое, всё настоящее, что только могло быть в нашем мире…

Она рассказывала про идущие сериалы, я рассеянно кивала, не в силах выйти из какого-то душевного экстаза, какого-то ощущения дома, которых у меня никогда в таком виде не было, пропитываясь теплом и светом этой души, этого дома, этого мира. Запасаясь в прок, как антивирусом от бесчувственности мира, ждущего меня по ту сторону железной дороги, от рациональности и эффективности, себя самой, от того, что схватывая нас железными щупальцами НАДО вечно гонит к чему-то чуждому, к чему-то что никогда не будет и не было надо, ни нам самим, ни нашему запущенному, скрежещущему миру. Потом она говорила о совей семье, я оживлялась, готовая разделить с ней то тепло, которое ещё есть в моей душе, радуясь тому, что я ещё могу так просто открыть душу и наполнить её каким-то ещё чуждым пониманием, становящемся капля за каплей моим существом. Я очень ценю в себе эту способность, и если Катя говорит мне, что я закрытый человек, то это, возможно, от неумения пользоваться своими ресурсами и от большой ценности того, что я впускаю в свой мир – это остаётся внутри – те моря, те встречи, те люди – всё это становится мной, это не выветривается и не забывается, как бы иногда я не хотела этого.

Так и сейчас – зайдя в магазин, окунувшись в мой знакомый и зыбкий мир, я снова стала им, и, выходя с хлебом из магазина, снова вернулась домой.

Эта ценность – я слушаю курс по построению и систематизации бизнеса, там говорится что всё начинается с ваших личных целей, поэтому нужно очень хорошо понимать их – эта возможность – пройтись по тем же улицам, что я ходила много лет назад и в сейчас же вернуть себе все ощущения, всё содержание моего мира, вот что греет и, неизменно, оживляет мою душу – вот ценность, вот то, что мне нужно.

Я помню создавая форум я думала разделить фотосессии стихами о природе, и, помня тонны исписанных мамой тетрадей с великолепными стихами, обратилась ней. Она не вспомнила ничего - те стихи, что когда-то наполняли её душу, которые читала она в детстве нам - все забыто. А ведь это было самым настоящим, самым живым, это пробуждало и заставляло светиться глаза. Да и папа с трудом вспоминает сюжеты любимых книг. Конечно, это осталось внутри. Где-то глубоко внутри. Неужели и я когда-нибудь забуду Ницше, Блока, Грина?

Гуляя вчера по набережной я зашла в ведущий к гостинице парк. Мир заполнили сумерки, мне было легко и просто, как ночью в полях. Схваченный кронами воздух светлого неба перешёл во мрак, ночь настала плавно и мягко – я даже не заметила этого. И я подумала, что душа человека – наш внутренний мир, подобен лесу, саду или морю – когда уходишь на рассвете, сумерки сгущаются естественно, вместе с тобой – ты становишься их частью, и не бывает ни одиноко, ни страшно. Хуже если заходить в них ночью – вода или земли – всё чуждо, всё дико. И я не хочу уходить их этого сада, пока есть контакт со своим миром, пока, волею судеб, мне удается притворять в жизнь то, во что я верю, пусть и так картинно и убого.

Долго думая над тем, что же является моей целью, я поняла: я хочу вернуть себе то, что является моим по праву. Я хочу вернуть себе этот блистающий мир, который окружает меня! Я хочу слышать звон колокольчиков в весеннем лесу, плеск вон где-то далеко за полярным кругом, возможность летать, так часто возвращающуюся ко мне во сне, шёпот вечности, пробуждающийся внутри, когда часами стоишь на ёе пустынных берегах. Свет неба, свет в глазах людей, в которые смотришь иногда из глубины чистых степей, оживающих в глубине, снова возвращающие мир к своему исходному началу. Тандем пляшущих вод и трав, колыханием свежего ветра расправляющий плечи легчайший бриз весенних Московских сумерек… Я очень люблю людей и очень верю в человека. Потому что я верю в себя – без этого моя жизнь была бы бессмысленной.

