Капитан Кошка сказала, что сегодня день эксперта…
Стала забывать праздники. Да и поздравлять некого. Связи утеряны…
В следствие я пришла девочкой взрослой – 35 уж было годочков. Кстати, вот опять так странно сложилось: прием в органы был до 34 включительно. Я уже позже узнала, что для меня сделали исключение. Шеф после собеседования со мной дал команду нашему «старшине» чтоб он меня через медкомиссию протащил. Не помню, как звали старшину…
Сидела я на кражах, грабежах и разбоях, глухарях. Всех «молодых» следаков натаскивали на глухарях. Глухари лежали в сейфах и никто особо не надеялся что они оживут. Но глухарить их окончательно было нельзя. Надо было изображать следственные действия периодически. А для этого надо было напечатать постановление о возобновлении уголовного дела, произвести пару-тройку следственных действий – хоть запросы отправить куда! – а потом снова вынести постановление о приостановке производства по делу. И положить в сейф.
Что происходило с делами, которые расписывались мне – не знаю. Но они начали оживать. То есть злодеев начали отлавливать, они начинали признаваться, садились и прекрасно в суде переходили из состояния обвиняемого в состояние осужденного.
Опера прыгали вокруг меня и периодически носили меня на руках, как талисман. У них-то статистика шла по раскрытиям. И глухари для них были как ножом по яйцам.
Так у меня ожило одно дело, кража икон из семинарии Александро-Невской Лавры.
Впрочем, про него я уже где-то в дебрях дневника рассказывала…
Но все дела они многогранные до безобразия. Именно на этом делен я познакомилась с ЭКСПЕРТАМИ.
Все дело в том, что если следователь хотел получить заключение экспертизы скорее и скорее передать дело в суд, а у нас были установленные законом сроки по делам, надо было договориться с экспертами. Потому что экспертов было оооочень мало в ГУВД. А делали они экспертизы на весь город.
И вот при совершении следственного действия, которое мы подогнали под «осмотр места происшествия» (ну, да, в выходной день, поехали со злодеем искать на Всильевском острове квартиру скупщика краденного антиквариата), мы таки нашли эту квартиру. На коленке с милицейском уазике я написала постановление на обыск (ну, да, в первый раз в жизни писала – из магазина звонила домой шефу, он диктовал слова), и мы в квартиру зашли. Скупщика не было дома, квартира была коммунальной, любопытные соседи, особо детишки, принимали активное участие в процессе.
Икон мы не нашли, но нашли от них оклады. Но дело не в этом.
Дети это цветы.
Подходит ко мне чудесный пацан лет 6 и сообщает, что дядя скупщик стрелял в коридоре. И показывает конкретную такую дырку в двери комнаты.
Ну, мы поднатужились и нашли еще и обрез.
Обрез был старый, тоже антиквариат. Приклад покоцанный. Но рабочий. Ну, вот, обрадовались мы. Теперь мы злодея скупщика точняк посадим!
Опера остались в засаде. А меня с обрезом рувдэшный водила повез к экспертам, но по пути был отозван начальством, и потопала я с обрезом, завернутым в полиэтилен, через город, сама. .
Перед этим опера меня проинструктировали, с каким подходцем надо к этим экспертам подходить, чтоб экспертизу сделали прямо в моем присутствии. Основной фишкой того подходца была рябина на коньяке. Которую мы с водилой и прикупили по дороге. Бутылку я несла гордо в руке.
Вообще эксперты для меня были существами загадочными, помесью богов с колдунами. Потому что как они умудрялись выискивать следы - хз.
Божественные сущности баллистов и трассологов в то время сидели в подвале под Большим домом. В подвал я спускалась как в преисподнюю. Зажав под мышкой обрез и неся наперевес бутылку в рябиной на коньяке, я спустилась по полутемной лестнице и позвонила в дверь. Дверь была железная с кодовым замком внутри. Ее мне и открыли…
Божественные сущности экспертов колдовали над всяко-разными вещами. И впустив меня внутрь перестали мной интересоваться. Я трясущимися губами сообщила, что я следователь из ___ РУВД , прям с обыска прибежала, и мне очень срочно надо сделать экспертизу обреза. Чтобы узнать, рабочий ли обрез, пригодный ли для стрельбы, есть ли пальчики, и… вот кусок двери с дыркой (да-да! Опера дверь в квартире сняли и кусок с дыркой выпелили!) - след ли это от выстрела из этого обреза.
Божественные сущности экспертов воззрились на меня с некоторым изумлением, и пока меня не выставили вон из святая святых, я торопливо выставила перед собой рябину на коньяке.
