Зареклась писать в дневнике, пока не закончу очередной шЫдевр, и что вы думаете? помогло. Ручки чешутся писать, вперёд, к рукописям. И вот, не прошло и полгода, сказочка дописана, в Ворд загнала и предлагается публике на критику.
Очень хотелось бы попросить читающих высказаться, особенно, на тему общей понятности текста. По прочтению остались неясности или в целом понятно? Сложно для восприятия в принципе или нормально? Вообще интересно вам было? И в какой момент вы узнали сказку (исходную)?
Ну и в целом не стесняйтесь пинать автора, автор ещё сильно не опытен, но полон энтузиазма. Может, ещё исправится и довести сказочку до ума.
Странная сказка (не для детей совсем, и не говорите, что я вас не предупреждала)
Пролог
- Я ненавидел принцессу Аврору, сколько себя помнил, знаете ли. Ах, как принцесса прекрасна, ах, как она мила, и поёт как соловей и играет, на всём, что в руки возьмёт, – дряхлая рука в старческих пятнах поставила кружку эля на грязный стол. В трактире было пусто, лишь за столом в дальнем углу юноша в дорогом, но сильно поношенном камзоле угощал древнего старика.
- Давно уже меня никто не спрашивал о принцессе. Нынче уже ровно сто лет минет, как всё случилось. Зажился я на этом свете, добрый господин, и горло пересыхает так быстро.
Юноша понятливо долил эля в кружку и послал наполнить кувшин заново. В третий раз уже. Когда же этот старикашка закончит свои причитания и перейдёт к делу.
- Что же случилось?
- Да то самое. Нынче уже никто в заколдованный лес и носа не суёт, а сто лет назад отбоя не было от желающих и принцы, и рыцари всех мастей, конные и пешие, кто с дружиной, кто в одиночку, никто не разбудить принцессу не смог. А я ведь был в том замке, до проклятия, разумейте. Мне тогда осьмой год шёл. – Он прикрыл тусклые глаза и начал вспоминать.
Сказка
- Собирайся, феин подкидыш. Да умойся хорошенько и ботинки надень.
Мать уже приготовила таз для умывания и, к ужасу Райхарда, мыло тоже. Новая чистая одежда лежала неподалёку вместе с ботинками. Мальчик понял, что увильнуть не удастся и покорно начал тереть лицо.
- Поторапливайся, бездарь. Во дворце ждать не станут.
- Прекрати, Ганс, это твой сын.
- Мой сын смог бы извлечь что-то благозвучное из флейты, и уж точно пел бы лучше, чем лягушки на болоте. Даже коза управится с арфой лучше этого феиного отродья. Говорю тебе, украли феи нашего сына, а это вот оставили.
Неспособность юного Райхарда к музыке была притчей во языцех у всей дворцовой челяди. Как же сын капельмейстера и такая бездарь, ни ноты чисто не возьмёт.
«Зато дерево меня любит», - подумал Рики. Мать его была дочерью краснодеревщика, и он частенько прятался у деда от отцовских вспышек гнева. Завтра дед будет инкрустацию делать, на столике с планом дворца и парка, уже и рисунок размечен, и ему тоже даст попробовать, что-нибудь совсем простое.
- Но Ганс…
Обычно кроткая мать не возражала отцу, только молча плакала да втихомолку угощала сына.
Но от робких возражений отец только пуще разошелся. У него в роду такого не было, да принцесса в его возрасте уже смело пела с ним на два голоса и сама себе аккомпанировала. А этот…
Рикки давно понимал, что с принцессой тягаться бесполезно: она и кантаты на 6 голосов на слух подбирает, а уж как поёт да танцует… Ни к кому он в жизни своей не питал такой ненависти, как к принцессе. Как он желал, чтобы она сломала свои музыкальные пальчики и сорвала свой мелодичный голос. Или вообще не было бы её на свете. Если бы её не было, такой музыкальной, вдруг отец бы был к нему добрее, любил бы больше. Наглая всезнайка, всеумейка, мало ей своего отца.
От обиды он щеки его зардели, а из глаз побежали непрошеные слёзы.
- Неужели, Ганс. Что же ты не позвал на крестины всех фей королевства? Что же ты не поднес им обед на золотых блюдах с золотыми приборами? Что же ТЫ не попросил даров для своего сына, как это сделал король для дочери?
