Жизнь непредсказуема…

[Spring Wind]

dasti, увы, совсем ненадолго. А часто устраивать такое я не могу. Чтобы я начала ругаться – нужно ОЧЕНЬ постараться. Просто некоторые вещи терпеть невозможно.
Ругались почти все частники по очереди, но крайне быстро все возвращалось «на круги своя», т.е. становилось все хуже и хуже. Просто если начальству оно не особо надо – ругаться с конюхами бессмысленно, это я уже потом поняла. Тогда, увы, это был первый опыт с безалаберностью конюхов. А «начальству», как я сейчас понимаю, надоело выбивать все из своего начальства. Поэтому даже жаловаться было бесполезно.
Понять их можно, конечно: удовольствие тянуть чужую конюшню за смешную зарплату – то еще, но лошадям от этого не легче…
Собственно, именно этот пофигизм к вопросам «лошадиного содержания» и привел в конце концов к тому, что через несколько лет конюшня развалилась совсем. Вернее, стоит, конечно, но люди уже там совсем другие – и работают, и на постое стоят. А начиналось очень даже неплохо… :-( Но у нас это – вечная история.
Собственно, поэтому и то, что в ливень домой не завели – это как раз обычная история. Конюх мог и в +36 на солнцепеке не напоить днем, если частники не приедут и вначале не напоят всех «своих» (в смысле, не только своих собственных коней, но и любимых прокатных, и дружественных частных), а потом не накостыляют. Тогда, может, и напоит остальных. И это так, один лишь штрих к портрету, а их ой как много было. При том, что эта конюшня на тот момент объективно считалась если не лучшей, то одной из…
***
Лето-2008…
… стало летом больших и несбывшихся надежд.
Началось оно хорошо. Потому что Рыжуль, согласившись таки употреблять пивные дрожжи, вдруг начал… поправляться. Убрался хребет и практически исчезли выпирающие ребра. Кашлять перестал совсем. И хотя мы всю весну лечились (сердечные, АТФ и т.п.), в начале лета я стала тешить себя надеждой, что вот наконец-то, наконец-то ему стало лучше!
А в начале июля к нам заглянул еще один ветеринар. Так, чисто, на всякий случай – почему нет? И вроде бы конь ни на что не жаловался, все было нормально… пока она не заглянула ему в рот. Где обнаружила стоматит. Когда именно он начал развиваться, сказать было трудно. Рыжуль об этом ничего не сообщил, ел с завидным аппетитом, признаков боли не показывал, и вот на тебе…
Из лечения назначили промывание хлоргексидином, мази (метродент, солкосерил – по очереди) и… еще один курс антибиотиков. На этот раз линкомицин. Который вызывал у меня большие опасения, ибо предполагал возможность развития кучи побочных эффектов, включая различного рода поражения печени, почек, ЖКТ, кровотечения и даже летальный исход. Я еще раз позвонила ветеринару, чтобы уточнить, нельзя ли обойтись без него, но услышала, что никак нельзя, из двух зол, мол…
Мы начали лечиться. К счастью для нас, Лена-Веста все еще продолжала ездить в конюшню по будним дням, и я попросила ее взять на себя дневную обработку, благо Рыжуль не возражал совсем и безропотно позволял ей делать с собой что угодно. А сама пошла к начальству. Отпрашиваться на вторую половину дня, чтобы успевать к коню вечером. Начальство согласилось, только попросило говорить, когда ухожу, чтобы зря не соединяли, и предусмотреть возможность доступности мобильной связи, если вдруг что, все же на весь наш отдел я оставалась одна… Так и каталась каждый день.
Плохо было то, что пастись стало нельзя – чтобы не травмировать десна еще больше. Антон предложил поставить Рыжулина на цепь, но я, попробовав, отказалась от этой идеи, и тогда для него огородили веревочную левадку у входа в конюшню, где он и тусовался целыми днями.
И видимое улучшение наступило, хотя Рыжуль погрустнел, временно лишившись выпаса, заметно отощал снова. Десна зажили, конь даже снова вышел на траву. И ветеринар, приехавшая в очередной раз, сказала, что да, мол, он идет на поправку, и все будет хорошо…
Это уже потом я узнала, что стоматит у лошадей редко заканчивается хорошо. Обычно он является показателем слишком сильного поражения ЖКТ. И прогноз в подавляющем большинстве случаев неблагоприятный. И ветеринар это прекрасно знала, и сказала об этом на конюшне всем… кроме меня. Уже потом она призналась, что просто духу не хватило. Ни у кого не хватило…
Наверное, мне сложно за это осуждать, но понять, как можно о таком не сказать – я не могу.
Июль стал месяцем, в течение которого я не помню практически ничего, только конюшню, конюшню, конюшню… а ночью она мне снилась…

 

[Spring Wind]

