Последняя ремарка к поездке, о том – зачем. Прелесть отдыха наедине с собой заключается в том, что Север всегда отвечает на вопросы – как сложны и многогранны не были бы они.
Так, я снова смотрю на залитый солнцем сосновый лес. Кроны сосен сплетаются, качаются, касаясь чего-то давно забытого. 2004й год. Это был переломный, всесторонне забавный год, определивший задачи на многие последующие. Я закончила школу, закрылась Сивка, а поступление в другой институт, стоящее мне, в силу моральных принципов окружающих меня людей, так дорого, что представить это я с трудом могу до сих пор.
В сентябре я поехала с новой группой в «Адаптив». Допотопный лагерь советских времён, как будто сошедший с архивной киноленты, был полон весёлых существ. В том состоянии они были для меня на манер инопланетян. Повинуясь естественному позыву, моя соседка по номеру ушла жить к подружкам, оставив меня наедине со мной. Я читала «К западу от Смерти». Писала дневник. Смотрела в окно. Травма колена позволила мне отказалась бегать в их весёлых заданиях, направленных на сплочение команды. Какая команда - человек, с которым я проучилась два года кинул меня в борьбе за место в институте (мой балл был одним из высших, а мест всего пять); у меня были три лошади и практически никого в конном мире; все, кто знал моё состояние, сочли нужным дать мне напутствия относительно моего раздолбайства и ждущих меня перспектив. Я выживала. И ждущее меня в будущем, во всех отношениях только этого, пожалуй, и требовало. Не веря ни кому и ничему больше, мне оставалось одно: закрыть глаза и пойти вперёд.
Что я и сделала.
Но момент перед этим решением я помню отчётливо: я вышла утром из дверей нашего корпуса - и прямо передо мной во всём великолепии стояла, как на картине невозможного художника, огромная сосна. Залитая ранним солнцем, густым, огненным, цветущим она открывала узорчатые просторы мира живого и терпкого, того мира, к которому, волею судеб я принадлежала всегда, который был мною и составляю всю сердцевину и суть самой жизни. Она смеялась открытым простором лучезарного неба, захваченного вокруг её огромными, сказочными ветвями. В тот момент наши пути разошлись, я помню чувство, с которой я смотрела на неё, не в силах оторвать взгляд. Впитав, сколько могла тепло её радости, я, прихрамывая, пошла к забавным ребятам, водившим хороводы у столовой.
Ни разу не была в цирке. Видимо мир счёл, что с меня хватит клоунов в жизни.
С тех пор я очень боялась, что этот образ сотрётся, что я потеряю дорогу к нему, забуду всё, став таким же тупым, бесчувственным зверьком.
Теперь, по прошествии десяти лет, освободившись от желания вернуться к Валерии Сергеевне, закончив институт, поняв, чего я хочу от работы и учёбы, выведя, благодаря участию окружающих меня людей, клуб на достойный уровень и являясь, наконец, единственным человеком, от которого зависят моё состояние и род занятий, я снова возвращаюсь к исходной точке.
Свобода ничего не стоит, если ты забыл ради чего достигал её.
Я снова смотрю на сосну, тающую в блеске заката. Научившись не чувствовать - могу ли я вернуться так же легко как раньше.
Раньше.
Солнце, едва начинало вечереть, выгоняло меня из дома, я брала велик и катила по бесконечным просёлочным дорогам раскинувшихся полей и лесов у нашей дачи. Что бы бабушка не догадалась, где я была, я мыла велосипед в пруду и раз в неделю смазывала цепь машинным маслом, чтобы вода и грязь никогда не смогли остановить нас. Какие это были моменты! Как зачитывалась я, возвращаясь, вестернами, как хотела сесть не на седло, а в. На втором этаже была моя комната, я оставляла окно открытым на ночь. Лежала и думала, как было бы здорово путешествовать под звёздным небом с конём и душой, открытой миру.
Больше всего меня поражали местные жители – приезжает какой-нибудь Кэссиди в крошечный станционный городок - он лишь несколько дней там, потом он снова растворится в прериях, а мещане останутся, тусклые клерки, призраки рутинных миров. Как чудовищна такая жизнь, как примитивно и убого не освещённое мечтой существование.