Глаза матери, обычно кроткие, сверкали. Завтра она будет прятать лицо под оборками чепца и ходить не поднимая глаз. У отца рука тяжелая. Малыш Рикки знал, кто в этом виноват, прекрасная, как летнее утро дева, что никогда не прячет голубые, как небо, глаза.
…
Ганса терзала совесть, несильно, но чувствительно. Зря он так с женой. Баба дура, что взять с неё. Где ему, королевскому капельмейстеру с королём равняться. Его, чуть косо посмотри, обратно со слугами есть отправят, где уж там ублажать фей по-королевски, да и на какие деньги? Да и у короля тоже всё не так гладко вышло, как хотелось бы, вот и жгли на площадях костры из прялок. Ганс считал, что от судьбы всё равно не уйдёшь, но кто ж его спрашивал?
С мальчишкой он, пожалуй, слишком крут, но в самом деле, лучше бы тот без ноги родился, чем без слуха. Кому теперь оставишь дело, мастерство, кому передашь? Поздно он женился, долго в люди выбивался. Вот и выбился, а толку что? После Райхарда никого не родилось у них, то мёртвый младенец на свет выйдет, то скинет жена до срока, а в последние годы и понести не могла вовсе.
Может, и стоило отдать его деду в подмастерья, тот просил. И столяр из мальчишки получше вышел бы, чем певец. Стал бы краснодеревщиком и за дедом унаследовал, раз за отцом никак. Всё лучше работа, чем дрова для королевских опочивален таскать… Он вздохнул, что сделано, того не воротишь, обещал отдать мальчишку в услужение, так отдать и придётся, не то самого дрова да воду таскать отправят.
…
Ботинки Рики скрипели и жали. Они миновали уже дворцовый сад и блуждали по дворцовым кухням, прачечным и лестницам для слуг. Райхард стёр себе ноги до крови, а они всё шли и шли. Худой и желтый, как сосновая щепка, слуга по имени Стефан, вёл мальчика за собой, по дороге роняя слова.
- Прислуживать будешь. Принцессе и фрейлинам её. Камины топить, воду менять, мышей дохлых выкидывать, а то куры эти боятся. Кто? Нет, служанки ихние. Слушать меня будешь – цел останешься.
Что же, значит, скоро он увидит ту, до чьих совершенств ему никогда не дотянуться.
Стефан втолкнул мальчика в жар и чад большой кухни. Большую часть помещения заполняла собою повариха. Круглолицая и краснощекая она вся колыхалась, когда говорила, а говорила она, не переставая.
- Какой милый мальчик! Пухленький да розовый, что твой поросеночек молочный! Как зовут? Прекрасно. Меня можешь тётушкой Мартой звать, а сухарь этот Стефаном кличут. Принцессочке мы служим, высочеству её драгоценному. Так добра, Так мила. Что со стола останется, всё слугам шлёт, а ведь государь, долго чтоб он правил, бывало всё до крошечки на псарню отправлял, а там ведь и паштет утиный и пироги с перепелами, бывало и целые окорока нетронутыми оставались. Добрая наша крошечка, не зря феи её одарили. Горничная обкапала ей платье новое воском со свечи, так та казнить её смертью не велела, а всего только сорок плетей всыпать, экое милосердие.
Дальше Рики слушал вполуха, он-то видел, как после тридцати царских плетей у здоровенных браконьеров кожа слезала до костей, а уж какая-нибудь девка с сорока плетей почти наверняка помрёт. Где же тут милость? Он потихоньку оглядел кухню: в очаге булькал котёл, две девицы светлая и тёмная чистили репу, в дальнем углу рыжий парень лет 15 старательно выпускал кишки кролику. Рикки не сразу понял, что зацепило его взгляд в этой мирной сцене, а когда понял его замутило. Кролик дёргался и кричал.
Должно быть Рикки в лице переменился, потому что тётушка Марта обернулась и заколыхалась уже на парня:
- Мики, опять ты за своё?.. Прекрати сейчас же, пупсик мой, нельзя, чтобы тебя таким видели.
Парень с улыбкой слабоумного поднял камень и размозжил кролику голову.