Конец
Этот вторник, 29 июля, не был каким-то особенным. То есть вообще. И если бы мне кто-нибудь сказал, что эти и последующие сутки навсегда врежутся мне в память, каждой своей минутой, я бы не поверила.
Я, как обычно, приехала на конюшню, где были еще Лена с Людой. Как обычно, взяли лошадей на поле, где трава получше, чем в пастухе. И с Рыжулиным все было как обычно. Пасся, был веселым, бегал и даже подыгрывал. Правда, покашливал слегка, поэтому перед уходом я залила в него нелюбимый пахучий сироп. И мы уехали. До Минска добрались удачно, как-то на редкость быстро. И тему обсуждали такую… про то, как быстрее оправиться от потери животного. И я излагала профессиональный взгляд, что лучше всего сразу же (или, во всяком случае, как можно быстрее) завести кого-то другого. Потому что будет не так больно.
А когда уже почти добралась до дома, вдруг позвонил Антон.
- Ты что-нибудь добавляла коню в пайку?
- Нет, ничего. А что?
- Он съел только половину овса, и «улыбается». Так вроде бы ничего серьезного, я понаблюдаю, как он будет себя чувствовать дальше.
Я попыталась унять растущее беспокойство, и минут через 10 перезвонила, вспомнив, что «ел» он еще микстуру от кашля, а в ответ услышала, что с конем все, вроде бы, нормализовалось, он спокоен, траву щиплет на улице.
Но, уже когда я подъезжала к дому, снова раздался звонок. На тему того, что нужен ветеринар. Потому как Рыжулину снова стало хуже, его проректалили, и вышел сгусток крови. И я начала набирать Инну.
Инны не оказалось в городе, но по телефону она меня заверила в том, что, скорее всего, его царапнули во время процедуры, и что ничего страшного – пройдет, «даже волноваться не стоит». Ровно то же самое мне повторили Оля Гробер и обе Кати. Посоветовали для собственного успокоения сделать коню клизму из настоя ромашки. Но приехать никто не мог: кого-то не было в городе, кто-то не мог оставить маленького ребенка...
Однако лучше Рыжулину не становилось. Скорее, наоборот. И, созваниваясь с Антоном и по очереди со всеми доступными ветами, я заскочила домой, ухватила документы и ключи от машины и снова отправилась в конюшню, предварительно проконсультировавшись по поводу необходимых лекарств.
Был уже десятый час вечера, работали только дежурные аптеки. В которых, к сожалению, из всего перечня оказались только кровеостанавливающие, да и то в ограниченных количествах. Но времени терять было нельзя, пришлось довольствоваться тем, что есть.
Ни разу ни до, ни после я не неслась по той ужасной дороге через Орешники со скоростью 120. И все равно на Штотц приехала уже в кромешной темноте. Рыжуль стоял под капельницей, вид у него был несчастный и испуганный, а пульс зашкаливал за 80 ударов в минуту.
- Если пульс нормализуется, значит, у коня есть шанс, - передал Антон прогнозы ветов. – А если нет…
О том, что будет, «если нет», я не хотела даже думать. Что значит «нет»??? Как может быть какое-то «нет»??? Ведь только-только у нас начало все налаживаться, после полутора лет каких-то непрерывных мучений.
Около часа ночи Антон с Наташей уехали в Минск, оставив обезболивающее и сказав, что если вдруг конь начнет метаться, просто выскакивать из денника, даже не пытаясь его удержать.
Так началась наша ночная вахта.
Все наличные животные собрались у палаты болящего. Кот Черныш свернулся калачиком на сене, Бимбо занял место у моих ног, а Тимошка – у двери. Меня все время терзало чувство, что мы мешаем Рыжулину отдыхать, но стоило только мне, подумав, что он собирается лечь, эвакуироваться со всей командой из денника, он тут же выходил из дремоты, вскидывал голову, начинал топтаться у двери и беспокойно ржать, зовя нас обратно.
Именно в ту ночь я впервые в жизни дрожащими руками сделала укол лошади. Потому что выхода не было…
И постоянно считала пульс. Наверное, каждые полчаса. А может, и чаще. 76, 79, 73…
В 4 часа утра позвонила Наташа. Узнать, как дела, и сказать, что утром Антон снова приедет делать капельницу. Дела были без изменений…
А потом Рыжулину явно стало лучше. Он перестал беспокоиться, пожевал сена и выпил почти ведро воды. И я вздохнула с облегчением, что конь пошел на поправку.
Часов в 8 приехал Антон, и снова были капельницы, которые конь выдержал, как всегда, героически, и… частота пульса снизилась! До 56! А это давало надежду.
Я никому не говорила, что Рыжуль заболел. Только позвонила на работу – сказать, что не приду, не объясняя причин. Но в мире лошадников скрыть что-то практически нереально. Вначале позвонила Ира, потом Настя, потом еще кто-то, и Лена сказала, что они с Людой приедут. Не знаю, вообще не представляю, как я выдержала бы все это без них.