Теперь я знаю, что в этом городке встречаются и иные люди. Такие как Валерия Сергеевна, Людмила Николаевна, Сергей и другие. Души, вышедшие за границы этого мира, спокойно оставаясь в нём. Кэссиди просто не повезло встретить их там, на Диком Западе – местность ли не благоволила ли, или эпоха. Стоя рядом с Сергеем, я чувствую себя как на берегу моря. Ничего более. Он приветлив и спокоен. Хочется молчать и просто стоять рядом – что можно сказать океану? Стоит ли спрашивать у моря, как у него дела? Ледяные воды северных морей, смотрящие на меня с картин Валерии Сергеевны, цветущий миндаль мира Собчик, его волшебные сады… То, что читается в её глазах, когда она говорит о чём-то ею любимом. Этот мир полон тайны и ждущее меня путешествие, возможно, имеет другой курс.
Что же, велосипед мне давно заменили лошади; книги, расширив содержание, остались рядом. Что до города: он многолик. Да, мы живём в нём, но никто не мешает выбрать людей, с которыми мы будем работать. Никто не мешает окунуться чуть глубже, заглянуть за фасад внешних форм и обличий.
Сияющий солнечный свет. Выхожу на безупречную гладь Озера. Оно звонко хрустит под ногами, налетевший снег подтаял и снова замёрз тончайшим панцирем – наилучшая поверхность, по которой доводилось ходить: идеальное сцепление, ровность, отсутствие сопротивления снега и льда, позволяющее гулять по озеру, как по весеннему парку. Я иду, и радость движения поглощает все мысли. Снежные узоры напоминают вид из кабины самолёта, идущего над заснеженной тайгой. Различаю очертания рек и озёр, шершавые острова леса, заснеженные долины.
Я отошла далеко, прислушиваясь к чему-то необычному. Ветер и шорох шагов скрывают какое-то призрачное дыхание. Останавливаюсь, вдруг ясно слышу его: озеро ходит подо льдом, вздыхая и булькая невозможным, поражающим воображение эхом. Похожее на далёкое уханье, то приближающееся, то слышимое из самых глубин. Я иду, захваченная этим ощущением, прислушиваясь к невероятному, становящемуся всё чётче и соразмернее... пульсу. Пульс озера. Лёд, лёд тает и озеро пробуждается к новой жизни. Озеро просыпается. Я чувствую биение его сердца. Своего сердца. Свой пульс и здесь, внутри себя, я начинаю чувствовать и его дыхание. На середине озера уханье усиливается, становится глубоким и гулким, доносящимся отовсюду. Дойдя до какой-то невидимой точки, падаю на снег, всем существом чувствуя жизнь в невидимых недрах снежной пустыни. Солнце греет кожу. Я закрываю глаза и вдруг, в глубине расслабленного ощущения, разносится глухой, ясный треск: со скоростью молнии лёд расходится невидимой трещиной – где она – непостижимо, продолжаясь, она проходит глубоко внутри, задевая колыхнувшимся инстинктом самосохранения всё существо. Это не понимание – ощущение – озеро и я, мы созданы из одного, мы – одно целое и не может быть в мире иначе. Да и не было никогда.
Возвращаюсь на базу. До обеда остаётся пятнадцать минут. Беру Грина, захожу в светлый холл. В жёлтом свете солнца по столу скользят струящиеся тени горячего воздуха, поднимающегося от электрических батарей. Разряженным восприятием включаю старый транс, его звуки наполняют комнату, сливаются с клубящимися потоками тени и, в какой-то момент реальности мир собирается этой музыкой в полный тандем: время замирает, мгновение наполняется собой. Я уже забыла, как это бывает – полная гармония всего происходящего. Я взглянула в окно: «Люби – прошептало что-то - люби как впервые. Верь…» «Во что?» – со стоном донеслось изнутри. «Во что угодно». И я поняла вдруг, что это необходимо – верить во что нибудь, верить просто для того что бы не снесло крышу, что бы не сойти с ума.
Выйдя из административного здания, я пошла вдруг на старую нашу базу - заброшенная она так и стоит на берегу за скальниками. Взобравшись на берег я прислонилась к стволу огромной сосны: здесь всё так, как прежде. Обветшали, осунувшись дома, зарос лесом пустырь. Снесло пирс – движением льда или течением времени. Огромная сосна стоит в потоке лучистого света, чистого и дивного, такого же как когда-то в детстве, когда я часами валялась в развешенном дядей Витек гамаке и вечера напролёт смотрела на золотистые кроны сосен. Что я чувствую сейчас? Я чувствую, что я дома. И я поняла вдруг, что если я рада - я смотрю на сосну и чувствую радость, если я устала – усталость, если тоску – тоску. И это не связано с сосной. Это связано со мной.
С миром всё ок. С контактом всё ок. Со мной всё ок. Можно работать над деталями.
Работа десяти лет завершена.
Возвращаюсь.
Пишите ещё, пожалуйста!