- Ну вот и славно, пирожок ты мой кремовый. Иди сюда, у меня с утречка плюшечки сдобные остались. Ну не хочешь, так не кушай. Это сынок мой, Микаэль, помогать ему будешь и слушайся во всём. А те вот девицы: Кларисса и доченька моя Маргарита.
Девицы подняли головы от работы, и тут Райхард переменился в лице ещё раз. Темноволосая Маргарита круглым и красным своим лицом напоминала мать, но вот черты его складывались в какую-то невообразимую и жуткую гримасу, редкие и кривые зубы торчали изо рта, бледные маленькие глазки слезились гноем: вся она лицом и фигурой производила впечатление настолько отталкивающее, что в пору было бежать без оглядки.
- Что, кремовый мой, хороша девица? Хоть сейчас в невесты. Что поделать, не всем нам феи дары свои дают, у кого-то они и забирают. Зато принцессочка наша, солнышко ясное, как улыбнётся, так и грусть долой.
Скоро он сам её высочество увидит и убедится.
Увидеть принцессу в скором времени не получилось. Королевское семейство избегало столичного дворца, как могло. Из большого охотничьего домика оно оправлялось в малый, из малого – на побережье, во владения Рауля Длинноносого, в глаза именуемого герцогом Лазурного побережья. Рикки уже два месяца служил принцессе, когда раздалась весть о королевском приезде.
Дворцовая челядь ворча готовилась встречать королевский двор: снимали с мебели чехлы, протапливали пустые комнаты, отовсюду сметались пыль и паутина. Когда перед самым прибытием решили ещё и крыс потравить, к обязанностям Рикки добавились поиски мёртвых и умирающих зверьков. Боги сохрани, если знатные дамы увидят такое в своих постелях.
Работа, впрочем, была не тяжелая, ещё и отпускали в город раз в неделю, чтобы он мог навестить мать или деда. Отец сопровождал короля, ведь королевская дочка никак не могла обойтись без своего учителя музыки, а король – без своих музыкантов.
В последние дни, пока господа ещё не приехали, слуги часами околачивались в кухне, ели, пили, веселились, а вечерами устраивали и песни с плясками. Жилось Райхарду лучше, чем дома, и уж точно веселее. Если только не попадаться Мики на глаза. Особенно, если Мики был не в духе, а не в духе кухаркин сын бывал слишком часто.
Мики рослый и для своих 15 лет, восьмилетнему Рикки он казался едва ли не великаном. Дни, когда он делал за кухаркиного сына половину его работы и получал в награду затрещину, считались удачными.
В неудачные же дни Рикки, помимо обычных тумаков, получал порезы ножом или ожоги от пламени свечи. Сопротивляться было бесполезно, жаловаться некому. Стефан велел ему разбираться самому, а тётушка Марта вновь завела странную песню про феины подарки и про красоту юной Гретхен. При чём тут Гретхен, которая пальцем никого не трогала, или принцесса, которую юный водонос вообще в глаза не видел, оставалось загадкой.
Разгадку неожиданно дал сам Мики. Парень поймал крысу, уже слабую от яда, и, вспорол ей живот и обнаружил маленьких крысят. Райхард уже привык, что Мики не может пройти мимо того, кто слабее и не ударить. Доставалось и кошкам, и собакам, и тем, кто не мог дать сдачи, вроде самого Рикки. Но к такому он готов ещё не был.
Когда кухаркин сын влез ещё живой крысе в живот и начал вытаскивать по одному мокрые кровавые комочки. Рикки вырвало прямо на каменные плиты кухни. Мучитель оторвался от своего занятия
- Что, не нравится? Я не нравлюсь? А я ведь добрый на самом-то деле. Очень добрый. Матушку спроси, она скажет. Только феи забрали мою доброту, а красоту у Греты и отдали принцессе. Видишь, как всё просто, - безумная улыбка растянула его губы. На миг Рикки подумалось, что сейчас его голову схватят и будут долбить о каменный пол со словами: «Я добрый, матушку спроси, она-то знает, добрый-добрый-добрый», но Мики только отвесил малышу подзатыльник и велел прибраться.
«Вот в чём было дело. Вот где его слух и голос. Его тоже стащили феи принцессе в подарок» - размышлял Рикки, оттирая кровавые пятна. – «Грета страшная, а Мики злой и всё из-за жадной принцессы».