Оказалось, что чудес не бывает, или они имеют определенный лимит, который мы исчерпали тогда, еще полтора года назад. Днем Рыжулину стало хуже. Он начал нервничать, пытался выйти из денника, а когда вышел и пошел по проходу, вдруг зашатался и начал заваливаться на бок, так что я поспешила завести его обратно, побоявшись, что если он упадет, мы его просто не поднимем.
А в деннике он лег. Лена сделала ему укол, и конь вроде как даже задремал. И пролежал несколько часов, пока не приехал Антон с лекарствами и не пришло время новых капельниц. Рыжулину было больно, он все больше нервничал и дергался, а потом замер, просто прижав меня к передней стенке денника и уткнувшись носом в плечо. Так я и простояла почти час, боясь пошевелиться. А на очередной капельнице, когда он выдернул из шеи иглу, вдруг почувствовала, что вот еще чуть-чуть, и меня саму придется реанимировать, и едва успев сунуть чомбур в руки стоявшей рядом Лене, выскочила на улицу. Не знаю, сколько просидела на тюке соломы, но когда вернулась, конь уже снова стоял спокойно.
Мне постоянно приходилось разговаривать с кем-то по телефону. Звонили веты, лошадники, из дома… К вечеру я просто возненавидела телефон, а в ушах стоял сплошной шум. Тем более что Рыжуль все больше слабел, и все меньше помогали ему обезболивающие. Пока не перестали помогать совсем. Это ужасно, когда существо, которое от тебя зависит и рассчитывает на твою помощь, мучается от страшной, нестерпимой боли, а ты ничего, совсем ничего не можешь для него сделать…
Вечером Антон сказал то, что остается одна возможность, последний шанс: проректалить его еще раз. Или звонить охотникам…
Но даже этот, последний шанс ничего не дал. Из коня полилась какая-то зловонная жижа, смешанная с кровью. Ничего более жуткого я в своей жизни не видела. И я впервые видела, как лошадь покрывается пеной от боли. И это было страшно.
А потом мы шагали, он покорно ходил за мной следом, периодически тыкаясь носом в спину и изредка останавливаясь, чтобы передохнуть. В него влили огромное количество обезболивающего, кололи и внутримышечно, и внутривенно, но ничего не помогало. И, когда позвонила мама, я, наконец, сказала то, в чем боялась признаться даже себе. Что Рыжуль, кажется, умирает…
Позвонила сестра, сказала, что они могут приехать. Я никого не хотела видеть. Но они все равно приехали. Правда, когда все уже было кончено…
Он лег возле опилочной кучи, потому что идти больше не мог. Лошади из «мальчиковой» левады сочувственно смотрели в нашу сторону, а Гонжище вообще повис на заборе, казалось, еще чуть-чуть, и он грудью просто выдавит жерди. Не знаю, понимали ли они, что происходит. Хотя, думаю, они понимают все куда лучше нас…
Подошел Антон. Сказал, что в очередной раз разговаривал с ветеринаром. И либо мы продолжаем «мучить лошадь» (он так и сказал: мучить), либо звоним охотникам. Конечно, можно еще просто тупо залить в него клизмой водки, чтобы он отключился от боли, но все равно это ничего не изменит… Но решение, конечно, принимать мне.
Наташа говорила что-то про то, что стоит принять правильное решение и позволить ему уйти, но… Я не могла на это решиться. И, наверное, не решилась бы, если бы не Лена. Которая сказала:
- Кать… он уже не выживет…
И я попросила Антона позвонить…
… В 9 вечера 30 июля Рыжулина не стало.
Приехали родственники. Рыжулина накрыли какой-то пленкой, подогнали машину, чтобы светом фар отгонять собак.
Но там дежурил наш верный друг Тимошка. Бимбо был с нами в домике, а малыш так и просидел рядом с Рыжим до утра. Неотлучно.
Всю ночь мы вчетвером просидели в домике. Разговаривали, даже временами шутили. Как будто ничего не случилось. И я, хотя мозгами понимала, что все кончено, никак не могла в это поверить. Разве что временами накатывало осознание… Да что там говорить, я и до сих пор в это не верю… И, помню, еще тогда прекрасно понимала, что со мной происходит. Этакая диссоциация – когда как бы отстраняешься от себя самой, как будто все, что происходит, происходит с кем-то другим, а не с тобой, а ты можешь это даже анализировать и понимать – не осознавая. Потому что иначе можно свихнуться… Чудесная вещь – эта наша психика…
Его похоронили на следующий день рано утром, возле рощи, возле кривульки-березы, где он так любил пастись.
Потом я поехала домой и отрубилась часов на 12. А на следующий день пошла на работу. И смотрела на солнечное затмение. А вообще, все было почти как всегда.

