Наконец, настал день, когда Матузов «созрел» расстаться с Дианой. Мы договарились, что я смогу забрать ее лишь в сентябре, так как под ней был подсосный жеребенок. А до этого я хотела ее покрыть Святогором, чтобы на следующий год получить от нее жеребуську. В мае я привезла Горыча в Аванпост. На новом месте Горыч вел себя безобразно, провести его на недоуздке за чомбур было очень проблематично, так как он ломился знакомиться со всеми лошадьми, напрочь игнорируя мои жалкие потуги оттащить его в сторону. Его жеребцовский характер проявился здесь в полной мере. В полях он проявлял невиданное рвение быть впереди планеты всей (когда, бывало, мой маршрут пересекался с прокатом). Поскольку я в одиночку никогда прежде по Можайским просторам не ездила, то на Горыче шарилась по ближайшим полям, стараясь держать в поле зрения купол Лужецкого монастыря. Один раз, помню, пересекалась с группой проката, которую инструктировал Кирилл, на Дианке ехала Карина (Karik). Поравнялись с прокатом, у Горыча сразу ноздри и глаза сделались большими-большими, в головушке завертелись мысли дон-жуано-наполеоновские. Я сторонкой-сторонкой и первой переправляюсь через речушку (Кирилл сказал, что там брод). Брод там, действительно, был, но где-то на середине реки мне чего-то взбрело в голову свернуть в сторону, и мы с конем погрузились по самые не балуйся. Но, молодец, не испугался, вынес. Вспрыгнул на берег так, будто всю свою жизнь только этим и занимался, и сразу назад пялиться: идут ли за ним кобылы? Вымокли оба, конечно, как мыши…
По обстоятельствам, от меня не сильно зависящим, я вынуждена была увезти Святогора из Аванпоста раньше срока, не дождавшись окончания охоты Дианы. Шансов на жеребляемость было 50 на 50.
Диана прохолостила, поэтому планирую снова крыть ее Святогором будущей весной.
15 сентября я приехала в Аванпост за Дианой. До Можайска ехали долго, попутно заехав на другую конюшню за еще одной лошадью. Приехали в Можайск уже в часу десятом, Матузова выловили уже в воротах. Подписали все документы, примерила обновы – попона подошла, в недоуздке Дианка утонула, так что пришлось оставить на ней ее старый аванпостовский недоуздок. Грузились по темну. Дианка несколько озадаченно поглазела на меня, уже будучи в коневозе, вздохнула и отвернулась: видимо, никак не ожидала от меня подобной засады с переездом (в Аванпосте она безвылазно провела лет десять где-то). Соседом по коневозке оказался жеребец, он радостно начал скакать, когда зашла Диана, и вызывающе ржать. Но, когда тронулись, успокоился и потом всю дорогу не подавал признаков жизни. Дианка тоже ехала тихо, пялясь на меня своими глазищами, когда во время остановок я заглядывала к ней, чтобы проверить.
Уже с начала весны, когда зашел разговор о том, что я забираю Дианку, я стала подыскивать ей место для постоя. Ездить на ней я не собиралась, да и в годах она уже изрядных – таки 19 лет! – поэтому мне нужно было местечко потише, с возможностью гуляния в табуне в течение всего светового дня с летним выпасом. По идее, все это было и у нас в Аксеново, но я не видела особого смысла платить большие деньги за плац, манеж и конебаню, которые для кобылы не требовались вовсе. Искала конюшню долго, остановилась на двух вариантах. В конечном итоге преобладал один – Брянская сельхозакадемия. На самой конюшне я не была ни разу, но оценка некоторых знакомых, которые туда не единожды ездили, да и длительное общение со Светой как зоотехником этой конюшни составили очень благоприятное мнение о конюшне в целом. Далековато, конечно, особо много не наездишься (тем более своим ходом), зато народ приятный и отношение к лошадям замечательное!..
В тот день, когда мы должны были привезти лошадей, на конюшне были запланированы крупные соревнования – ни много ни мало Кубок губернатора Брянской области по конкуру. Приехала куча спортсменов, лошадей. Коневозки облепили здание конюшни со всех сторон. Кипеж был немереный. Списываясь со Светланой до переезда, она говорила, что денник Диану уже давно ждет, все готово, но умоляла не привозить лошадь в день соревнований, ибо и своих копытных ставить некуда, все денники забиты под привозных. Волею случая лошадей привезли именно в тот день, когда нас меньше всего ждали видеть. Выражение глаза Ольги – начкона – описать словами было невозможно.