В один из отпусков он рассказал об этом матери, она только покачала головой. Да, так говорят, но не надо забивать себе этим голову, она его любит и без музыкальных способностей.
Но ведь со способностями и отец бы его любил!
В день приезда королевской семьи дворец сверкал чистотой. Чехлы с мебели были сняты, покои жарко натоплены, на королевской кухне, до недавнего времени дни пустой и тихой, стояла суматоха приготовлений королевского ужина. Старый Стефан с ног сбился, пытаясь всех разместить соответственно рангу, и, упаси боги, большие и малые, не поселив враждующие семейства рядом. Глаза у юного Райхарда слипались, но, конечно же, он не пропустит королевский приезд ни в коем случае. Вот только ноги его совсем не держат, сейчас он присядет у печки и чуть-чуть отдохнёт, самую маленькую минутку, не может же он всё пропустить из-за каких-то ног.
…
Она любила вставать до рассвета, когда все спали и только слуги деловитыми муравьями сновали по дворцу с водой для умывания, фруктами на завтрак и ночными горшками, полными и пустыми. Тихо, как мышка, чтобы горничная не проснулась, останавливать её, конечно, не будут, но ведь увяжутся следом и всё удовольствие испортят, она уложила волосы, накинула простой плащ и выскользнула за дверь. Лёгкие туфли были ошибкой, на мгновение она замерла на широкой, раздумывая, не вернуться ли за обувью посущественнее, но тут услышала странный звук и, скрывшись за пузатой красной с позолотой вазой, замерла. Когда источник звука приблизился, девушка едва сдержалась, чтобы не захихикать. Звук оказался пением, а юный певец совсем слугой с пустыми вёдрами, так виртуозно перевиравшим мотив «Багряного сердца», что если бы не слова, она бы ни за что не догадалась, что это. Жуткие звуки прекратились и она осторожно выглянула из укрытия. Странный малый остановился у портьеры и поклонился.
- Доброго дня, Ваше Святейшество.
Вот бестолковый, Его Святейшеству следует целовать перстень, а не кланяться. А перед Высокосвятейшеством и на колени встать не повредит, даже знатным дамам и рыцарям. Это, если Святейшество соизволит прислугу заметить, а за такие вольности хорошо, если поркой наглец отделается. Пока девушка про себя возмущалась, водонос успел так же нелепо раскланяться с пустым доспехом и подобрался совсем близко.
- С добрым утром, Ваше Высочество.
Сердце её чуть из груди не выскочило, неужели заметил? Но мальчик глядел только на вазу и говорил, похоже, с ней же.
- Как спалось вам нынче? Не угодно ли вам водицы для умывания, всем хороша водица, а для вящей целебности я в неё уже пописать успел, - мальчишка глупо хихикнул.
Девушка задохнулась от гнева. Как посмел он? Да она его… Сходу подходящей кары в голову не пришло, но по здравому размышлению она сыщется всенепременнейше. Набычившись, она вышла, чтобы наподдавать наглецу собственноручно, совершенно не подобающим знатной даме образом. Очевидно, ваза раньше переносила подобные выходки гораздо спокойнее, потому что мальчишка выпучил глаза, разинул рот и неожиданно резво побежал задом наперёд. Вёдра, забытые на полу, прервали забег на самом интересном месте.
Маленький водонос так потешно растянулся на полу, что вместо заготовленной гневной речи девушка, хихикнув, спросила:
- Неужели вся челядь у нас в целители подалась или ты один такой чародей?
Для вида она грозно сложила руки на груди и притопнула ножкой. Боги большие и малые, что она делает, со всем её высокородством лично распекать слуг?! Отдать его Стефану на порку, всего-то забот. Наставница её чувств бы лишилась от такого зрелища, впрочем юная проказница давно поняла, что наставнице обо всём знать не обязательно, ибо меньше знаешь, крепче спишь. И потому продолжила.
- Что ещё в твоих рецептах есть в королевское вино плевать?
- Я не виночерпий, госпожа.
Каков наглец, или храбрец, не разберёшь. Вот побледнел уже от страха, а в глаза смотрит. Она решила сменить тему.
