Хороший плохой день
Весна наконец-то стала оправдывать свое название, и мы с малышом начали выбираться на Тарасово. Сначала на несколько часов, потом на полдня, а потом и на целый день. И в прошлый четверг как раз в первые на целый день и выбрались.
Какое это было счастье!
Тот, кто сам растил ребенка, меня поймет. Самое сложное в первый месяц после появления ребенка, это не ночные подъемы. А страх за малыша (такой ведь хрупкий, маленький!) и ощущение своей полной оторванности от мира. Все остается там – за окном. И люди, и события. А у мамы с малышом – комната, кроватка, ванная и кухня. Бесконечный круговорот, где один день как две капли похож на другой. Своеобразный «день сурка», только куда менее насыщенный событиями.
Когда многочисленные знакомые звонили и спрашивали, «как дела?», «что нового?» я, никогда не страдавшая лаконичностью, искренне терялась, что ответить.
Рассказывать о том, как кушал малыш и сколько пеленок пришлось постирать, мне казалась … ну, не то чтобы неприличным. Скорее, слишком интимным, личным и интересным только мне и моей семье. А кроме этого рассказывать было и не о чем.
А тут – Тарасово. Конюшня, лошади. Весна, вдруг за неделю осушившая все лужи и оглушающая птичьим щебетом. Выскочивший на дорогу заяц – худой и облезлый после зимы, и абсолютно не боящийся людей. Привык, видно.
Словом, сказать, что я была в восторге от происходящего, это значит ничего не сказать.
Сначала подолгу чистила лошадей, всех четверых. Самозабвенно собирала навоз. А потом решила выйти пошагать беднягу Собора. Беднягу – потому что намедни он сменил, так сказать, социальный статус. И из жеребца-производителя, которым этой весной он себя возомнил, стал мерином.
После кастрации прошло всего шесть дней, и памятуя ратомский опыт, я была уверена, что ничем для меня эта шаговка не чревата (врачами мне садиться на лошадь было нерекомендовано еще минимум месяц): в Ратомке кони от операции отходили долго и первые две недели двигались, как правило, неохотно.
Сначала все шло хорошо. Собор замечательно почистился, и даже уши ни разу не заложил. Без проблем одел уздечку и седло. Спокойно вышел в леваду. Я уже ставила ногу в стремя, когда в ворота вошла Маша – хозяйка лошади.
-- О, вы уже здесь! Поздравляю! – сказала она.
-- Здесь-здесь. А что ты не позвонила, что приедешь? – спросила я. – А то ни за что ни про что пришлось для тебя лошади седлать.
-- Нет-нет, я ездить не хочу. Лучше уж вы! – пошла на попятный Маша.
-- Садись, покатаешься. Сколько ты уже не ездила на нем? То грунта нет, то времени у тебя, то настроения.
-- А может, потом?
Так вот весело пререкаясь и подшучивая друг над другом, я посадила Машу в седло, прицепила к уздечке корду, и мы отправились шагать.
Уже через пять минут стало понятно, что происходит что-то не то. Шагал Собор в высшей степени странно – постоянно пытаясь свернуть с дороги в кусты или вовсе повернуть назад.
-- Подсядьте лучше вы, -- попросила Маша, -- А то он странный какой-то.
И я села.
Через полминуты Собор решил повторить тот же трюк – свернуть с дорожки. И я остановила его, довольно жестко двинув в нужном мне направлении шенкелем и решительно подобрав повод. И в то же мгновение лошадь встала на свечку. Хорошую такую, высокую.
Это было жутко. Устойчивостью Собор никогда не отличался, в ногах, особенно по молодости, путался. И дважды на моих глазах опрокидывался со свечи назад – правда, без всадника. Поэтому я сделала то, что считала единственно правильным в такой ситуации – чуть отдала повод и переместила центр тяжести вперед.
Отданный повод оказался ошибкой. Почувствовать свободу, собор крутанулся на 180 градусов на задних ногах, жестко впечатал передние ноги в землю и со всей дури подкинул задом.
В том, что я усидела, моей заслуги нет – так, везение. Отлетев на полметра от седла, я в него же и приземлилась. Даже стремена сразу нашла. И повод подобрала. Но это все было уже бесполезно, потому что Собор уже с полной выкладкой летел по дорожке, не забывая через каждый темп-два давать козла.