Как всегда… Не считая, пожалуй, того, что в этот день закончился мой большой этап «лошадиной» жизни. Длиной в бесконечные 3 года, 6 месяцев и 16 дней.
3 года, 6 месяцев и 16 дней, которые полностью изменили мою жизнь…

 

[Blue Roan Star]

Уже читала этот текст ранее, а до сих пор так страшно читать. Даже представить не могу что тебе пришлось пережить. Но Рыжуль действительно веревернул твое сознание, и был тебе самы лучшим учителем, а ты - его надеждым другом и защитником. Поэтому то, что ты помнишь, чем он тебя научил, самая лучшая чесмть его памяти.

И да, лошади прекрасно понимают что происходит с их друзьями, поэтому неудивительно что все остальные лошади и Гонг в том числе так беспокойно себя вели.

 

[Spring Wind]

Blue Roan Star, Наташ, это правда, я чертовски благодарна Мирозданию за то, что он БЫЛ. И даже не верится, что мы были вместе всего чуть больше трех с половиной лет. Кажется, он был всегда…
Я сейчас думаю, что лошади понимают вообще всё. Жаль, что нам не дано так же понимать их. Ну, во всяком случае, большинству из нас.
***

Мне до сих пор, даже спустя 4 года, странно и непривычно думать о том, что его НЕТ. Я в это не верю. Кажется, он просто где-то далеко, но обязательно вернется. И когда я рассматриваю его фотографии, читаю дневниковые записи – я не могу думать о нем в прошедшем времени… Там он еще жив. И, кажется, все еще можно исправить, стоит лишь постараться.
Он был не просто лошадь. Он был Лошадь. Именно так, с большой буквы. В этом был уверен каждый, кому посчастливилось знать его хоть сколько-нибудь близко и кто имел способность чувствовать. Более того, это была Моя Лошадь. Я отчетливо помню момент, когда впервые это осознала. Когда мне сказали, что ни о каких нагрузках для этой лошади речи быть не может – по многим причинам. И что вылечить его, превратив «в полноценную лошадь», в принципе невозможно.
Именно в ту минуту я поняла, что мне все равно. То есть не все равно в том смысле, что неважно, что он чувствует, а в том, что мне плевать, смогу ли я им «пользоваться» как лошадью. Что для меня самое важное – чтобы он просто жил. И больше ничего мне от него не надо.
Я помню каждый день, проведенный рядом с ним. На уровне эмоций, ощущений, а не просто событий. Каждый наш, даже самый маленький, прорыв. Каждую победу и каждое поражение. Наверное, это болезнь, но иначе существовать рядом с ним было нельзя. Невозможно.
Ошибаются те, кто думает, что я его приручила. Это не так. Это он приручил меня. Не я нужна была ему (хотя я и лелею надежду, что все же нужна была, хоть чуточку), а ОН – МНЕ. Потому что если бы наоборот – было бы легче. И проще. Он и сейчас мне нужен не меньше… И я, скептик и материалист, говорю себе, что он меня не отпускает. Хотя на самом деле это я не отпускаю его, ведь ему уже все равно. Мне слишком страшно признать, что его на самом деле больше нет. Слишком тяжело в это поверить…

Ну, и просто Рыжулинские фотки… Начала того самого, последнего, лета…

 

[*Avrora*]

очень больно даже просто читать,а уж пережить еще сложнее...но ты молодец,ты справилась!

 

[Дженни123]

мои соболезнования.... очень хорошо знаю, что значит потерять любимца. Вы - мужественный человек, Вы были с ним до конца и сделали для него всё возможное.
Читала и плакала...

 

[Spring Wind]

Aimant, спасибо! Не знаю, справилась ли до сих пор. Но я стараюсь.
Djenny, спасибо! И ко мне лучше на «ты». А то я сильно теряюсь, если нас много.
Я лучше разбавлю немножко горечь, расскажу еще об одной лошадке. Историю с хорошим… хотела написать «концом», но нет, лучше сказать – с замечательным продолжением.
***