- Я могу понять почему портьера – первосвященник, малиновая и бархатная, как его одежды. Но почему ваза – это принцесса? Это даже не её цвета.
…
«Потому что пузатая и противная», - подумалось Рикки, но вслух он сказал только:
- Какие такие цвета?
- Девушка смешно наморщила нос.
- Лазурь, белый снег и золото, разумеется, цвета королевского дома. Красное и чёрное – род Ястребов с Великих гор, стыдно этого не знать. Ты никогда не видел принцессу?
- Никогда. Какая она?
- Говорят, она на меня похожа, - девушка загадочно улыбнулась.
- Значит, красивая…
Рики уже забыл, на какой оплошности его поймали, и засыпал незнакомку вопросами, кто такая, и почему не спит в такой ранний час и неужели у всех-всех-всех знатных дам есть свои цвета?
Девушку звали Анна, и была она фрейлиной принцессы, а принцесса сейчас желает себе глинтвейна и горячую ванну после путешествия вот она и вышла распорядиться.
А вот про остальное лучше бы не спрашивал. Через час беготни по залам юный Райхард понял, что не знал о дворцовом этикете почти ничего. Великое множество знатных домов имели свои цвета, но сами могли обрядиться, как душе угодно, а слуги их и вассалы – нет. Как иначе их различать, изумилась Анна, королева своих фрейлин только по цветам платьев и отличает, она их каждую неделю меняет, чтобы ни одна королю понравиться не успела. А прислугу у всех запомнить, тем более не в состоянии. Что священных санов сорок сороков Рикки знал, а вот что к каждому своё обращение, к кому-то с поясным поклоном, к кому-то с земным, а к кому-то и вовсе на коленях, такого Штефан ему не говорил. Да и вообще слуге нельзя заговаривать первым, иначе выпорют, нельзя касаться знатной дамы, иначе снова выпорют. Порку, похоже, господа любили страстно, но Рикки сделал вывод, что если молчать и глаза в пол, то может и пронесёт.
- А принцесса взаправду добрая или просто так про неё все болтают?
Тут он вспомнил, как Мики вспорол кухонному коту живот, чтобы вытащить украденную рыбу. Тётка Марта считала, что доброта у принцессы краденая, причем краденная именно у Мики. Это Райхард простодушно и выложил маленькой фрейлине.
- Потому и не люблю я её.
- Ты же не встречал её ещё. Быть может, она тебе понравится.
- Что толку, если всё у неё ворованное: и красота и доброта и таланты?
Про то, что таланты были украдены непосредственно у него самого, Рикки рассказать не успел.
Анна помрачнела, закусила губу и вдруг заторопилась по своим поручениям, оставив Рикки наедине с его недосказанной историей.
…
Девушка сидела в саду в раздумьях. Впервые за 15 беззаботных лет свой жизни её терзали сомнения. Странный мальчик-слуга. Как можно заговорить с королевской особой, как можно думать, что королевской особы можно коснуться? Без руки ведь останется, глупый, глупый ребенок!
Но самое странное было в другом. Шесть даров принесли принцессе феи: младшая из фей пожелала, чтобы принцесса была прекраснee всех на свете. Другая фея наградила ее нежным и добрым сердцем. Третья сказала, что каждое ее движение будет вызывать восторг. Четвертая обещала, что принцесса будет превосходно танцевать, пятая — что она будет петь, как соловей, а шестая — что она будет играть на всех музыкальных инструментах с одинаковым искусством.
Неужели все дары были украдены у кого-то? И что останется от самой принцессы, если всё это отнять? Разве можно жить без танцев? Наверное, можно. И разумеется, всегда найдётся тот, кто придёт в восторг от движений особы королевской крови, какими бы неуклюжими эти движения не были. Можно не петь, и даже не играть, но кто она будет без своего сердца? И что за лицо увидит принцесса в зеркале, отними у неё её красоту? Кем она будет тогда? Кем должна была быть?
Как будто проклятия было не достаточно? Как будто мало всех женихов, которых ей ищет отец, чтобы было кому разбудить её поцелуем?
Прислонившись к груше, девушка беззвучно заплакала.
…
Глупый, глупый мальчишка. Старый мастер придвинулся ближе к камину. Во времена ему молодости то ли зимы были теплее, то ли камины топили жарче.