Сущности переглянулись, оживились. Одна сущность куда-то убегла. Вторая приняв подношении в виде бутылки, начала сгребать со стола всякие колдовские штуки и доставать из ящика стаканы и хлеб, который разложили на не первой свежести газете.
Тут вернулась вторая сущность и принесла колбасы.
После чего сущности налили мне полстакана рябины на коньяке, с интересом проследили, как я заглотила полстакана красно-коричневого напитка, и сообщили, что сейчас обрез мне сделают. Но чтоб я не мешалась и не скучала, мне предлагается пройти в тир и пострелять.
Упс!
В сопровождении одной из сущностей я прошла в тир.
Тиром называлось совсем маленькое помещение в подвале, с железной дверью. Длина помещения была меньше 10 метров. Помещение было узким, как траншея. В одном конце помещения была труба, набитая чем-то вроде пакли. У входа была деревянная стойка, изображавшая огневой рубеж.
Эксперт поинтересовался, из чего даме хотелось бы пострелять. От предложенного выбора у дамы закружилась голова. Дама никогда в жизни не видела столько оружия. Стреляла дама в школе из винтовки ТОЗ-8, а в начале следственного пути в школе молодого бойца из макарова. И впечатление от макарова было не ахти: тяжелый, для моей маленькой руки слишком длинный по базе. Держать пистолет правильно у меня не выходило, чтобы скользящим движением нажать на спуск надо было держать так, что рукоятка упиралась в первую фалангу большого пальца. И при выстреле эту кость выбивало до синяка. А тут мне предложили… Вот беретта. Вот стечкин офицерский. Вот револьвер. Вот… оооо! вот маленький женский итальянский револьверчик! Какая прелесть! Хочу!
Револьверчик был заряжен вполне такими взрослыми патрончиками. Дальнобойностью оно не отличалось, но 6 метров до трубы-гасителя вполне стрелял.
Потом мы сходили к первой сущности глотнуть еще рябинки. Потом мы опять пошли пострелять. Потом при мне отстреляли мой обрез.
Потом мне выдали заключение и обрез, завернутый в пару газет. Чтоб не видно было. Завязали бичевкой.
Заключение, к стати, было ниочем. Обрез рабочий, пригодный к стрельбе. Отверстие в двери расщеплено, потому установить из обреза ли стреляли в дверь невозможно. Патронов и гильз не представлено. Пальцы снять невозможно, потому что все поверхности настолько щербатые, что ни одного четкого фрагмента отпечатка, пригодного для идентификации, снять не удалось.
Я с обрезом под мышкой и стаканом рябины на коньяке во лбу потопала в РУВД. Благополучно дотопала (а меня в районе каждая собака знала, потому что это был центр города, район коммуналок, там народ жил специфический, живущий с тиле: украл, выпил, в тюрьму. И по кражам и грабежам они все у меня ходили живьем – они друг у друга по пьяни тырили все, что угодно, часто с мордобоем. Потому по району я передвигаться могла без опасений – мои уголовники меня исключительно уважали, знали по имени-отчеству и кланялись мне у каждого пивного ларька. Думаю, что кабы я бы прилегла спьяну в обнимку с обрезом где на углу, мой районный контингент меня бы вместе с обрезом честно отнес в РУВД и сдал в дежурку.
Но, впрочем, я про экспертов…
Потом были у меня друзья среди судмедэкспертов, психиатров, почерковедов… Но вот с этими двумя сущностями я встречалась особенно часто…
Почему?
Потому что мне предложили: если будет надобность настроение поправить – приходи. Постреляешь – полегчает! Рябину на коньяке можно не тащить – у них этой рябины ящики, все ж тащут!
И я не раз пользовалась их приглашением.
Да, когда было хреново. Очень хреново. Очень-очень хреново. И некому было об этом рассказать. Я звонила по телефону, чтобы узнать, дежурят ли мои божественные сущности. Я звонила в звоночек у железной двери подвала. Сущности доставали не первой чистоты газету, на которой раскладывали, что Бог послал (как правило хлеб, особо нам не посылал Господь даже еды), стаканы, пресловутую рябину на коньяке. Меня вели в тир, надевали наушники и давали что-нить новенькое на пострелять с трубу с паклей…
Я пыталась расстрелять свою любовь. Но она так и жила во мне, и живет…
Они не задавали мне вопросов.
Хотя… город был маленький и все друг друга и друг о друге все знали…. И они, наверное, знали, почему я, чуть не плача палю в паклю, кусая губы.
За экспертов.
Я, правда, не ангелом называю такое, а другом.