 

[shade]

Понимание цели определяет выбор средств. Я не хочу манипулировать людьми – это просто не интересно. Мне лень. Да, я читала много книг и семинаров, есть разные установки: «Клиент всегда прав». На это стоит ориентироваться. Потом это утверждение так же естественно сменяет другое: «Клиент всегда прав. Если клиент не прав – это не наш клиент». Пока ты ничего не умеешь нужно идти вперёд, когда же ты чему-то научился – стоит расставить для себя приоритеты. «Твой бизнес – это продолжение тебя» говорят в инфобизнессе и это многое объяснят и проясняет. Сейчас я прописываю цели и переосмысляю их.

Катя сказала, что я веду себя не искренне, пластилиново и выглядит это убого. Я задумалась над всем этим и поняла что работать с прокатом я научилась. В этом была мега-цель и она достигнута. Само по себе это не может быть дальше целью. Я могу это и это больше мне не интересно.

Что дальше? Я думаю о том, почему я веду себя именно так. Когда Катя привела мне в пример Таню Быковскую, что меня озадачило – я очень уважительно отношусь к Тане и всё же по ней видно до какой степени её достали люди. Я задумалась: меня никто не достал. Более того, если взять каждого человека в отдельности – каждый мне на самом деле приятнее и даже те, кто раздражает – бесценный практиакум многих вещей.

Я всегда думала, что будь я собой, мало кто стал бы со мной работать. С другой стороны – это логично – пусть отсеиваются те, с кем, волею судеб, нам не по пути. Те, кто заявляя что хочет учиться ездить верхом обижается от одного резкого слова – пусть ищут себе другого тренера. Я знаю что я могу и для меня это уже не важно. Нужно было глубоко и долго переболеть этим что бы понять: человек, который хочет научиться ездить верхом, научится даже если я буду ему мешать. Человек, который хочет пообщаться, потусить и поиграть в коня может заниматься этим сколько его душе угодно. Быть милой я научилась, но я начинаю от этого уставать. И, кажется, не только я. Есть прокат – это работа, в остальное время я, пожалуй, могу быть собой. Сейчас я могу найти людей, которые будут работать со мной просто за деньги. Сейчас со мной могут остаться те, кто разделяет мои взгляды.

Никаких иных причин играть комок позитива – тем более, увы, плохо играть - кроме привычки. И, что самое главное, мне действительно надоело. С прокатом всё ясно, с фотосессиями получилось, можно раскрутить сайт – это я тоже знаю как – и заниматься ими в плотную, но мне это тоже не интересно сейчас, поскольку уже получилось. Не получается пока с клубом. Это – следующая задача. Анализируя что же я хочу я поняла, что дело не в деньгах – заработать их можно просто сделав конюшню и сдавая денники в аренду, фотосессиями, прокатом, продажей лошадей и т.д. Дело не в них. Становится скучно.

И я поняла вдруг, что единственное, что я могу поставить себе целью – это создать свой не просто - клуб или конюшню – свой мир. Мир, в котором я смогу воплотить то, что считаю Настоящим. Что я - лично я - считаю правильным. Где моим лошадям будет хорошо, где ХОРОШО БУДЕТ МНЕ. У Оксаны когда-то получилось воплотить это в «Заречье». Значит получится и у меня.


Долго думая над ответом Гулёне – зачем? – да, для себя. Где хорошо будет мне. Где я смогу быть собой. И, для начала, попробовать быть собой там, где я есть. Я пока слабо представляю как это будет, но это то, чего я хочу и то, что я поставлю своей целью. Хотя бы дикция, голос, взгляд, что-то там ещё, вспомнить, что говорил Новиков…

И ещё, конечно, прописать стратегию.

Стратегию! Я знаю как. Я знаю о чём. Я знаю зачем. Да, я счастлива.

 

[shade]

 

[shade]

За окнами снег – белый тайфун гуляет над безбрежным пространством Онеги. Проснувшись распахиваю балкон – насколько хватает глаз мир заполнен снегом, кружащимся, танцующим, несущемся; дымчатые струи вздымаются вверх, схлопываются в шабаше дикого танца и снова разносятся кружащимся веером – смеющийся гимн бесконечности. Так ветер, бывает, играет гладью воды – налетая, крутя, разнося в стороны мечущиеся гребни; разметанный узор тягучих вод, беспрестанно стремящихся к законченной форме. Всё носится, всё кружится, всё движется. Снег заносится в номер, обволакивая тело весёлым приветствием. Снег.