Младший внук давно ушёл, а чувство смутной тревоги не проходило. Зачем он расспрашивал про принцессино проклятье, к чему хотел знать, как выглядит прялка и веретено?
Он рассказал, конечно, и показал, выпороть пригрозил, если не прекратит расспросы, но всё-таки рассказал. Не ответишь – спросит у других, а те сомневаться не будут, донесут, куда следует, и не станет у него на одного бестолкового внука меньше.
На что его папаше этот дворец? И музыка эта. Что в той музыке, прозвучала и нет её. Вот сундуки разные до сих пор во дворце стоят, а это его прадеда работа. Сам он кресла с диванами с новомодными изогнутыми ножками для короля делает, и те двести лет простоят, а музыка эта что? Срам один.
Сам он бы из внука мастера сделал, руки у парнишки золотые. Какую сегодня шкатулку собрал – загляденье, иные, пять лет проучившись, так не могут. Он, старый дурень, даже дардрева на крышку отжалел, не красное дерево, конечно, но и поблагородней простой сосны будет.
Вот срок контракта кончится, он заберёт внука, как пить дать, заберёт. И зять ему не указ.
…
В малом приёмном зале (его называли голубым по цвету убранства, а ехидная Анна просила не путать его с лазоревой гостиной и синей чайной комнатой, как будто он совсем дурак) Райхард стоял и мёрз в цветах принцессы. Размышления о том, зачем его, простого водоноса, запихнули в голубую с золотыми позументами ливрею и белые чулки и отправили прислуживать на приёме в честь носатого герцога, согревали его не долго. Ливрея хороша, но тонкая материя совершенно не держит тепло, а дров для камина Мики принёс слишком мало.
Добрая Анхен подсказала бы, как ему одеться, или дала бы платок, чтобы нос вытереть, но Рикки с того раза больше девушку не видел, хотя всегда высматривал в стайке фрейлин в принцессиных цветах знакомое лицо. Рикки украдкой, хотя ещё никого в зале не было, шмыгнул носом.
Может, принцесса отослала неугодную фрейлину прочь, или с каким-нибудь замысловатым поручением. Рикки приготовил для Анхен подарок, шкатулка, конечно, совсем маленькая, но он сам её сделал, и выложил изнутри красным бархатом, который стащил у матери. Ей должно понравиться, а пока он спрятал свой подарок под старой грушей в заброшенной запретной части сада. Для принцессы он тоже приготовил подарок. Совершенно особенный. Только надо придумать, как вручить…
- Как же здесь холодно, - тихий голос и грустные глаза. Тонкой работы корона в золотых волосах. А она, в самом деле, похожа на Анну.
- Принести шаль для Вашего Высочества?
Зачем он заговорил первый? Его просто выпорют или сразу казнят? Или будут пороть, как ту горничную, пока не помрёт?
Однако принцесса не обратила на его слова ни малейшего внимания. Она остановилась у клавесина, задумчиво перебирая ноты.
- Ступай к господину капельмейстеру, мне нужны ноты новых горских песен, ещё «Дева и кувшин» и «Слёзы разлук». Сегодня я буду петь для своего жениха, одного из женихов… Не важно которого, важно предстать в наилучшем свете, не так ли? – последнюю фразу она произнесла почти про себя, не будь в зале так тихо, Райхард бы не разобрал ничего.
- А много у вас женихов?
«Как пить дать, казнят. И поделом», - подумал Рики. С таким длинным языком он всё равно не жилец. Но принцесса, казалось, не заметила дерзости вовсе.
- Пока наследница престола не выйдет замуж ни один мальчик, мужчина или старец, не связанный узами брака не может считать себя в безопасности. Лишь поцелуй любви может снять проклятье, а значит, нам следует внушать любовь… «Слёзы разлук» не неси, лучше «Валеара Достойного» и «Два сердца», нам следует внушать любовь, а не выжимать слезу.
Весь вечер свежеиспеченный паж не сводил глаз и принцессы: она играла и танцевала, смеялась и пела, всё с неизменной грацией. Вот только глаза у неё были неживые. Следует внушать любовь, как будто её улыбки могут прорасти семечком любви в чьей-то душе.
