Малышочек всё больше больше на "большого" становится похож
Растем
Уже вон даже детей успел заделать
Красавец! Как же интересно, каким он будет летом
Я думаю, посветлеет еще на тон-другой. Будет таким, как морда в районе ушей.
Пока с конюшни нет никаких текущих новостей, продолжаю вспоминать былое время.
После того, как забрали Мигеля, долгое время не могла спокойно заниматься. Переживала, пыталась менять конюшни, потому что все лошади были не те и бежали не так, но в конечном счете осталась заниматься в том же самом КСК, хотя особого энтузиазма не испытывала. Вскоре ко мне подошла берейтор Т., которая в то время занималась с маточным составом и молодняком у нас на конюшне, и сказала, что скоро к нам на дожитие привезут буденновского жеребца-пенсионера. Спросила: "Хочешь на нем ездить?". Я хотела, хотя и мелькнула мысль, что наверняка списанный из проката возрастной конь будет представлять печальное зрелище. Это было не так. Амулет был парень ого-го, хотя ему и было уже 22 года. Из конюшни выходил на задних ногах, под седлом вполне себе мог растащить, да и вообще был зажигалочой.
На нем я совершила свои первые прыжки.
На Амулете мне довелось ездить около полугода, но я так и не смогла к нему толком привязаться. Мы научились друг друга уважать, но не более того.
В начале лета 2014 заводчица, у которой я в то время работала коноводом, наняла для работы с молодняком нового берейтора. Берейтор приехал к нам на конюшню со своими лошадьми. Это был МСМК, человек старой, советской еще закалки и небывалого опыта, назовем его С. Человеком С. был своеобразным, довольно сложным в общении, и в целом лошадей любил куда больше, чем людей. Хотя и любовь к лошадям его была иногда... довольно странной, скажем так. Но это не так важно.
Лошади! Какие у него были лошади! Золотые во всех смыслах этого слова, прекрасно выезженные, управляемые на самом мягком железе... Загляденье, а не кони! Хотя местами довольно строгие и избалованные, но этим грешат абсолютно все хозяйские лошади. Я помогала С. с его лошадьми тоже, и вскоре он доверил мне моционить одного его выездкового мерина по кличке Форест. Я вывела его на развязки и заметила, что конь как-то странно дышит.
- Так и должно быть? - спросила я. Тогда мне еще не были известны такие слова, как ХОБЛ и эмфизема...
- Не обращай внимания, - ответил С. - С ним давно так.
Под седлом конь кашлял. Сильно, натужно, мучительно - так, что иногда меня подбрасывало в седле. В первый же раз я едва с него не свалилась, поскольку в седле сидела весьма посредственно, болтанулась корпусом на галопе, и Форест предложил мне высокую, импульсивную менку... Не могу сказать, что, спешившись, я была от него в восторге. Скорее, он меня напугал - и тем, что кашлял, и тем, что чересчур чувствительно реагировал на любое мое движение. Но выбирать мне особо не приходилось.
Потянулись наши с ним будни. Начиналась история не особо радужно - поначалу, любая посадка в седло оборачивалась жутким мучением. У меня не получалось даже поднять Фореста в галоп, особенно трудно давалась правая сторона, а С. жутко злился и кричал, потому что терпения у него было примерно с чайную ложку. Я кусала губы, чтобы не реветь (а иногда он в пылу говорил достаточно обидные, не совсем корректные вещи), и пыталась снова, и снова, и снова... И так как-то незаметно для себя села глубже в седло, постепенно смягчилась рука, легла на место нога... Форест терпеливо прощал мне мои ошибки, а я училась слушать и понимать его.
А Форест продолжал кашлять. То сильнее, то слабее, но кашлял - в деннике, в леваде, при работе. Довольно долго это не казалось мне ничем серьезным, я думала, что это можно вылечить, если постараться. С. лишь подкреплял мои заблуждения, отвечая на все вопросы, что с лошадью все в порядке, ничего серьезного, не обращай внимания, иди седлайся. В октябре С. запил, тяжело и надолго, а у Фореста случился первый тяжелый приступ. За одну ночь конь осунулся, дышал рвано и с хрипами, слизистая бледная, а самое страшное - при кашле из легких лились не сопли, а пена, которая бывает при отеке легких. Да и кашлял он так, словно тонул на суше.
Приступ купировали всем миром, помогали все люди на конюшне, кроме хозяина. Кололи уколы и шагали, шагали, шагали. Поначалу Форест задыхался даже на шагу. Остановишься и ждешь, пока отдышится. Отдышался? Шагаем дальше...
Стало полегче. Начали делать ингаляции - самые простые, ведро в мешок, в ведро сено, скипидар, эвкалиптовое масло, все это заливаешь кипятком - и дышать. Поначалу держали Фореста четыре-пять человек, потому что морду в мешок он отказывался совать категорически. Позже стояла я одна, а он спокойно дышал паром, положив голову мне на плечо, временами даже засыпал. Голова была жутко тяжелой, стоять было неудобно, но я стояла - и где-то в это самое время пропадала окончательно, прикипая к этой лошади всем сердцем.