Буран исчезает так же внезапно, как возникал: небо на западе проясняется, исчезает сизая дымка, за дальними берегами пространство выравнивается, проявляясь чистым цветом. Утягиваясь на восток снежный вихрь несется дальше.

В огромных окнах ресторана уже проблёскивает солнце. Весь пейзаж за окном ярко-белый, лаская взгляд, проявились плавные линии сходящих к реке берегов. Идеальные линии, совершенные черты. Ни что не отвлекает от созерцания, от восприятия. Я не люблю лето, когда всего много – мир тонет в цветах и красках, всё щебечет, бурлит, шелестит – деревья, листва крон, стебли травы – всё прибывает в движении, всё о чём-то шевелится, о чём-то движется, к чему-то относится. Горячее солнце пробуждает мириады запахов, они расползаются повсюду, звучат навязчиво, пылко, страстно. Вычерпывая из небытия яркие картинки, они захватывают тебе без твоего на то желания и ведут своими причудливыми коридорами к каким-то совершенно не нужным сейчас воспоминаниям. Ещё люди – они повсюду, они убивают своим возникновением всё тонкое, неслышное, невидимое. Они движутся, говорят, говорят, говорят, какие-то жесты, шорох платья, звон бокалов, голоса детей, звон телефонов… Чудовищно. И ещё птицы. Никакой тишины. Ничего интересного.

С неописуемым наслаждением откидываюсь на спинку стула. В огромной зале помимо меня, кажется, ещё один человек, а прочем может быть ушёл уже и он. Мир прекрасен. Мир чист. Мир первозданно идеален. Ничего лишнего. Виднеющаяся из под снега земля на золотисто-розовых склонах тонет в лучах утреннего солнца. Она настоящая. Стволы берёз сияют как отшлифованный мрамор гостиной – ещё глубже – как будто светятся изнутри. Совершенные, вытянутые стволы их жемчужно-перламутрового блеска оживляют мерцание раковин подводных сказок Андерсена, а прозрачные своды сплетённых ветвей – невесомое напыление сияющей бронзы над колоннами дивного храма. Чистые покрывала накинутого на землю снега как будто переходящего в белоснежную гладь разостланной на столе скатерти; играет мерная, ни на что не похожая музыка. Невесомые, как бкдто далёкие звуки пианино тают, переходя в приглушенные древние кельтские мотивы - их звуки доносится как воспоминание; дудочка или глухая, старинная флейта – какой-то простой, и до боли знакомый мотив. Она создаёт атмосферу и хочется сидеть так, наслаждаться прекрасной едой, наслаждаться пейзажем, своим внутренним миром и, несомненно, – миром внешним, пришедшим, благодаря этой прозрачной музыке, в какое-то невесомое состояние равновесия, не требующее более ни усилия, ни поправки.

Так и должно быть, когда атмосфера создаёт мотив. Когда, расслабляясь, хочется быть здесь. Когда само движение объясняет смысл. Тогда ничего никому говорить и не нужно. Кто поймёт, тот останется. Так же бывает на конюшне – когда всё ровно, уезжать не хочется. И роль играет всё. «Мелочи не играют решающей роли – они решают всё».

Самое главное – я это понимаю. Самое главное, что я точно понимаю чего я хочу, и к чему я иду. Не бывает по-другому, не бывает случайностей, и мы оказываемся здесь, потому что именно здесь нам сейчас быть и нужно. Невозможно создать такой мир, что бы не нашлось людей, его разделяющих. И пусть сейчас это начинается с простого порядка в комнате, порядком с лошадьми и амуницией; пусть это начинается с простых и незамысловатых текстов на сайте, с любительских фотографий, с каких-то самых простых решений и правил: перестанем ли мы ругаться или разговаривать в таком стиле, перестанем сливаться на негатив каждый раз во всём и вся, начнём следить за своим состоянием. С улыбкой вспоминая, что мы чуть больше года назад перестали курить в конюшне, я думаю что перспектива эта… бесконечна в плане возможностей своего самосовершенствования. Да, если есть жесткие правила к этому привыкаешь, забавно, если их нет - насколько быстро скатываешься на уровень тупо конюшни в одном из её основных значений. Как быстро человек адаптируется. Чудовищно. Я думаю, в первую очередь, о себе. Да, мне удавалось не курить на лошади, поскольку это, конечно, совсем запредельно с точки знания воспитавшей нас школы, но на этом, пожалуй, все мои моральные подвиги были закончены. Что говорить, во многом мне до сих пор есть чему поучиться у коллег.

