Эпидерсия или От судьбы не уйдёшь
Всё будет даже очень хорошо,
Ну ведь не зря же ты меня нашёл…
Этот конь гонялся за мною пять лет.
Первый раз я услышала о нём, кажется, осенью 13го – продают, дескать, хороший конь, может, купишь?
Жеребец, - подумала я тогда. Из спорта. Не очень молодой. Не очень здоровый. Да ну, не. Не по Хуану сомбреро, не справлюсь. Углубляться не стала, смотреть не поехала и вообще выкинула тот разговор из головы.
В 16м он оказался у подруги моей, Анны Олеговны, в городской конюшне в учебной группе. Ну, блин, совпаденьце,- подумала я тогда.
Я даже видела его тогда, издалека, гуляющего, как-то раз, когда заезжала к ней зачем-то в парк. Анька рассказывала о том, как они его восстанавливали и откармливали, что он ничего так теперь, вполне бодр и даже довольно кругл. Я слушала, почему-то упорно продолжая смотреть издалека и не подходя ближе. Ну, будёх. Рыжий. Я люблю рыжих коней, да. Особенно дончаков и буденовцев.
Весной 18го его привезли в Анькину деревенскую конюшню, где мы на тот момент стояли уже больше полугода. Привезли после очередного обострения. Перепавшего до состояния почти скелета, с распухшей, почти не работающей, ногой. Выздоравливать или умирать – это уж как фишка ляжет.
В принципе, шансов помереть у него и раньше было овердохрена. Там в анамнезе одна миоглобинурия и два ламинита, не считая всяческих мелких брызг. Всё-таки, дончаки и будёхи – это, граждане, звёздный час отечественного коневодства.
Лечили его, как обычно, всем нашим частниковским колхозом. Моё участие в лечении было достаточно скромным. Сводясь, в основном, к закупке части медикаментов и держанию коня во время разновсяческих лечебных процедур.
А ещё и подолгу сидела рядом с ним, лежащим в деннике – каждый раз полуобморочная лотерея, сможет он на этот раз встать или нет? – и уговаривала его не дохнуть. Вливала в рыжие уши всякую чушь, про лето про травку, про речку… про то, что он только жить начинает после всех своих прежних спортивных лет, на пенсию переходит… что всё будет хорошо, просто замечательно – только ему обязательно надо жить.
Через две недели конь – быстро усвоивший, что каждое его вставание на ноги вызывает бурный восторг и интенсивное запихивание в рот морковки – начал вполне бодро вскакивать как только к нему заходили в денник. Стал выгоняем на улицу ежедневно принудительным путём – гулять и двигаться.
Гулял, правда, преимущественно, в сеннике. Честно выполняя наказ отъедаться.
Но всё равно пытался при любой возможности утечь обратно в конюшню.
Через месяц он первый раз сбежал от конюха, заводящего его в обед с улицы.
И начал гулять уже с утра до вечера.
Через полтора месяца начал бегать. Потом – скакать галопом. Его начали постепенно втягивать обратно в работу. Потому что только в работе отёк с больной ноги полностью сходил.
В начале мая Анька первый раз посадила меня на него верхом. Предупредив, что он, вообще-то, та ещё эпидерсия, довольно хитрая и временами упрямая.
Хитрая эпидерсия оказалась прекрасна. Выехать в поля на коне, на которого села впервые в жизни и чтоб при этом не было страшно – это для меня прям рекорд мира.
Нет, я всё ещё пыталась делать вид, что мы с ним друг другу никто и звать никак – но получалось уже совсем плохо.
Эпидерсия, уже давно всё решившая, ехидно потирала ламинитные копыта – июльский рентген показал вполне стабильное состояние, без тенденций к ухудшению - и по ночам репетировала страдальческий взгляд и трепетное «гугу». Отрепетированное неизменно предъявлялось мне в каждый мой приезд на конюшню.
Когда на деннике эпидерсии прочно поселились привезённые мною щётки, а на голове – мои недоуздки и противомоскитные шапки (которые рыжий неистово любил и столь же неистово драл, за лето у меня скопился целый мешок этих шапок, требующих починки) – делать вид было ещё, конечно, можно, но уже как-то совсем глупо.
Муж, сперва говоривший: «Может, не надо?», сказал: «Да правильно, чего там».
Анька сказала: «Вот закончится сезон…».
Эпидерсия первый раз отгребла от меня люлей за безобразное поведение на мойке вкупе с обещанием, что если он и дальше будет себя так вести… и начала усиленно репетировать роль «самый приличный и самый несчастный жеребец в мире». Получалось прекрасно, хотя периодически он из роли выпадал и начинал бодро творить ерунду.
Я изобрела красивую рационализацию – «Ему нужна нормальная пенсия, мне нужен конь-учитель, мы прекрасно подойдём друг другу» - которой успешно отбивалась от дурацких вопросов «зачем тебе это сокровище, которому уже давно прогулы на кладбище ставят?».
Эпидерсия тренировала новые оттенки гугу, ходила за мной хвостом по леваде, демонстрировала очередную разодранную шапку, закатывала глазки, подставляла носик, лизалась и вымогала вкусняшки...
Четвёртого августа, на следующий день после моего дня рождения, Анька хлопнула эпидерсию по сверкающей на солнце рыжей заднице и сказала: «Забирай». Теперь я знаю, как выглядит самый крутой подарок в моей жизни.
В эти выходные мы обмывали мою новую лошадку.
Судьба – это последствия собственных выборов, я знаю.
Очевидно, ни он, ни я не могли сделать какого-то другого выбора.
В общем, знакомьтесь - Нежин 16. Он же - Неж, он же – эпидерсия, он же – недоразумение моё ходячее.
Буденовский жеребец, рождён в 2000 году в конзаводе им. Первой Конной Армии от Габиона 13 и Житницы 13, линия Набат, семейство Стрела.
Бывший спортивный конь, нынешний почётный пенсионер. Пенсия обещает быть очень активной, в его случае движение – жизнь без всяких переносных смыслов.
P.S. Девочки! И сочувствующие! Те, кому тогда, в 16м, когда он оказался у Аньки, активно не давала покоя судьба лошадки и бурное желание её спасать... Буде у вас непокой вновь резко обострится - вы там с ним как-нибудь сами обойдитесь, ладно? Не трогая при этом никого из нас. Спасибо за понимание.
Если вам,
действительно, интересно - у коня,
действительно, сейчас всё хорошо.
Он отлично кушает, целый день гуляет, без труда несёт любительские верховые нагрузки и жалуется исключительно на то, что не все вкусности достаются ему одному.