Не было у меня сегодня с собой фотоаппарата. Обещаю дополнить этот крик души фотографиями. Только не знаю когда…
Страна большая, но так мало места осталось для лисьих нор и нереста осетра. Уже редко встретишь белку или зайца в этом некогда зверином царстве. Я помню, как в моем далеком детстве на нашу улицу зимой забредали лоси.
Земля щедра, но скуден ты, человек, на заботу и уважение. Как только выкорчевали яблоневый сад и на этом месте поставили молодежно-жилой комплекс – лес превратился в свалку. Как дикие и невоспитанные, никогда не любимые дети, заполонили весь берег Оки отдыхающие. Сегодня на той полянке, завтра на этой… потому что на той уже противно и грязно. Самое веселое развлечение придумала молодежь – городки из стеклянных бутылок.
Это поле двадцать три года назад отравили удобрениями, и по сей день на нем растет только белая полынь, пижма и колючки. А на залысинах кучерявится мох. ДВАДЦАТЬ ТРИ ГОДА!!!
Этому полю повезло больше и оно поросло травой, которую мои кони называют условно съедобной. А те полянки, на которых пробился клевер, просто сгребли бульдозером и продали по садам. Свалка на этом поле растет. Ветер все дальше по округе раздувает пластиковые пакеты.
Дубы гибнут. Редкие, тоже уже вымирающие мастера, что гнут дуб для санок, говорят, невозможно стало найти здоровое дерево. Дуб потерял свои свойства. Его нельзя согнуть – хрупкий.
Однажды, катаясь на лошади в лесу, я увидела, как две мадам спилили дикую яблоню, чтобы набрать яблок. Не горчит ли такое варенье, милые? Не станет ли оно вам комом в горле? Ни до, ни после этого я никогда не позволяла себе подобных слов в адрес незнакомых людей. Да и знакомых тоже.
Предупреждали экологи инженеров – не надо тут строить завод. Не трогайте пласт, там близки грунтовые воды. Не послушали. Когда-то у нас в подвале была дедова мастерская в рост человека. Сегодня вода стоит вровень с порогом. Фундамент рассыпается. А цементный заводик пыхает, набивая карманы тех, кто может себе позволить дом в любом месте земного шара.
На склонах старицы росла клубника. Сладкая, крупная. Теперь там мешают песок с солью и химикатами для посыпки дорог. А что не убито ядами – завалили хламом.
В этом озере живет бобер. Наверное, последний бобер в округе. Потому, что человек приспособил углубление (он не видит в нем озера) для помойки. От домов близко, подъезд удобный и издалека не видно.
Дымят трубы автозавода, гудят Дзержинские химзаводы, без намека на очистные сооружения, сливая в Оку много чего интересного. И стоит на Оке водозабор и снабжает питьевой водой добрую половину одного из крупнейших городов. Другую половину города снабжает Волга. Она не чище. Набивают монетой карманы те, кто может себе позволить любые личные очистители воды и отдых где душенька пожелает.
Очнись, человек!
Твои же дети, с еще не очерствевшей душой, ходят по лесу и собирают хлам за тобой. Рискуя здоровьем на этой помойке.
Ты же придешь сюда завтра, а вместо веселого отдыха увидишь табличку «купание запрещено!»
Ты скоро забудешь, как выглядит белка. Ты вряд ли помнишь, как бежит по болоту лось.
Ты ешь икру ложками, а твои потомки увидят рыбу только на картинке…
Ты будешь богат и успешен, но легкие твои сгниют раньше тебя.
Или тебе все равно?