Подобное притягивает подобное и достаточно оглянуться на свой мир что бы понять что с тобой происходит. С миром всегда происходит то же, что с нами. «Самопознание – понять все происходящее с миром, как происходящее со мной». Бердяев.

 

[shade]

 

[shade]

Солнце - чистейшее, пронзительное, яркое. На небе ни облачка, озеро блестит так, что на него больно смотреть. Противоположный берег губы проявился ясной тёмной полосой, расчертив, наконец, границы миров.

Заезд выходного дня превратил залы чудесного замка в столовую, и мне, пожалуй, здесь больше нечего делать. Через пару часов я уйду, прогуляюсь по рынку и отправлюсь домой. Озеро заждалось меня, да и я уже порядком пришла в себя для встречи с ним.

Всё, что нужно сделано – я пообщалась с Онегой, погуляла по городу, покормила уток. Погода вчера благоволила: сидя в «Акварели», читая Грина, поминутно окунаясь взглядом в мягкое серебро прозрачного света за окном я планомерно накидывалась, ибо сидеть и пить в кафе в Солнце не получалось никогда. Карельский бальзам – лучшее средство здесь.

В мягком рассеянном свете дощатый настил отливает как чешуя идущей в северной воде рыбы, навевает воспоминания об отшлифованной колее просёлочной дороги – когда невидимое солнце, пробиваясь сквозь дымчатый палантин неба, наполняет дорогу серебристым мерцанием, извечно зовущем в путь.

Выныриваю из мира, возвращаясь к книге: тончайшие, невесомые диалоги, созвучие неслышимых ритмов, которое ты скорее вдыхаешь с ароматом книги, чем читаешь; эти скрытые смыслы слов, острая, жгучая точность невысказанного разливается внутри таким же бальзамом, и я пропитываюсь знакомым ощущением возвращения.

Город предоставлен мне. Алкоголь постепенно растекается по венам, обволакивая, заполняя пространство внутри, убирая лишнее, растворяя тени. Солнце то проглядывает, то стушевывается в скрытом течение неба, синие силуэты домов на асфальте уступают место потокам лучистого света.

Обнаружив на вокзале очередь решила дождаться электронного билета. Зашла в букинистический магазин, расположенный здесь же на углу, с головой погрузившись в знакомую атмосферу. Чего здесь только нет! И запах, запах сокровищ, излучаемых старыми, зачитанными книгами. Аромат старой бумаги, потрескавшихся переплётов, желтых, затёртых корешков. Амфитеатр томов вселенского знания, вселенских тайн и открытий; доступных мне, открытых, близких. Я твердила себе что еду на поезде, а в сумке уже скрывается полдюжины книг, и всё же… ещё одну. Взгляд остановился на Цвейге. О нём говорил мне когда-то папа. Впрочем, как-то мне советовали Сагана - не найдя глубокого смысла я не прониклась, но отдала должное прекрасному языку перевода. Пролистала умопомрачительной красоты старое-престарое собрание Диккенса, миры Желязны и Лема; Жюль Верн и Купер, сборник средневековых романов, сказки народов мира… «Нетерпение сердца». Посмотрим.

Я вышла скоро, город, наполненный весенним паводком света, тонет в розовой власти остановившегося времени. Светлая чистота ничем не сдерживаемого света – сейчас он похож на стоящий в веселом течении вод скалистый остров, отданный радужной игре заката. Странно и дико – вечер только наступил, но идти в гостиницу не хочется совершенно. Всё её великолепие, озаренное комфортом и уютом, сауна с бассейном, ужин в ресторане, вечер для новой книги – ничего не манит.

С какой-то тоской я повернула в противоположную сторону, меня уже звало Озеро, мне хотелось ехать на базу. Знакомая дорога - из этой самой точки – повернуть налево. Что я и делаю.