Восстанавливался Форест долго. Когда вернулся С., мы только начали делать короткие репризы рыси на корде, а он категорично сказал: седлать. На мои попытки отговорить его, ответил: "Если не поседлаешь ты - сяду я." Поскольку я четко знала, что С. периодически отказывало чувство меры, на Фореста села я. Конь кашлял так, что меня подкидывало в седле, а С. твердил, что его надо двигать, двигать и еще раз двигать, чем больше, тем лучше. Я помню, как расседлывала Фореста, а потом шла в раздевалку и там ревела, потому что жалко его было так, что сердце разрывалось. Тем неожиданнее было для меня, что конь внезапно ожил. И задышал, и кашлял с каждым разом все меньше! К середине зимы он практически не кашлял, разве что раз-другой в начале первой рыси. Нес полноценные нагрузки по два часа под седлом с большими репризами галопа и длительным отшагиванием после и быстро превратился в довольного жизнью кабанчика.
В то время меня усиленно начал тренировать С. Тренировки были порой совершенно ужасны, потому что С. не допускал даже мысли о том, что у кого-то что-то может не получиться с первого раза. Он сразу кричал: "Ты меня не слушаешь!" А на возражения, что слушаю, отвечал всегда одно и то же: "Значит, не стараешься! Если бы старалась, все бы получилось!". Терпения у С. не было совсем, тренером он был требовательным, зачастую грубым - но если отбросить все это, учил действительно многому. С ним я научилась большему, чем за два года до этого.
Фореста я к тому времени обожала. Ни до, ни после я не встречала лошади с таким огромным сердцем, как у него. Он был замечательным учителем, готовым прощать ошибки всадника. Мог и похитрить: любимым развлечением у него было остановиться, чтобы почесать нос об ногавку, на секунду замереть, не поднимая головы, а потом резко, со всех четырех ног, выстрелить вверх и вбок
Категорически не терпел впереди идущих лошадей, обожал устроить скачки, особенно в поле.
Весну мы пережили без ухудшений, приступ удалось купировать в самом начале. Я покупала необходимые лекарства, делала все необходимые процедуры. Мы начали прыгать, 60-80 см, не больше. Дома все чаще велись разговоры о том, чтобы выкупить его.
А потом С. его увез. Меня временно пересадили на ганноверскую кобылу с пулей в голове, про которую я, возможно, расскажу позже. Где именно был Форест никто так и не узнал, поскольку всем на конюшне С. рассказал разные версии, но спустя месяц мне сказали, что вот уже завтра он вернется на конюшню. На следующий день я летела на конюшню, сломя голову, знакомый силуэт в леваде увидела еще с остановки... Вот только чем ближе подходила, тем хуже мне становилось. Торчащие маклоки, ребра наружу, тусклая шерсть, потухший взгляд, свист на каждом вдохе и выдохе... Разве мог это быть мой Форест? У него не было таких кошмарных шишек по вене на шее от каких-то инъекций... Мой Форест всегда встречал меня ржанием и подбегал ко мне в леваде - эта лошадь стояла, опустив голову, и не могла даже повернуть голову. Это было сродни кошмарному сну, только наяву.
Форест не ел, почти не пил. С. сказал мне:
- Теперь он твой, можешь забирать.
Сейчас это звучит почти издевкой, тогда мне было все равно. Потянулись многочасовые капельницы. Я проводила на конюшне все свободное от работы время, спускала на лекарства все деньги, в т.ч. отложенные на покупку лошади. Будучи на работе, со страхом ожидала звонка с конюшни с отчетом о самочувствии коня. Занимаешься с детьми, а сама судорожно проверяешь телефон в кармане, не звонил ли? И вот долгожданный звонок, а ты боишься снять трубку, потому что вдруг, пока я тут, на работе, он там уже пал? Нет, все в порядке, живем еще один день, а с завтрашнего дня с новыми силами в бой.
Много помогала мама. Она сразу, едва только взглянув на него, сказала: конь не выживет. У Фореста практически не прослушивались легкие, С. опять запил. Я ответила: будем бороться, не могу опускать руки. Меня спросили, понимаю ли я, что даже если выкарабкается, он вероятнее всего останется инвалидом до конца жизни. Мне было все равно.
Капельницы не помогали. В какой-то день я заметила, что капельница перестала капать, подумала, что выскочил катетер. Подкололись снова, спустя пять минут та же история, хотя конь не шевелился. Перекалываемся. Пару минут - снова здорово... От высокой интоксикации начали уходить вены.
Перешли на уколы. Не помню уже препарат, колоть его можно было в трахею или в/м. Поскольку в трахею мог колоть только ветеринар, я ставила уколы в мышцу. Эффект был, наметились почти незаметные, но все же улучшения. Форест понемногу оживал. А потом С. потребовал у меня лекарство, чтобы уколоть его в трахею. Он был нетрезв, препарат я не дала, после чего мне запретили подходить к лошади. С. лечил его сам, преимущественно сумасшедшими дозами преднизолона.
Форест ушел за радугу в июле 2015. Я до сих пор не знаю, правильно ли тогда поступила, отказавшись дать лекарство. Кто знает, может, тогда бы все сложилось иначе? Я не знаю. И сразу уточню, поведение С. обсуждать не хочу, прошу проявить понимание по этому вопросу. Скажу только, что в дальнейшем я общение с ним свела к вынужденному минимуму. А этот пост пускай будет данью памяти Форесту - коню с самым большим сердцем, любимому мальчишке.
