В дождливом сентябре мы закончили работу на одной из установок. Я лежал в постели и был настолько слаб, что не мог поднять головы.
- Открой первый свинцовый колпачок, - сказал я. Она открыла.
- Ошибка, - услышал я ее тихий голос. - Здесь лежит только маленький красноватый уголек.
- Нет, это не ошибка, - ответил я спокойно. - Это только вариант. Все
учтено на других установках. А уголек этот уже можно показать... Позови ребят. Позови шефа...
Они вошли, ступая на носках, как входят к больному. Раньше я не пускал их к себе, и теперь, войдя в мою комнату, которая превратилась в лабораторию, они остановились у двери, стали озираться. Они не знали, что подумать обо мне, их удивило все: и стены, исписанные формулами, и исцарапанная гвоздем мебель - я и на ней писая, - и блеск приборов, от которых доходили до них легкие струи тепла.
Потом они увидели меня. Должно быть, мой вид поразил их - они еще больше притихли. Только любитель шалостей, не сводивший глаз с моей подруги, что-то шепнул шефу.
- Доложи им, - сказал я.
И она как настоящий ученый, за десять минут сделала им доклад о нашей работе и показала уголек, который никак не хотел остывать.
Этот уголек удивил всех, особенно шефа. 0н первым торжественно подошел пожать мою руку. И все мои товарищи зашумели и наперебой бросились ко мне, схватили мои ослабевшие руки и стали их трясти, - и я почувствовал, что сердце мое вот-вот сдвинется с места.
- Сегодня же мы включаемся в работу, - сказал шеф. - Всей лабораторией!
С этого дня в моей комнате стали дежурить днем и ночью два наших сотрудника, и, кроме того, каждый день из лаборатории по телефону передавали нам сводки, - дело быстро двинулось вперед.
В холодном декабре в присутствии нашего шефа моя подруга открыла второй свинцовый колпачок.
- Опять ошибка, - тихо сказала она шефу. - Здесь еще хуже - уголек
совсем черный.
Но я услышал их.
- И эта ошибка учтена, - Я еле двигал губами. - Продолжайте работу.
Быстрее!
У меня был изощренный слух. Я услышал, как шеф, прикрыв рот рукой, шепнул:
- Третья ошибка убьет его... - И добавил громко: - Гм... Я полагаю,
лучше будет увезти третью установку к нам в лабораторию. Там мы быстрее и точнее проведем опыт.
- Доверяю, - сказал я.
И вот мы остались одни с моей женой в тихой пустой комнате. Мы вдвоем - и еще сова, которая в один из дней ухитрилась через форточку протиснуться к нам и теперь дремала на подоконнике или бродила под столом, постукивая клювом по полу. Жена - она действительно заслужила это имя - сидела около меня, и мы тихо вспоминали нашу короткую молодость.
На третий или четвертый день я почувствовал себя хуже и попросил:
- Открой окно.
- Милый, на дворе мороз. Нужно ли?
- Открой, открой, - шепнул я. Жена подошла к окну.
- Что это? В декабре - весна! Слышишь? На улице тает, и муха
проснулась, бьется в стекло!
- Открой!..
Она открыла сначала форточку, а потом распахнула и все окно - и вместе с весенним теплым ветром в комнату ворвалась необыкновенно приятная далекая музыка. Она струилась над городом, то затихая, то разливаясь мощной волной.
Я слушал ее и не знал, что это играют телефонные провода, разнося по всему миру весть о победе человека над холодом и темнотой. Время от времени к этой музыке присоединялся торжественный, уходящий вдаль звон - это самолеты летели над городом с драгоценным грузом, они везли первую весну на темный материк. Но я этого не знал, мне было очень тяжело, я совсем ослабел, прислушивался, не идут ли товарищи с доброй вестью. И еще меня пугала сова:
она в странном возбуждении ходила около моей постели, встряхиваясь, резко взмахивая крыльями. Нет ничего тяжелее расставания с жизнью, если ты не довел до конца нужное людям и зависящее от тебя дело!
Потом меня потянуло ко сну. Где-то гудела лестница, хлопали двери, шаркали поспешные шаги. Но я этого не слышал. Я услышал только голос доктора, моего школьного товарища:
- Еще жив!
Он сел у моего изголовья и дрожащими руками стал развинчивать свинцовый патрон,
- Скорей, скорей, скажи! - хотел крикнуть я.
И крикнул, потому что моей болезни уже не было со мной.
Ослепительная капля дрожала в руках доктора, заливая солнечным светом всю комнату. Я знал о ней давно, она мне снилась; закрыв глаза, я часто видел ее еще тогда, когда только устанавливал приборы. А теперь я не мог смотреть на это слишком яркое маленькое солнце. Я поднялся с постели, шатаясь на слабых ногах. Моя подруга подбежала, чтобы поддержать меня, но я движением руки остановил ее и сам прошелся по комнате. Даже топнул! Жена
прислонилась к стене, сияя, не веря.
- Спасибо, доктор, - шепнула она.
- За что? Он сам победил свою смерть. Сам нашел лекарство! Это его свет!
Опять лестница загудела, захлопали двери, и в комнату ворвалась целая толпа - здесь были и мои товарищи, и множество других людей, которых я не знал. Меня обступили, кто-то жал мне руку. Мой шеф протиснулся ко мне.
- Вы все-таки сумели утрясти в мешке свое время! - поздравил он меня, -
В древности рядом с вашим именем нарисовали бы сову!
И я подумал действительно, я ведь утряс свое время! Я прожил за один год целую жизнь. А сколько таких лет впереди - целый океан времени!
Кого же мне благодарить за это? Я посмотрел на подоконник, где всегда сидела моя сова. Но ее там не было. Там стоял только аквариум, и в нем цвел лотос. А за окном, далеко-далеко в бледно-голубом весеннем небе, улетала к горизонту какая-то большая птица, тяжело взмахивая крыльями.
Океан времени плескался у моих ног. Я стоял на его берегу, готовый
начать жизнь сначала, и таинственные волны будущего одна за другой ложились у моих ног и отступали, заманивая меня. Завтра я уже буду плыть далеко за горизонтом. Мне стало немного страшно: за год я привык к постоянному присутствию совы. Смогу ли я жить без ее напоминаний? Не превратится ли этот могучий океан, ожидающий меня, в маленький ручеек, который я даже не замечу, как перешагну?
Тут я вспомнил о часах, о подарке бандита. И сразу похолодел от страха - часов моих не было слышно.
Я схватился за цепочку... Ах, да! Они остановились! Ведь год, год
прошел, их надо опять завести!
Я достал часы, вставил фигурный ключ и двадцать раз повернул его. Вот и упор - часы идут. Они пошли на Новый год.
"Мы уезжаем. До свиданья, город.
Колесам долго стыки рельс толочь.
Тебе переживать прощанья горечь,
А нам идти в полуденную ночь.
Полярный круг, ну что это такое?
Условная, придуманная нить,
Но почему-то не дает покоя,
Зачем-то чем-то нас к себе манит.
Значит надо уехать, значит, ждет нас пурга,
Переходы, да песни, да белые вьюги.
Пусть товарищи выпьют за ушедших в снега,
Убежавших по зову Полярного круга."
А.Крупп.