Наигравшись, солнце садится. Свет уходит, поглощаемый как будто самим городом. Длинные улицы, вытерто-серые, цвета выцветшего асфальта, плавные, ровные, изредка попадающийся под ногами песок или сухая, шершавая пыль.

Перехожу дорогу, попадаю в парк. Дохожу до первой скамейки выветренного белёсо-голубого дерева, сажусь. Смотрю на растекающийся по небу призрачный след заката. Открываю Грина, читаю несколько абзацев. Изнутри поднимаются какие-то слабо понимаемые ощущения, даю им волю, погружаясь в недоступные обычно состояния. Есть вещи, в которые нужно уйти с головой. Сейчас самое время. Знакомое прикосновении не тоски и не отчаяния, а какое-то понимание нормы, расплёсканной повсюду, принятой как данность, какого-то круга, действующего с немого согласия верны в него. Среди новых кирпичных семиэтажек костлявый забор за которым зияет каскад покосившихся чёрных домов, сломленный, ощетинившихся, жилых.

Ребёнок лазает по железной площадке, кто-то отвернувшийся в темной одежде сидит поодаль: вялый диалог, ссутуленные спины, опущенные взгляды. Ребёнок поднимает голову я в отчаянии замечаю что ему больше пяти – личность уже сформировалась. На ребёнке очки. Зачем писать «Суходолы» и «Матрёнины дворы» зачем их читать в школе, всплёскивая руками…

Арочный мост через реку. Смотрю на воду. Бабушка с ребетёнком кормят уток. Тихий голос. Хорошо. Как пятно дребезжащего света пасмурным днём, дуновение тёплого ветра. Думаю о сказанных мне недавно словах, пытаюсь вплести их в контекст, нащупать в своём мире ответ. Не думаю даже – плывут ощущения. Занимаются сумерки.

Пересекаю пустынный стадион, бетонные плиты плавно уходят к реке, сажусь на толстую книгу. Проходит мужчина с собаками, провожаю его взглядом. Долго смотрю на пенящийся хор реки. Мужчина уходит всё дальше, нерешительно выбирает путь. На фоне поглощённого восприятием состояния вдруг вырывается мысль, мне хочется крикнуть ему в след: «Куда вы идёте? Я надеюсь, к рассвету. Это единственный путь, имеющий смысл…»

Река молчит, звук воды скрадывает все мысли. Остановившийся взгляд пропитывается потоком. Скольжением потока пропитывается всё существо.

Те чувства, что мы гоним от себя обыкновенно – прикосновение тоски, отчаяния, боли – именно эти чувства развивают душу, оживляют живущие в нас сокровища, ясные осознания дикости, глупости и ограниченности всего с нами, зачатую, происходящего. Они пробуждают к жизни вопросы, необходимые нам для восприятия, для понимания и поиска.

Там, через лабиринты улиц и кварталов нас ждут неизменно чудеса. Мелькнувшая вдруг небольшая кафешка на студенческом бульваре. Я зашла, решив взять кофе с собой – останавливаться решительно не хотелось.

Светлый полумрак обнял, зачарованно, в свете уходящего дня, блестело отполированное дерево. Кафе на четыре столика, светящаяся, как в канун нового года, стойка. За столиками у стены несколько человек, их присутствие спокойно, тихая беседа или просто ожидание чего-то. Положив книгу на стойку, я спросила у молодого человека кофе. Задумчиво оглянувшись он перебирал названия сиропов, как будто проявляя эти воспоминания из какой-то параллельной реальности. Я выбрала Амаретто, попросив в 1,5 раза больше сахара.

Оставшись на секунду одна, замечаю книги на подоконнике, в светло-голубом свете танцующих сумерек гладкие обложки тускло мерцают, и, положив свою, я обратилась к библиотеке: она оказалась чудесна не только своим содержанием - я едва могу выпустить из рук потрепанную книгу Экзюпери, переведённую и изданную впервые в 2009м – сколько ясным сознанием того, что эти тома стоят здесь не для антуража, их по-настоящему читают, их касаются человеческие души. Так мгновенно превращается мой подоконник в новую книжную полку – какие-то книги стоят рядом, перетасовываемые как колода карт они смешаны в алфавитном беспорядке названий и форм; другие неизменно лежат сверху – случайно положенные, будто зазывая проходящего мимо открыть их; третьи лежат уже на подоконнике, как будто читатель их отвлёкся, и, отлучившись на секунду, забыл вернуть в строй.

