я вообще тот еще ботаник
)
ага-ага. я тоже! ))) в живом виде что-то я узнаю. а в сухом - всё, полный конец обеда...)))
Ястребинка? пойду посмотрю.
А люпин съедобный же.
Ястребинка такая желтенькая, длинная. Это я пока искала, что такое кульбаба, наткнулась на тучу других желтых цветочков.
люпин разве съедобен? читала, что там много гадости. ну от одной веточки ничего не будет, думаю, да.
а в сене вот никто не ест, если попадается.
**********************
дневник про открытую конюшню я читала до сего момента.
детство всё были мы у бабушки в деревне. никакого пиетета к живности не было там никогда.
коровы - да. то была ценность в деревне, а лошади жили в ужасных условиях по колено в говне, неухоженные, спутанные, жалкие.
брали мелких поросяток, покупали на трудодни.
и выхаживали его. вытягивали, когда болел. кормили кашами. лечили и тряслись. приходило время и забивали без сожаления.
мама наша не понимала никогда, что такого в лошадях. вот телятки - это очень умилительные создания.
а то, что лошадь приятно трогать - узнала в 65+. стояла в деннике у Глаши, гладила её, что-то говорила ей и смущалась, если на неё смотрели. Глаша - лошадь с шелковой шерстью. Не хотела уходить. И улыбалась всё время, суровая наша мама. Непроизвольно.
И всплыл из памяти почему-то один из самых страшных для меня эпизодов детства моего. Не могу второй день избавиться.
Ярко помню. Каждую деталь.
Напишу.
Мелкая я была совсем, как друзья и подруги.
Дети двора. Телефонов нет, мамы/папы на работе всегда. Еда оставлялась в кастрюльках под тремя одеялами.
В школу уже ходила. Начальную.
Дом у нас был дизайнерский. Китайская стена. Высотой в девять этажей длинной лентой изгибался дом на много подъездов.
Детей туча. Целый класс из одного дома.
Многонациональный город. Особенности политического режима прошлого.
Казахи, русские, белорусы, корейцы, немцы.
Корейцев много было.
А собак бездомных не было. Как класса не было.
Мы все знали, почему. Но не сильно верили, конечно.
Придешь из школы, поешь, уроки. Кто-то делал, кто-то сразу гулять бежал.
Каждый подъезд имел дверь, ведущую в мусоросборник. И каждый подъезд имел за отдельной стенкой вход в подвал. Лестница бежала вниз, железная дверь. Рядом труба водостока.
В подвал дети не ходили. Боялись.
Жила на втором этаже семья. Не дружила особо ни с кем. Лиц не помню сквозь годы. Была у них собака огромная. Имени её тоже не помню. Морду помню, цвет, рост. Хорошая собака, добрая. Все дети подъезда её знали, как знаешь всех в детстве. Память детская, острая, любопытная.
Побаивались, конечно.
Такая кааааааак разозлится, так и сожрет сразу ведь!
Но восхищались. Через одного мечтали о собаке.
Каждое изменение жизни подъезда - событие!
И вот уехала семья та. Новая квартира, переезд, новая жизнь.
А мы гулять, как обычно.
- Юля, иди! - говорит мне кто-то. - Иди сюда!
Глаза бешеные, лицо белое у зовущего.
Иду.
Идти надо за стенку, где подвал.
Но день же, яркое солнце, синее небо. Жарко. Что там может быть ужасного! Наверное, придумали что-то! Игра!!! Казаки-разбойники?
Бегу, любопытно.
Заворачиваю.
Стоит детская кучка над чем-то. Смотрю.
И делаюсь, как стеклянная вся. Ужас был дикий, сила эмоций шкалила. Не могла дышать, как-будто.
Лежит кучкой под трубой водостока голова собачья отрубленная. И лапы от пясти до пута. Кровь черная с алым. И струйка крови отдельно бежит чертой от лап к свету на улице.
Глаза у головы открыты.
Та самая собака. Всё, что от неё осталось.
Какое горе у нас было.
Сжимали кулаки, сколько всего ужасного желали мы уехавшим людям.
Вечером случилась истерика дома. До бульканий в легких и сипения.
Как-то успокоили.
И долго-долго меня не отпускало это.
И вот всплыла опять отчего-то.
зачем, почему так?
нет ответа.