Мы приехали ночью, часа в три-часа. Дианка вышла из коневозки: ножки дрожат, взгляд охреневший. Абсолютно не понимает, что происходит и где все. Но молчит, лишь ко мне жмется. Будь на ее месте Кузя – орала бы дурным голосом (во всяком случае она всякий раз первые сутки-двое орала как потерпевшая, когда я перевозила ее из Тимирязевки и из Посада; сейчас, может, поспокойнее себя вела бы). Святогор ржал бы в силу своей жеребцовой натуры. А эта молчит, как партизанка.
Пошагала ее минут 5-10, потом повела в конюшню. Сонная конюх показала денник: несмотря на проблемы с местами, Свете удалось-таки удержать за нами два местечка.
Когда я уезжала, Дианка сиротливо стояла в своем непривычно большом деннике и выдергивала из охапки сена былинки. Она выглядела такой несчастной, что впору было расплакаться. Должно быть, она вообразила себе переезд как конец своей жизни.
Первые дней десять Света мне сообщала по мылу, как обстоят у нее дела: кобыла скучала, конюха отвлекали ее сеном, подбрасывая сразу же, как она съедала очередную порцию. Потом – тишина. Не желая быть назойливой, я не тормошила Свету. Раз молчит – значит, все нормально.
Через недели три я на попутной коневозке еду опять на эту конюшню проведать Диану. Для этого под благовидным предлогом большого потопа в квартире я отпросилась с работы и – в путь! Приезжаю, а Света мне с порога: «Ты знаешь, что сделал твоя кобыла???» У меня в голове сразу же мысли приобрели хаотичное направление. Вот что она могла такое сделать? Сожрать конюха? Убить кого-нить копытом? Подраться с другой лошадью (наверняка дорогой, иначе бы Света не стала бы так сразу давить мне на психику)? Потом мысли скакнули в совершенно другом направлении: она могла заболеть или даже пасть. Мелькнула суматошная мысль: неужели она-таки зажеребилась от Горыча и скинула в связи с переездом?
Короче, мыслей было много, в основном все какие-то дурацкие.
А на самом деле оказалось, что Диана каким-то непостижимым образом выползла из левады, став первопроходцем в этой области, так как до нее ни у одной лошади за все время существования конюшни ничего подобного не получалось, даже у жеребят. Левада – большая, самая обычная, ограда из металлических труб (две перекладины, нижняя от земли см 70, верхняя – метра полтора). Никто точно не знает, как именно она вышла из левады – то ли по-партизански проползла под нижней перекладиной (вспомнив прошлый опыт ковбойско-индейских действий), либо перепрыгнула, что в ее ситуации еще менее вероятнее. Словом, старушка просила передавать всем привет, и чесанула в сторону Москвы. Эх, «где ее 19 лет?..» :!: Бежала она бодро и быстро и через секунду скрылась из глаз в неизвестном направлении.
Искали ее сутки, поставив на уши все соседские конюшни, цыган, мясников, ментов и всю остальную братию. В милицейских ориентировках беглянка числилась «лошадью худощавого телосложения темно-серой масти в зеленом недоуздке (не уздечке!)». Весь персонал конюшни в мыле носился по окрестностям, пытаясь отыскать следы кобылы, но та как сквозь землю провалилась.
На следующий день Диана обнаружилась на соседней ферме в 10 км от конюшни прибившейся к стаду телят. Все попытки местного персонала поймать ее оказались безуспешными, поэтому было принято решение звонить сразу же в Брянскую с/х академию. По словам Светы, Диана без проблем далась в руки конюху, который ее кормил, и пошла к нему как родная. На ней он и вернулся на конюшню, после чего еще два дня с ужасом вспоминал ее хребет (ехал без седла) и залечивал последствия.
После этого случая ее первое время выпускали гулять в бочку одну (перед этим хотели стабунить с молоденькой текинкой, чтобы старушке повеселее было, но очень радовались, что так и не стабунили, потому как уведи она текинку, принадлежащую прокурору, на ушах стояла бы не только близлежащая местность, но вся Брянская область, а Света и Оля в прединфарктном состоянии валялись бы в больнице).
Когда я приехала, Диана грустно стояла в бочке, без всякого интереса глядя в одну точку. Меня она узнала. Точно знаю, что узнала. Ходила за мной по бочке как шнурок, стала давать ей яблоки – лижет руки (отродясь такого за ней не наблюдала), глажу ее – она стоит, не шелохаясь, прикрыв глаза. Делаю шаг в сторону – тут же за мной топает. Выхожу из бочки – тоскливо смотрит вслед. Возможно, я у нее ассоциировалась с прежней жизнью в Аванпосте? Может, она думала, что раз я ее сюда приперла, то, если меня хорошо попросить, то отопру ее обратно?
Блажен, кто верует…