Я читаю аннотацию совершенно рефлекторно и, выдыхая, возвращаю книгу на место. В ожидании кофе сажусь на стул, обращенный к стойке и в какой-то момент на сущую долю секунды я растворяюсь в этом мире. Это происходит совершенно бессознательно. Я – в нём. Он – я. И вот, мой кофе готов. «Сиропа больше получилось, а вот сахара…» «Можно больше, - я пригубляю кофе, - а впрочем, как надо». Это чудо что бы кому-то удалось положить ровно столько сахара, сколько необходимо. Идеально. Не снимая перчаток с открытыми пальцами, не отпуская второй рукой книгу, я пробую закрыть крышку у кофе. «Вам помочь?» - спрашивает девушка – «Благодарю» - я уже справилась, и в этот момент, поднимая глаза я чувствую их, я дома. Она улыбается мне одними глазами а я вдруг понимаю, что только что встретилась с друзьями.

Это ощущение, когда тебя принимают спонтанно, естественно, бессознательно. Что послужило причиной, секретным кодом, паролем. Мой отсутствующий, полный серого света взгляд, вьющиеся ветром волосы, чёрный платок на шее, томик Цвейга, торчащий из кармана Грин, слова, внимание к библиотеке, ритм движений и фраз?

Или этот бессознательный комплимент – это мимолётное доверие, спонтанное, как улыбка солнцу. И в этот момент я понимаю - мы все, разбросанные по миру разжигаем костры нашего настоящего так, как только можем это сделать. И вот приходит путник и, садясь у твоего костра, расслабляется мгновенно и искренне, - это дорогого стоит, в этом состоянии, что могу я позволить себе на мгновенье с очень близкими лишь друзьями, полная невесомость, полная прострация внутреннего мира, впитывающего со скоростью света весь мир внешний, - уничтожается едва изменившимся оттенков взгляда, едва уловимым жестом, оттенком едва только подуманного слова – любым колебанием состояния находящегося рядом человека. Понимать это, ощущать, чувствовать моменты абсолютного равновесия могут немногие. Но они существуют – такие моменты, люди и состояния. И глупо было бы желать от мира большего. Одна такая встреча на много лет вперёд стирает ощущение одиночества, мои друзья есть, они разбросаны по свету и часто я не знаю их имён, но лишь потому они не важны. Мне бывает одиноко лишь когда я устаю и теряю контакт с этим миром, - и вот минута спонтанной встречи - я снова оказываюсь дома.

Север многолик и непостижим. Эти длящиеся порой часами сумерки, эти деревянные домики, нестираемые темнеющими красками неба, а лишь озаряемые его серебристым потоком, эти ровные, гулкие, монотонные улицы, ведущие, кажется в бесконечность, и к ней приходящие, вливаясь в призрачные берега уходящей к горизонту Онеги. Этот холодный белый песок, на котором не остаётся твоих следов – сколько ты не броди по пляжу, этот неслышный хруст льдистого кружева, уносящего тебя в глубины оставленных в прошлом миров, эта синяя, бескрайняя даль ледяной пустыни, укутанная, убаюканная, ускользающая от тебя снова и снова, и потому извечно манящая самой возможностью к ней прикосновения.

Что ещё можно сказать о счастье? Кроны сосен, залитые карамельным светом закатного солнца, вот всё.

 

[shade]

 

[shade]

18.00.Открываю бутылку красного вина. Ира, видимо, уже не приедет. Может быть завтра. Тушёные овощи почти готовы, ещё есть, кажется, сыр. За окном сгущаются сумерки: прозрачные, лёгкие, северно-голубые. Повинуясь внезапному движению, выключаю свет, кухня погружается в мягкую синеву темнеющего неба. В большом доме на шесть номеров я одна; уютный номер мой, с видом на озеро, просторная кухня; небольшой холл – всё предоставлено мне. Пространство настраивается на меня. Включаю музыку.