Этуаль
Когда конюшня маленькая, как Штотц, и все ЧВ так или иначе знают друг друга, всегда интересно, кто займет освободившийся денник. А в этот раз мне было особенно любопытно, потому как вновь прибывающая лошадка должна была стать нашей соседкой. И, понятно, я поинтересовалась у Лены-Весты, не знает ли она, кто же собирается прибыть вместо Маруси…
Хотя стоп! Все началось гораздо раньше. С объявления, висевшего в домике. Гласившего, что в Ратомке была списана на мясо кобыла, «1996 г.р., гнедая, 164 см. в/х, без в/п», и что срочно подыскиваются «хорошие руки» - в качестве хозяина или арендатора.
Объявление повисело, но никого на конюшне особо не заинтересовало. Потому как частники, понятное дело, и без того укомплектованы, а прокат либо ездит к конкретным лошадям (и нет смысла интересоваться другими), либо считает верховую езду просто приятным отдыхом, не предполагающим излишних обязательств.
Тем не менее, кобылу выкупили. И когда я спросила у Лены, не знает ли она, кто встанет на место Маруси, она сказала, что вот эта самая кобыла и прибудет. А кто хозяин? Хозяйка – Алена, владелица конюшни в Тарасово. На Штотц же будут ездить арендаторы – по слухам, три девочки, «чайники полные», а кобыла, между прочим, сложная, «с пулей в голове», и что они делать с ней будут – совершенно непонятно. И эта самая непонятность делала ситуацию, ясное дело, еще более любопытной.
В один прекрасный день лошадка прибыла на конюшню. Она носила звучное имя Этуаль и была дочкой знаменитой Экспертизы, с которой лепили статую, украшавшую вход на Комаровский рынок.
Впрочем, на свою изящную небольшую маму-чистокровку Этуаль походила мало. Пожалуй, от родительницы она унаследовала только глаза: большие, очень красивые и выразительные. А так – крупная, массивная, шоколадно-гнедая, с пушистой, закрывавшей глаза челкой и шикарными волнистыми гривой и хвостом, лошадь больше напоминала богатырского коня из сказок.
Только характер у нее оказался не совсем сказочным. К людям лошадь относилась с легким пренебрежением, сразу продемонстрировав, например, что ездить на себе она позволять не намерена, или, по крайней мере, без боя точно сдаваться не будет. Во всяком случае, Наташу, инструктора Штотца, выполнявшую первоначально роль берейтора, которая уже забыла, когда последний раз падала с лошади, Этуаль все же высадила. О том же, чтобы в самостоятельное «плавание» на Этуали отправились арендаторы, и речи не было. Первое время иначе как шагом в поводу они на ней не ездили.
Однако, несмотря на сложности, в лошади не разочаровались. Регулярно ездили ее проведать, водили гулять, дотошно выспрашивали о каждой мелочи, касающейся лошадиной жизни. Но как-то так сложилось, что все же главную роль для Этуали стала играть Люда, одна из арендаторов. И никто не удивился, когда стало известно, что она выкупила лошадь. Это было, пожалуй, само собой разумеющимся.
Потому что Этуаль, несмотря на свою стервозность, Люду по-настоящему полюбила. Нет, она не перестала время от времени проверять ее «на вшивость», но делала это уже как-то совершенно беззлобно, не из вредности, а скорее из озорства, как бы давая понять: я здесь, не расслабляйся! Причем кобыль совершенно очаровательна и необычайно артистична, она умеет включить все свое обаяние, чтобы заслужить расположение людей. «Бровки домиком, ушки развесит, глазки наивные-наивные, ну прямо ангелочек», - смеется Люда.
Они вместе уже несколько лет. И обе они очень изменились, многому научившись друг у друга. Люда постигает премудрости лошадиного мира. А Этуаль… Этуаль, наверное, усвоила главный урок в своей жизни, научившись доверять людям, научившись дружить. И обе они переуспели.
Темперамент, понятно, никуда не спрячешь. Но лошадь стала мягче, внимательнее, спокойнее. Этуаль радуется, когда приезжает Люда, внимательно слушает свою хозяйку и ОЧЕНЬ старается быть хорошей. Они – настоящая команда, с гордостью носящая совместно завоеванный титул «Мисс Очарование».
И, глядя на них, понимаешь, что для того, чтобы приручить такого большого зверя, не обязательно быть специалистом в лошадином вопросе. Надо просто очень-очень любить того, кто волею судьбы оказался рядом с тобой, и все обязательно получится! За эту парочку, во всяком случае, можно быть спокойными.

 

[Aime]

Ох, Кать.. сижу, реву... не представляю как вообще можно пережить такое...
А с другой стороны читая твой дневник я понимаю как много светлого и радостного у вас было. И для него, и для тебя.. и вот без этого светлого и радостного, наверное, невозможно совсем никак...

 

[*Avrora*]

ага,воспоминания значительно облегчают боль) потом уже сидишь и радуешься,что столько всего в жизни было замечательного,а ведь могло и не быть)))

 

[sestra]

Даже не знаю что написать... я плакала.

 

[dasti]

Да,ничего себе :cry: тоже залила клавиатуру слезами(((Хорошо что ему попался такой человечек на жизненном пути!

 

[Spring Wind]

Aime, Ань, он вообще был такой… очень светлый и радостный. И очень мужественный, до последнего старался держаться. Вот думала недавно, что с Гонжищем я уже 4 года почти, а кажется, будто он у меня недавно совсем, хотя тоже уже родной и любимый. Ну, правда, мы с ним долго друг к другу привыкали. А Рыжуль пробыл у меня в общей сложности гораздо меньше, а кажется, что жизни без него просто не было. И первое время вообще не представляла – КАК без него жить…
Но, видимо, сейчас уже пришла к тому, что не так больно, что его нет, как очень радостно, что он таки был.
Ну, и… если бы не он – даже не знаю, каким бы было мое мировосприятие вообще и восприятие лошадей – в частности.
Aimant, это точно. Сейчас, скорее, страшно представить, что его в моей жизни могло вообще не быть…
sestra,
dasti, спасибо! Скорее, я не могу представить, что было бы, если бы его не было.
***

