Кэсс написал(а):
Фууууух)) Дочитала Ваш дневник, Можно в ПЧ?
Конечно!
Рассказку я тут вычитала, наслаждайтесь:
"...Автор этой охотничьей байки - известный саратовский врач, хирург и не менее известный охотник Дмитрий Арсениевич.
Как-то вечером, после работы, я заглянул в свой любимый магазин <Охота> посмотреть, нет ли в продаже чего-нибудь новенького. Продавец тётя Вера знала меня ещё любопытным мальчишкой-шестиклассником, который бегал сюда через день посмотреть на настоящих охотников и послушать их рассказы. Повезло - она обрадовано позвала меня к своему прилавку и сказала, что, когда разойдутся покупатели, она мне что-то покажет. В нетерпении я ждал около получаса. Наконец народу стало поменьше, и тетя Вера с заговорщицким видом достала из-под прилавка маленькую коробочку и новый глянцевый журнал <Охота и охотничье хозяйство>.
- Вот - читай, - сказала она, открыв закладку. Читаю и обалдеваю. Оказывается, в Чехии охотники изобрели манок, имитирующий крик раненого зайца. Если в манок дунуть, то через 10 - 15 минут со всех сторон сбегутся лисы, и за вечер их можно настрелять 14 - 15 штук. Неужели у тети Веры в руках именно эта штукенция?
- Держи, - говорит тетя Вера и протягивает мне манок. - Звонила тебе в больницу, но ты уже ушел.
Оказывается, манков в магазин пришло три штуки. Два отошли отцам города, а вот один оставили мне. Вынимаю из коробочки заветный манок и, вопросительно глядя на тетю Веру, приставляю его к губам. <Пробуй>, - разрешает она. - <Но не очень громко, потому что звук уж очень страшный>.
Как кричит раненный заяц, охотникам объяснять не надо, а не охотникам объясню. Чувствуя близкую смерть, косой кричит так, что у меня мурашки по коже бегут. Крик напоминает истошный вопль младенца, жуткий и одновременно неприятный, пробирающий до костей. Не понимаю, как из такого милого зверька извлекается такой жуткий звук.
Ну так вот. Дунул в этот манок. Пронзительный визг испугал меня самого, но реакция посетителей была еще ужасней. Двое упали на пол, а у остальных волосы встали дыбом. - Отлично! Беру, - говорю я тёте Вере и тороплюсь уйти из магазина: как-то неудобно получилось с испуганными посетителями.
Прибежав домой, немедленно звоню председателю отдаленного степного колхоза, то ли дочь которого, то ли жену я когда-то спас не то от смерти, не то от беременности, и кричу: <Завтра выезжаю, готовь машину! Охота будет с новым западным суперприбором>. Завтра наступает с большим трудом, после беспокойной ночи, проведенной с женой в разработке модели лисьей шубы до пола, заряжанием дополнительных патронов, перебиранием охотничьих шмоток. Манок попробовал дома с друзьями-охотниками - все в панике и в ужасе. Хорошая вещь!
Бесконечная дорога, встреча, проба деревенской вкуснятины: борщ, вареники, сметана. Неизбежные расспросы: как работа? как родители? Отвечаю автоматически, с нетерпением жду вечера. Хозяин, Николай Иванович, не охотник. Поэтому предложил от чистого сердца сегодня поспать, а утром погулять с ружьецом вокруг деревни. Не обижаюсь.
Но вот водитель с местным охотником уже стоят у ворот, не глуша <Урал>, на котором меня надо везти. Снега выпало много, <УАЗ> не проедет. Местный охотник Санька, я с ним уже знаком, с восторгом смотрит на манок и говорит, что с таким можно на две шубы настрелять.