Подоконник здесь имеет прекрасную привычку быть ровно той длинны, что бы провести на нём вечер. Звучит Визбор. Душа наполняется прикосновением тихого голоса, ему вторят просыпающиеся в памяти песни уставших людей у костра. Запах штормовок, дымка над гладью реки, туманной влажности берега… День пути - и первое прикосновение расслабленной руки к струнам гитары, равное откровению. Я закрываю глаза, воспоминание накрывает с головой, возвращаясь с точностью ощущения.

Опять приходят непогоды

Через полярное кольцо…

Я – там. И много лет спустя, под эту музыку мы вдоль и поперёк проехали всю Южную Карелию. Да что Карелию: Питер, Кострома, Новгород, Валдай, что-то ещё.

…Всю ночь кружатся над антенной

Последний дождь… и первый снег

Чёрные очертания сосен за окном прорисовываются всё точнее и глубже. Звуки струятся, и, вторя им, произношу, знакомые слова как мантру. Голос звучит мягко и ровно. Я снова ловлю себя на том, почему не могу говорить с чёткой дикцией. Я не хочу ничего никому говорить. С лошадьми проще.

Какая музыка была

Какая музыка звучала…

Она ничуть не поучала

А лишь тихонечко звала.

Мягкий плеск волн, их ровный, размеренный рокот, усыпляющий сознание тихой колыбельной теченья. Гул ветра в кронах высоких сосен. Кастаньеты костра, треск сучьев, лопающегося от жара дерева, хруст хвороста, визг взвивающихся искр, неизменно наполняющих звёздное небо самим нашим присутствием… Момент разговора, беспечности шутки – и вот, чьи-то пальцы касаются струн: мир, согретый светлым теплом преображается, оживает, растекается нежной музыкой, далёким прибоем звучат голоса смотрящих в огонь людей.

Начинает накрапывать дождь - то смолкая, то нашёптывая какую-то свою, одному ему понятную мелодию, касаясь тента так же легко и мягко, так невесомо и чутко, как мы, иногда, касаемся, в поисках звёзд, неба, озера или открытого нам взгляда.

У каждого есть воспоминания, они делают нашу жизнь нашей, протягивая невидимые нити из глубин происшедшего, соединяя его с настоящим, делая жизнь цельной. В них смешана радость и боль, и часто, стремясь покончить с одним, мы теряем и то, и другое.

Слова, изменившие мир…


Одинокий гитарист

С добрым Генделем на пару

Поднимают к небесам

Этот маленький трактир…


Он играет и поет

Всё надеясь и надеясь

Что когда-нибудь добро

Победит в борьбе со злом.


Ах, как трудно будет нам,

Если мы ему поверим.

С этим веком наш роман

Бессердечен и не чист.


Но спасает нас в ночи

От позорного безверья

Колокольчик под дугой

Одинокий гитарист.

Как интересно наполнение человеческого голоса. Сколько передаёт он, сколько пробуждает живого внутри. Сколько смысла передаётся неуловимой интонацией, верным словом, ровным ритмом. Магия человеческой души, что мы знаем о ней?

Музыка смолкает, вслушиваюсь в её послевкусие.

Ощущение, сгущаясь, трогает сердце. Силуэты сосен в глубине синей ночи. Я вижу яркий фонарь у самого берега и, одним пронизывающим, искромётным осознанием, проходит насквозь знакомое ощущение невероятного. Я смотрю на фонарь, и сердце замирает от ощущения дикой, невозможной, совершенной красоты. Я оглядываюсь по сторонам – мир проясняется: я вижу залитую темнотой кухню, подсвеченную отражённым, снежным светом далёкого фонаря. Вижу её всю, в мельчайших подробностях: захватывает дух. Я думаю о том, как много людей жили здесь, отдыхали, говорили, готовили, и никто, никто не видел этой кухни – лишь фон. Вечно занятые делами – режешь ли ты овощи, включаешь плиту или придвигаешь стул – всё это происходит автоматически на привычном фоне бессвязной внутренней деятельности – мыслей, чувств, ощущений, планов; наше внимание занято чем-то одним – стулом, пейзажем за окном, овощами на доске, ты не видишь целиком, не чувствуешь мир как себя, как глубину, развёртывающуюся навстречу желанию понять. Непостижимую глубину пространства. Ощущение захватывает. Поглощает. С замиранием снова смотрю на фонарь. Меня поражает одно – не масштаб, не смысл, не сложность, и не глубина даже – красота. Неистовая, невозможная, идеальная красота этого мира в каждой его мельчайшей детали. Его совершенство. Я смотрю на этот фонарь, на этот стакан на окне, на голубовато-оранжевое свечение кухни, на силуэт сосны и поражаюсь тому, как можно было не замечать этого… Только что. ДВАДЦАТЬ ЛЕТ.