О Гонжике. Как все начиналось
Впервые я увидела Гошку на конюшне Полины В. Летом 2006 г. Все, кто там был, восхищались, какой он большой и красивый. И в самом деле, таких огромных лошадей я до этого видела разве что на ЦМИ. Больше 170 в холке, массивный, но верхового типа, очень добрый и умный. И тогда, выгоревший на солнце, смотревшийся не гнедым, а почти буланым.
Потом конь переехал на Штотц, по-моему, недели за три до нас с Рыжулиным. Вначале Тарас, Гонжиков хозяин, навещал его, но вскоре как-то забросил эти поездки. Гонг безумно скучал, пытался подружиться с каждым из людей, попадавших в зону его внимания. Мы иногда, когда появлялись свободные руки, брали лошадЯ на прогулки, но такие развлечения выпадали на его долю крайне редко. В основном он гулял в обществе других лошадей. И постепенно отвыкал от общения с людьми. А потом и руководство конюшни почему-то запретило другим частникам им заниматься. Так что кроме денника и электропастуха Гонжище ничего не видел.
Я жалела его, восхищалась, была безумно признательна за то, что он взялся опекать Рыжульку и до самого конца был ему верным другом, иногда кормила вкусняшками на пастбище или «почесушничала», но больше ничем развлечь не могла.
И меньше всего я могла подумать о том, что эта лошадь когда-нибудь будет моей.
***
А потом не стало Рыжулина…
После смерти Рыжего я оставила лекарства в наследство конюшенным коням (нехилое количество их у нас накопилось за нашу недолгую совместную жизнь, надо сказать), а все нехитрые пожитки лошадЯ сгребла в кучу и увезла на дачу, закинув в сарайчик, по соседству с которым он кантовался те самые счастливые наши полгода.
Там, на даче, и просидела два дня, периодически впадая в жутчайший депрессняк, бродя по до боли знакомым тропам, где все напоминало о нем…
Родственники мои, правда, пытались намекнуть, что, «может, не надо от вещей избавляться – вдруг новую лошадь потом возьмешь»… О том же пыталась говорить и Лена-Веста, но я все эти разговоры пресекала на корню, заявляя, что «нет, ни за что на свете, и речи быть не может».
Потом с родителями отвезла цветы, посадить на Рыжиковой могилке, вызвонила туда же, к роще, Лену с Вестой. На территорию конюшни заходить не стала – слишком было больно. Да и смысл? Все равно видеть никого не хотелось.
Народ постоянно звонил, присылал sms-ки. Позвонила даже Катя-Вереск, которая в это время сидела на даче, отрезанная от цивилизации. «Вы-то откуда узнали?» - удивилась я. «Тарас рассказал», - ответила она, что удивило меня еще больше, потому что Тарас на конюшне не появлялся уже, наверное, больше года, и узнал бы обо всем последним. Если бы вообще узнал. Впрочем, было не до того, и думать на эту тему я не стала.
Но, как оказалось, за моей спиной зрел заговор, представления о котором я до сих пор так и не получила – скрытные все очень, конспираторы. Зато знаю, что в него были вовлечены и мои родственники в том числе.
В один, не сказать, чтобы слишком прекрасный день, позвонил Тарас. Выразил соболезнования, а потом вдруг сказал:
- У меня к тебе дело есть. Ты не возьмешь себе Гошу? Мы все равно не будем им заниматься, у меня аллергия на лошадей, а ему нужен хозяин. Продавать его я не хочу, а вот если ты согласишься… Для вас обоих так было бы лучше. А мы будем спокойны.
Я тогда еще плохо понимала, что вообще происходит вокруг меня. И тупо спросила:
- Гонг хороший очень, но… вы не пожалеете потом, что отдали его?
- Что отдали тебе – нет.
Будь это любая другая лошадь – отказалась бы, не раздумывая. Но ведь это был Гонг. Которого я знала уже два года. Умный, честный, привязанный к людям. И еще – друг Рыжулина, самый лучший, защитник слабых и угнетенных. Все равно «наша» лошадь.
Я взяла сутки на «подумать», и все это время и родственники, и коллеги, которым я сдуру все рассказала, проводили массированные сеансы внушения на тему «конечно, соглашайся!».
Честно скажу, если бы прошло еще недели две, шансов на успех у них было бы мало. Но тогда способность мыслить ко мне еще не вернулась. И я согласилась…

 

[Spring Wind]