Видели бы её гости без феиных даров. Райхард мстительно представил принцессув лицом Гретхен, ковыляющей как Эмма-хромоножка. Если всё пойдёт, как он задумал, скоро Эмма сможет танцевать, и Гретхен весело улыбаться. О том, что станется с принцессой Авророй и её грустными глазами, Райхард предпочитал не думать.
…
- Старый дурак! Почему она до сих пор жива?
- Но, добрая госпожа, здесь не моей вины.
Хриплый голос Стефана распознать было легко, а вот обычно елейную тётушку Марту было практически не узнать.
- Я сделал всё, что мог. Убедил музыкантишку отдать сына в услужение, я переврал ему весь дворцовый этикет. Его должны были пороть, не переставая, со дня приезда двора.
- Но не пороли, безмозглый ты старик! Когда он сделает то, что нужно? Шестнадцатилетие, сам знаешь кого, не за горами. Кто убоится феи, что не исполняет свои обещания?
- Он может достать вещь, госпожа, но я не уверен, что он станет это делать. Мальчишка оказался не так прост, как на первый взгляд. Нам нужен другой путь.
- Так и найди его! Или ты желаешь до конца своей жизни на болоте квакать?
…
В заброшенном саду под старой грушей Райхард крутил в руках веретено. Странно держать в руках чью-то смерть и даже знать, чью именно.
Ещё более странным было то, что он совершенно не знал, что с этой смертью делать.
Совсем недавно всё было ясно, как день, но сейчас он блуждал в потёмках. Наверное, стоит дать ей уколоться веретеном. Тётушка Марта говорила, что тогда все дары вернутся к своим законным хозяевам: он сможет петь и играть, Мики подобреет, а Грета должна похорошеть. Вот только обычного радостного предвкушения он не испытывал.
А что если нет? Если принцесса просто умрёт и дары с нею вместе? Зачем тогда нужна её смерть? Даже если она просто уснёт, как обещала младшая фея, какая разница? За что ей такая судьба? Что она могла знать о цене феиных даров, лёжа в пелёнках? И как могла от них отказаться?
Бесы её забери, пусть живёт! Пусть оставляет всё себе жадная принцесса с грустными глазами. Вот тебе мой дар, не хуже феиного.
…
Райхард поморщился от яркого света факела. После недели в полной темноте любой свет покажется ярким. Всего неделю назад его поймали во дворце с веретеном в руках, в королевстве, где уже пятнадцать лет под страхом смерти никто не держал в руках ни прялки, ни веретена. Целую неделю назад, целую вечность… Он ждал казни на гнилой соломе в королевских темницах, но никто к нему не шёл. До сегодняшнего дня.
В свете факела светлые волосы отливали золотом. Анхен, милая добрая Анхен, молча смотрела на него. Он с трудом поднялся, держась за решётку. Не плачь, глупая, всё равно ничего не изменишь. Он помнил, что должен сказать ей что-то, что-то очень важное, но мысли путались и ускользали.
Анхен отвернулась и пошла к выходу, когда он, наконец, вспомнил.
- Скажи принцессе, что я передумал. Я хотел его сжечь. Скажи ей, пусть не грустит больше, она, в самом деле, умеет внушать любовь.
Голос Анхен дрогнул.
- А больше ты ни о чём не хочешь её попросить?
Рикки задумался. Он знал цену своего проступка – смерть. Как бы милостива ни была принцесса, ей этого не изменить.
- Пусть казнят поскорее, не могу здесь больше быть, здесь совсем нет солнца…
На следующий день судьба его решилась.
Эпилог
Старик открыл глаза. Он многое помнил, но что можно рассказать этому франту?
- Я был изгнан из королевства, незадолго до события. И потому я здесь, а не сплю там со своими родными. В одну ночь вырос лес и скрыл границы царства.
Райхард вспомнил, как отправился в первый раз во дворец. Стража спала в воротах, повара на кухне, конюха и лошади в конюшне, дамы и кавалеры в залах. Он нашел свою мать за шитьём, отца за клавесином, деда. Не нашёл лишь тётку Марту и старого Стефана.
Принцессу он обнаружил на каменном полу самой высокой башни и перенёс её в королевскую опочивальню.
- С тех самых пор, добрый господин, я вожу благородных господ, желающих разбудить принцессу, через лес.