Наваливаюсь на подоконник в ужасе понимания – ни к чему, совсем ни к чему можно не идти, отказаться от всех грандиозных планов за простую возможность ОЩУЩАТЬ. Касаться кожи любимого человека, тронуть волосы ребёнка, пушистить кота. Ни к чему в жизни не несясь, придти домой и окунуться взглядом в солнечный свет за окном. Разделить его собой. Готовить ужин, смотря, как солнечный луч идёт по небу, заглядывая поочерёдно в каждое окно, коснуться скатерти на столе, как части своего дома, как части себя. И снова вдохнуть воздух. Просто вдох. Ничего более.

Сколько раз в моменты осознания, какого-то внутреннего озарения я приходила к этому. И всё стирается, стирается, стирается. Тупая боль внутри пожирает всё. Всё. Я бегу, я просто отвлекаюсь на дела. Потом дела отвлекаются сами, становятся фоном, и ты слишком устаёшь что бы что-то чувствовать. Укатать нервную систему чем угодно и больше ничего не ощущаешь. Отключиться, выпив день до дна, с осознанием, что ты победил её и сегодня. Ещё один день, ещё один день жизни - бесподобной, полной цветов и красок, полный внеземной красоты, чудесной, неповторимой жизни прошёл, а ты ничего не заметил. Вот цена. Внутри пробирает клокочущая дрожь. Я опять там же. В той же точке. Столько лет. И всё там же. Вырываюсь. Много лет. И я всё там же.

Искренность? Мне часто кажется, в моём мире, на самом деле, ничего нет: темнота и сосны. Тупая боль, делающая бессмысленной любое движение.

Смотрю в ночь. Доходящее до абсурда ощущение отсутствия жизни. Полная тишина вокруг обволакивает, наполненное молчание подчёркивает немую беспомощность. Внезапно пространство вздрагивает – пелену тишины прорывает звук сообщения, подобный всплеску огромной рыбы в ночном штиле. Мне давно никто не писал; сам это факт кажется абсурдным, из глубины этого мира мне не может быть что-то нужно. Взгляд блуждает по тёмному пейзажу, ища какую-то зацепку, спасительную соломинку, подсказку. Телефон сигналит ещё раз, повторное оповещение снова бьёт по нервам. Становится интересно даже кто. Кто, зачем, и какого чёрта.

Беру телефон, не веря своим глазам, пробегаю простые строки: мне пишет психолог – ещё до отъезда я просила сообщить о времени приёма на апрель. И, смотря на это сообщение, смотря в глаза этому миру я понимаю, что ничто, ни один шаг из сделанного мной не был напрасен. Я смотрю в ночь – я вернусь к ней. К ней и к жизни, я отпущу эту боль, даже если мне придётся погрузиться в проблемы всего моего рода, во всё.

Всё верно, я знаю путь, я знаю как. Я чувствую, насколько легче мне стало после полутора лет работы. Кто ищет, тот всегда находит. И это моя, только моя жизнь. Она будет моей, очистившись от чувства вины, долга, боли и прочей хрени. Так старатели на приисках промывают пустую речную породу. Включаю свет.

НЛП не работает – сколько положительные ресурсов не тяни – они не бесконечны. Постепенно любое чувство истощается. Боль тоже. И тогда, когда мне не нужно будет больше бежать от неё, я верну себе мир. Я верну себе красоту. Я верну себе ощущение. Я верну себе свою жизнь.

Теперь я знаю это

 

[shade]

 

[Fiby]

Полина, у меня для тебя есть взнос в фонд Клуба давай на кофе с 10 по 17 апреля я с концами в отпуск)