Про начало, ветеринара и ТБ
Не сказать, что у нас с Гонжиком все сразу пошло гладко. Потому что меня начали мучить сомнения в том, правильно ли я поступаю, угрызения совести за то, что вот так легко предала Рыжулина, и в конюшню ехать совершенно не хотелось. Каждый день я говорила себе, что все, завтра обязательно соберусь, но когда наступало завтра, решимость рассеивалась как туман. И я снова успокаивала себя тем, что ладно, сегодня уже не поеду, но вот завтра – точно…
Наверное, так бы я и не решилась, или мучилась еще очень долго, если бы меня фактически не выпихнули родители, под предлогом того, чтобы съездить «к Рыжулину».
- Ладно, - сдалась я. – Но на конюшню заходить не буду. Не могу пока.
Поехали сразу к роще. А на обратном пути папа попросил остановиться, чтобы хоть глянуть на Гонжика вблизи, раз уж он сейчас наш.
Гошка, увидев, что к нему проявили интерес, с готовностью потопал навстречу. Слопал захваченные «на всякий случай» сушки. И тут появилась Оля-прокурор. Которая поделилась Сириусовой морковкой и сказала, кивнув на Гонга:
- Может, возьми его себе?
- Да я как бы уже…
- А что ж никто об этом не знает?
- Почему не знают? Тарас сказал, что позвонит сам.
- Ну, не знаю. Я сегодня у Наташи спрашивала, она сказала, что ничего не знает. Ты бы зашла на конюшню, хотя бы сказала, что и как…
«Странно», - подумала я. Но в конюшню зашла. И осталась. И хотя сомнения и терзания никуда не делись, первый шаг был сделан.
***
Тарас очень быстро организовал передачу документов на Гонжика. Наверное, чтобы я не передумала невзначай. ;-) Так что очень быстро я стала полноправным обладателем большой гнедой лошади.
И именно в тот день, когда Тарас привез документы, мне приснился Рыжулин. Плохо приснился. Проснулась я в том месте, когда он, очень грустный, куда-то уходил, а я не могла его остановить. И еще – понимала, что он умер, но казалось, что это не навсегда, не взаправду… Понятное дело, всякие нехорошие мысли о предательстве стали терзать меня с новой силой.
А потом был разговор с Леной-Падишах. Когда она очень как-то понимающе сказала, что, конечно, место Рыжего никто не займет, но это хорошо, что можно принять еще одну живую душу, которой тоже ведь нужен человек. И что, если вдруг что с Пашкой, она постарается дать что сможет Арабеске, которая тоже одинокая, как и Гонжик…
Не сказать, что это меня успокоило, но как-то полегче стало…
***
Впрочем, Гонжик не сказать, чтобы особенно был счастлив от перемен в его жизни. Да, наверное, ему нравилось, что у него появился личный раздатчик сушек, «чухатель» и т.п. Но из пастуха мы первое время выходили оооочень долго. Один раз я, наверное, промучилась час, продвигаясь к выходу со скоростью полметра в минуту. Конь вполне явно давал мне понять, что он, конечно, все понимает, но ему как-то и в табуне неплохо, прижился там, и вообще – отвык от того, что его ОДНОГО куда-то тянут. Вот, пожалуйста, он может показать все, что умеет делать, тока оставьте в покое, а? Наверное, пару недель мы уходили с пастбища минут по сорок: пройдем пару шагов, остановимся, постоим, еще пару шагов…
Дело усугублялось тем, что мне самой совсем не хотелось заниматься другой лошадью. И при всем уважении и признательности к Гонжику, он очень долго, еще два года, оставался для меня чужим. И все, что я делала – было «через себя», с осознанием ужасной пустоты и предательства по отношению к Той, Моей Лошади…
***
Почти сразу я позвонила Инне, которая считается одной из лучших ветеринаров. Потому что слышала о Гонжиковых проблемах с ногами, но хотелось узнать об этой напасти поподробнее. Ну и плюс так осмотреть. Просто чтоб заранее знать, что лечить.
Увидев Гонжика, ветеринар не удержалась от возгласа: «Ой, какой слоник!» - и тут же начала расспрашивать, что он делает, как живет и т.д. Сказала, что даже если и были болячки, то за три года спокойной жизни и прогулок все должно было пройти. Хронь с ногами, понятное дело, никуда не денется, но «вам же не стипль-чез скакать. А жить ему это не мешает». Спросила, откуда он изначально, и усмехнулась: «Ну, если там выжил, то уже ничего не страшно!» Прослушала сердце, легкие, посмотрела, как бегает, восхитилась движениями и вынесла вердикт: «Даже если бы и захотел придраться, то не к чему».
***
Общение с абсолютно безопасной и адекватной (во всяком случае, по отношению к тебе) лошадью действует ну очень расслабляюще. Поэтому предупреждение Антона о том, что «Гонг такой… более резкий» благополучно влетело в одно ухо, а из другого, не задерживаясь, вылетело. Но Гонжик-то с людьми общаться практически отвык…
И то, что техника безопасности написана кровью, я поняла, с разбега впечатавшись в дверной косяк при попытке завести свою новую лошадку в конюшню. Ну, не рассчитал он траекторию и скорость, что ж поделаешь…
Второй раз Гонг напомнил мне об этом на прогулке. Когда Бимбо неожиданно выскочил из кустов, трепетная лань в 700 кг живого веса не нашла ничего лучше, как попытаться запрыгнуть мне на ручки. Впрочем, единственное, в чем он преуспел – это в приземлении мне на ногу. С прыжка.
Сказать, что из глаз посыпались искры – это несколько обеднить весь спектр собственных переживаний по этому поводу. Пытаясь сдерживать рвущиеся наружу непарламентские выражения, корду я все же упустила, и лошадка, весело подпрыгивая, помчалась в сторону конюшни. Откуда мне через несколько минут позвонил Антон. Сообщить, что конь на месте и я могу не спешить с возвращением.
А я и не спешила. Ибо при всем желании не могла. Доковыляла, снова взяла лошадь на корду и повела пастись. Про ногу старалась не думать, несмотря на ее настойчивые напоминания о себе. Думала о том, как поеду домой. Радовалась, что пострадала хотя бы левая нога, а педаль сцепления не нужно держать нажатой все время, и очень жалела, что коробка передач все же не автоматическая.
Уже переобуваясь, увидела, что весь носок – в крови. Пожаловалась Люде, та, заручившись поддержкой Олей-прокурора, пытались убедить меня в том, что надо хотя бы посмотреть, что там такое, но я запротестовала, что в таком случае точно до дома не доберусь, ибо обморочное состояние никак не способствует совершенствованию навыков вождения. Уж лучше потом получить полное представление о повреждениях.
Глянуть, какой части тела я лишилась, решилась только вечером. Все оказалось не так страшно. Во всяком случае, хоть последствия и давали о себе знать еще пару месяцев, обошлось без медицинского вмешательства.
Зато постепенно в сознание вползла мысль, что с лошадкой надо заниматься…
Впрочем, в больничку однажды все же пришлось съездить. Но это уже совсем другая история.