Тренер мой любил повторять, что с лошадью легко справиться, когда она только задумала сделать что-то неприемлемое. Можно – когда она сделала первый шаг. И зачастую невозможно – когда успела сделать второй и третий.
И сейчас я в полной мере оценила правдивость этого высказывания.
Остановить Собора я уже не могла. Ощущение было такое, что повод не к трензелю крепится, а к бетонной стенке – дергай сколько душе угодно, а она там же останется. Правда, вправо-влево управляться лошадь не перестала.
Козлика после восьмого я поняла, что хватит – накаталась. И свернув на полянку (спрыгивать на укатанную глиняную дорогу мне показалась очень жестко) начала готовиться к экстренному спешиванию. Бросила стремена, ухватилась за гриву и аккуратненько спрыгнула.
Приземлилась на ноги, шагов пять пробежала по инерции. Перевела дыхание – ух, удачно.
И увидела бегущего в моем направлении и очень испуганного Машиного папу. Почему-то помахала ему рукой и крикнула:
-- Это я на нем была, не Маша.
А потом мы втроем стояли и смотрели как Собор карьером наворачивал круги вокруг нашего участка. Красивое было зрелище. И жуткое. И смешное. Потому что в это время нас решил навестить сосед. Очень уверенный в себе мужчина, невысокого роста и просто с необъятным животом. На мое «осторожно, лошадь!» он равнодушно махнул рукой – «мол, что я, лошадей не видел?». А потом услышал топот и, оглянувшись, обнаружил в двух метрах за своей спиной разыгравшегося Собора. Изменился в лице, присел и даже кинулся бежать. Только вот бежал недолго, потому что Собор к тому моменту давно уже обогнул стоящего у него на пути человека и начал заходить на новый круг.
Ловить мы его не стали. Минут через десять запыхавшийся и абсолютно счастливый конь подошел к нам сам. Дал взять себя за повод и даже выразил полную готовность продолжить прогулку.
От прогулки мы вежливо отказались. Отшагали Собора в леваде (восстановился он минуты за три и опять начал играть) и поставили в денник…
… Происшествие с Собором нисколько моего настроения не омрачило. Пока я бегала по участку и всем желающим взахлеб рассказывала, как мы скакали и как я с лошади прыгала, приехала Вита – арендаторша Беллы. Ей я тоже все это рассказала, и предложила разнообразия ради поездить ей в поле, шутливо добавив, что, мол, я, твой тренер, сегодня уже падала, а ты нет, и это нечестно.
И дернул же черт за язык!
Вита пришла к нам тогда, когда грунт уже в поля ездить особо не позволял. Да она и не стремилась, предпочитая полю леваду или огороженный тюками соломы манежик. Но сейчас, весной, когда и Галя, и Алеша, и другие мои соконюшеники уже начали потихоньку галопировать по тарасовским дорожкам, Вите тоже хотелось.
Поэтому выгрузив на Белку вместо привычного недоуздка (Вита работает по системе НХ) уздечку и переборов осторожность, она верхом, а я пешком поехали в поля.
Сама Вите планировала делать галоп на короткой песчаной дорожке, заканчивающейся кучей строительного мусора, где намедни скакала на Умнице Галя.
Мне эта идея не понравилась. Белла – не Умка. Это Бегемотик себя бережет и на рожон не лезет. А Белла может и на битых кирпичах оказаться. Поэтому я настоятельно посоветовала Вите работать на дороге вдоль бывшего кукурузного поля – длинной, ровной, еще не утрамбованной машинами. Словом, идеальной для быстрых аллюров.
И мы поехали туда. По дороге опять болтали о падениях и искренне наслаждались апрельским вечером. Белле тоже наш поход пришелся по душе, и вела себя она идеально – не шарахалась от незнакомых предметов, и даже равнодушно отнеслась к ревущей неподалеку бензопиле, на мир смотрела весело и с предвкушением.
Работу на дорожке начали с рыси.
-- Она еще никогда так охотно в рысь не поднималась, -- сказала Вита после первого реприза.
-- Поле, -- тоном метра верховой езды ответила я. – В поле лошади всегда двигаются активнее.
И мы вновь рысили, шагали и дошагались до галопа.
-- А может, не надо? – засомневалась Вита. Но засомневалась как-то, на мой взгляд, неубедительно.
-- Надо, -- сказала я. – Туда галопом, обратно, по направлению к конюшне, только шагом.