До места далековато, километров восемь в поле. Там стога со всей степи свезли - зимой мышей и лис полно. На улице минус тридцать, январь. Одевают меня трое. Штаны из верблюжьей шерсти водолазные, сверху ватные, сверху белые маскировочные. Тулупа тоже два. Один так, а другой председательский задом наперед, для тепла. Валенки, шапка с завязанными ушами - короче, чучело огородное, но по-другому нельзя. Холодно, сидеть часа три. В кабине я не поместился, запихали в кузов. Ехали долго, куда-то в ночь, буксовали два раза. Когда остановились, и я выпал из кузова, иначе мой выход не назовешь, было около десяти часов вечера.
Восхождение на стог заняло около двадцати минут. Сам я в такой одежде даже ходить не мог, а забраться на стог сена четырехметровой высоты и подавно. Повезло, что у стога нашлись вилы и грабли. Их обратную сторону упёрли мне в заднее место, меня удалось задвинуть наверх. Я раскопал себе в сене нору и очень уютно оборудовал место для стрельбы. Затем, махнув ребятам, сказал, чтобы раньше, чем часа через четыре, за мной не приезжали. <Урал> мощно фыркнул мотором, развернулся и уехал в темноту, оставив меня одного в жуткой январской ночи, в казахстанской степи.
Страшновато одному-то. Минут десять сидел тихо, потом думаю: <Ну что ж, пора>. Достаю манок, укладываю рядком патроны, чтобы были под рукой, картечь на всякий случай тоже поближе. Ну, пора! Набрав воздух в легкие, дую в манок, и рвущий душу крик разносится по дикой ледяной степи. Мамочка! Зачем я это сделал?! Сейчас какие-нибудь черти или лешие сбегутся. Кое-как пришел в себя, успокоился, ну, думаю, лисы-то сейчас точно сбегутся. Караулил, караулил и незаметно заснул.
Тонкий слух охотника даже во сне не подводит, и на сей раз тоже не подвел. Слышу, поскрипывают шаги, рядом где-то. Сдвигаю предохранитель вперед, тихо поворачиваю голову, вижу: не лиса и не волк, а обычная лошадь с санями подъезжает к моему стогу. Из саней вылезает деревенский мужик в ушанке с вилами, хитро озирается по сторонам, удостоверяясь, что вокруг никого нет. Не торопясь, начинает почти из-под меня набивать сани сеном. Подними мужик голову хотя бы чуть, он уперся бы взглядом как раз в дуло моего ружья. Но зачем ему смотреть наверх стога, когда в середине сена полно. Сижу, еле сдерживая смех. Сказать ему, что воровать нехорошо, или пусть себе ворует? Им и так тяжело живется.
Решение пришло исподволь. Тихо приставляю манок к губам и изо-всех сил дую, направив его прямо на мужика. Передать тяжело, но попробую. Лошадь, не поднимая от стога головы, подпрыгивает необычайно высоко на всех четырех ногах, грива и хвост у нее встают дыбом, и она, будучи в двух метрах над землей, начинает бежать. Бежит она по воздуху, как мне показалось, минуты две. Потом, согласно законам гравитации, всё-таки падает на землю и исчезает в степи, несясь каким-то нездоровым галопом, которым ей, видимо, до этого бегать не приходилось.
Как от лошади оторвались сани, я так и не понял. Они даже не тронулись с места, так резко она все это проделала. Мужик на долю секунды позже лошади тоже подпрыгнул, как мне показалось, выше стога, при этом как-то конвульсивно взбрыкивая руками и ногами. Шапка при этом катапультировалась с его головы, видимо, из-за резко вставших дыбом волос. Кричал он в полете так, что я испугался за его здоровье. Мужик исчез из виду чуть медленнее лошади, даже не коснувшись земли. Через минуту все было кончено. Опять я остался один на один с ночью, степью, зимой, а также с санями с сеном.
Приехавший за мной водитель минут десять ходил вокруг саней, почесывал затылок и, наконец, сказал: <Саней-то вроде и не было>? <Сначала не было, - подтвердил я, - а потом приехали>.
Утром в сельсовете на заседании правления колхоза актив внимательно слушал рассказ сторожа, о том как во время охраны им колхозного сена на него напал снежный человек, лошадь сожрал, а самого догнать не смог..."