Старик молча пожевал губами. Знать, что вначала, окрылённый надеждой он водил всех и каждого безо всякой платы, чужаку было ни к чему. И что после, его, уставшего от разочарований, никакие посулы или угрозы не могли заставить провести очередных искателей приключений. Что ещё позже поток искателей сократился и почти иссяк, иссякла и его надежда пробудить принцессу хоть когда-нибудь. Он собирал деньги с тех, кого проводил, и жил в приграничье, пока старость не взяла себе зоркость его глаз, силу его рук, остроту его слуха. И после жил, потому что смерть всё не шла к нему.
- Три золотых, добрый господин, и вы всё увидите своими глазами.
К удивлению Райхарда господин не стал ни торговаться, ни долго собираться в путь.
Они двинулись сквозь чащу. Когда Райхард был молод, он просто не замечал, а теперь его старые глаза и вовсе не выдели, но от его спутника не укрылись маленькие странности. Лес словно вёл старика, выстилая под ноги тропинку, подставляя ветки, за которые можно было схватиться, чтобы не упасть, и отводя в сторону те, о которые можно было выколоть глаза.
«Права была старая карга, старик не так прост», - подумалось рыцарю, - «Может и не стоило её убивать».
Во дворце как и было обещано конюха и лошади спали на конюшне, псари и собаки – на псарне, даже огонь в очагах спал.
Райхард давно уже не навешал ни мать, ни деда, проснись они сейчас, они бы его не узнали. Над ними время не властно, самого же Райхарда годы согнули и высушили.
В опочивальне принцессы тоже ничего не изменилось, даже розы, что он положил в изголовье много лет назад, не увяли. И его принцесса, его милая Анхен, лежала среди цветов, только глупый мальчишка восьми лет от роду, мог бы поверить в такую наивную ложь. Глаза Райхарда заслезились. Всё от старости.
Он так глубоко ушёл в свои мысли, что не сразу услышал, а, услышав, не поверил:
- Целуй. Целуй уже, старый олух.
Под рёбра уткнулся нож. Почему он, простой слуга, столько принцев, столько высокородных господ пыталось пробудить заколдованную принцессу, никто не преуспел. И всё же, он никогда не пытался поцеловать девушку сам. А, может быть, стоило попытаться?
С трудом согнув колени, Райхард приблизил своё лицо к лицу принцессы, откинул светлую прядь со щеки и слегка коснулся губами. Принцесса Аврора вздохнула и открыла глаза. На какой-то миг он снова был мальчишкой, юношей шестнадцати лет, зрелым мужчиной.
Но тут его грубо оттолкнули…
…
- Моя прекрасная леди, я загнал троих моих лучших коней, потерял покой и сон…
А ещё разум и чувство приличия. Что делает в её опочивальне этот напыщенный болван? И какой странный у него костюм.
Принцесса Аврора села в кровати. Замок постепенно оживал, загудел огонь в камине, зевая поднимались благородные дамы и кавалеры, лакеи и служанки.
Сегодня должен состояться пир в честь её шестнадцатилетия. Неужели проклятие не сбудется? Может оно уже сбылось? Принцесса смутно помнила тёмную башню и странную старушку с прялкой.
Но ведь если оно сбылось, значит, этот невежественный франт, что предлагает ей руку и сердце, разбудил её поцелуем истинной любви? Значит ли это, что долг велит ей принять предложение?
- Мой благородный рыцарь, я с радостью в сердце моём отдаю вам свою руку.
И кто тот оборванный старик, что рыдает в углу?
) стоило родиться в век рабовладения, на худой конец при крепостном праве, гавное удовольствие в её жизни - помыкать и унижать, переработки - смысл жизни, когда я сказала, что на новогодние каникулы еду домой и выходить на работу не смогу (в законные праздничные дни), мадам аж перекосило. В обычные дни задерживаться я тоже не могла, с 18-00 начинались занятия в универе, а я же приехала в столицу образование получать, разве нет? А в выходные уезжала в подмосковье к любимым коням и тоже была недоступна. Справедливост ради стоит сказать, что с выделенным мне участком работы я справлялась, а когда стала справляться слишком хорошо, мне участок прибавили, в 2 раза 
, но овертайм работать я не пошла 
.