В галоп Беллу, вопреки моим ожиданиям (и к большому удивлению) Вита сразу поднять не смогла. Кобыла упорно предлагала рысь. Вторая попытка оказалась удачнее. И глядя, как лошадь и всадница бодро (но вполне управляемо) скачут по дорожке, я который раз за этот день испытала приступ удовольствия.
А потом все и случилось.
В конце дорожки Белла и Вита развернулись, но обратно пошли не шагом, а вновь галопом. Причем таким, словно собирались взять первый приз на главных скачках сезона.
Мне стало жутко. Белла, несмотря на свои габариты, лошадь очень скоростная. Галоп у нее просто чудесный – ровный и мягкий – но огромная скорость и резкие старты могут выбить из колеи гораздо более опытных, чем Вита, всадников.
Я наблюдала, как стремительно приближается ко мне эта пара, и не знала, что делать. Потому что по логике вещей Белла должна была свернуть на перпендикулярную дорожку, ведущую мимо рощицы к конюшне и хорошо знакомую лошади. Но! Сейчас там развернулась большая стройка, все было перекопано, о чем я знала, а лошадь нет. И я решила остановить кобылу.
Встала посередине дороги и раскинула в сторону руки. От меня до мчащейся лошади к тому моменту было метров семьдесят. И она стала чуть сбавлять скорость, но не слишком уверенно – Белле, впервые в этом году почувствовавшей под ногами по-настоящему хороший грунт, хотелось скакать.
Вита что-то кричала мне, но слов я разобрать не могла. Лошадь под ней заметалась вправо и влево, еще чуть замедлилась, и уже доскакав до меня, резко встала.
Дальше все происходило, как в замедленной съемке.
Виту выбросило вперед и вбок. И она, не отпуская повод, стала падать под ноги лошади. Падать как-то совсем не страшно. Но едва коснувшись земли (я уже приготовилась сказать что-нибудь ободряющее), Вита закричала.
Мы – и я, и решившая было продолжить скачку Белла, -- кинулись к ней одновременно. Рука Виты лежала под таким углом, что сразу становилась понятно: целая рука так лежать не может. И это было жутко.
Потом я топталась с кобылой вокруг Виты, судорожно набирала все телефоны (родителей, оставшихся на конюшне, моей помощницы Алеси) и в панике слушала длинные гудки – трубку никто не поднимал.
А Вита тоненько материлась, тут же извинялась за это и спрашивала, все ли в порядке с лошадью.
С лошадью, притихшей и напуганной не меньше нас, все было в порядке. И я второй раз за этот день села в седло и, чувствуя боль во всех местах, где были наложены швы, поскакала за помощью.
Первые встретившиеся мне люди, были те самые строители с бензопилой. Молодые парни, приехавшие в Минск на заработки. У одного из них оказалась машина, и мы вдвоем – я на лошади, он на машине – поехали к месту, где лежала Вита.
Хорошо, что сажала в эту машину Виту не я, не мой муж (взявший наконец трубку и добежавший минут через пятнадцать до нас), а незнакомый человек. Которого Вита, находившаяся в шоке от боли и страха за руку, и боявшаяся не то что подняться – даже пошевелиться – все же немного слушалась.
У него оказались сигареты, и судорожно затянувшись, Вита немного пришла в себя.
Втроем – Вита, водитель и мой муж – они поехали в больницу. А я с Беллой осталась стоять на дороге. Только тогда подумала, что лошадь, которая машины не любит и подходить к ним отказывается, все время, пока мы поднимали Виту и сажали ее в машину, спокойно стояла впритык к автомобилю.
Порывшись в кармане, я достала кусок сахара, и протянула его кобыле. Белла понюхала мою ладонь, со вздохом отказалась…
ЗЫ:
У Виты оказался сложный перелом в районе локтя. Сместить кости врачам не удалось, и Виту всю ночь оперировали. В пятницу ее должны выписать.
Белла переживала три дня. Потом вновь начала самозабвенно носиться по леваде и качаться в песке. Все же лошадиная память короче человеческой.
А мне очень страшно, что после этой травмы Вита перестанет (хотя сама она и утверждает обратное) ездить верхом и общаться с лошадьми. Ведь было все действительно серьезно.
Поэтому всем большой привет
и вообще чего это я на стременах стою? :lol: Воть