 

[Spring Wind]

Побег

Шло время, наступила осень, но для нас с Гонжищем все оставалось без изменений. Несмотря на аутотренинг по поводу того, что «с лошадью нужно заниматься», меня от одной мысли по поводу взаимодействия со все еще чужой лошадью воротило страшно. :-( Единственное, на что я решалась – это прогулки «на поводке».
Не сказать, что Гонжику они нравились. Скорее, наоборот. Если мы выходили одни, он жутко нервничал, ржал, плясал на месте и только и думал о том, как бы поскорее вернуться к сородичам. Если шли с другими лошадьми, было немного легче.
Активность я изображала, пожалуй, для того, чтобы успокоить совесть на предмет того, что вот, лошадка и при мне брошенная. Подбивая разный конюшенный народ на пешие прогулки.
В основном, конечно, гуляли со Звездой – потому что у меня был отпуск, а Лера, хозяйка Звезды, тоже постоянно тусовалась в конюшне.
Но в тот день, по случаю совпавшего у всех выходного, отправились расширенным составом: мы с Гонжиком, Лена и Веста, Андрей с Джеймсом и Лера со Звездой.
Ушли довольно далеко, на одно из дальних полей, и там решили лошадей отпустить, понадеявшись, что если хотя бы кто-то один будет на корде, остальные не разбегутся.
Ожидания оправдались частично. Пока на корде оставались Гонг или Веста, остальные лошадки радовались свободе, носились, но далеко убегать и не думали, возвращались каждый к своему человеку (даже, как ни странно, Гонжик ко мне) и вообще поводов для беспокойства не давали.
А потом Лера взяла Звезду на чомбур, а Гонг, Веста и Джеймс остались на свободе. И как-то никто не подумал, что авторитета Звезды, увы, не хватит для того, чтобы спасти ситуацию в случае чего.
Все случилось, когда мы благополучно повернули домой, для чего надо было спуститься с холма. Наши лошадки решили, что смогут сделать это куда быстрее нас: ведь бежать с горки так увлекательно! И, подыгрывая и взбрыкивая, помчались.
Мы еще надеялись на то, что они остановятся, достигнув «равнины», но наша надежда таяла с каждой секундой, а затем троица и вовсе скрылась из виду.
Лера Звезду на чомбуре удержала, а мы с Леной и Андреем побежали догонять беглецов. Но где там: их и след уже простыл. И главное – совершенно непонятно, где лошадей разыскивать. Но решили, что, вероятнее всего, они пойдут по проторенному пути – через рощу, поэтому и мы направились туда.
Пробираясь через заросли и пытаясь хотя бы примерно прикинуть, какой путь для перемещения они могли выбрать, Лена высказалась, как она рада тому, что за лошадками не тянутся веревки, и по крайней мере, наступить на корду, запутаться и покалечиться у них шансов меньше. Я не могла не согласиться.
Кажется, именно в этот момент Андрей решил позвонить Наташе. Сказать, что лошади убежали. Лена тут же возмутилась, сообщив, что сейчас нас точно убьют.
- Девчонки, я же хотел как лучше, о вас думал, - начал оправдываться Андрей. – И вообще – это ж житейская ситуация…
- Это для тебя житейская, - проворчала Лена. – Ты хоть защищать нас будешь?
- Конечно, - тут же отреагировал Андрей и добавил: - У меня и сухарики еще остались.
- Не думаю, что Антона удастся подкупить сухариками, - вздохнула Лена.
Джеймс нашелся первым. Его, одинокого и печального, обнаружили на дальнем верхнем поле, где эта сладкая парочка бедного жеребенка оставила. Наших же товарищей не было видно нигде.
Мы с Леной разделились, решив, что так поиски будут более эффективными, и уже успели осмотреть и ближнее верхнее поле, и «там, где стреляли», но обнаружили только конюхов, которых тоже снарядили на участие в розыскных мероприятиях.
В конце концов, когда я, облазив все возможные места пребывания лошадей, ломала голову над тем, куда еще податься, затрезвонил телефон.
Лена. Которая сказала, что Наташа позвонила Андрею и сообщила, что наши лошади гуляют возле пастуха со стороны фермы. Причем позже выяснилось, что гуляли они там давно, просто из-за тумана народ на конюшне не мог определить, являются ли они частью табуна или бродят снаружи.
Наше с Леной беспокойство оказалось оправданным. Потому что Наташа, увидев нас, тут же начала громко возмущаться. Так что Андрею таки пришлось нас спасать, взяв всю ответственность за побег на себя.
Впрочем, это был последний подобный случай. Отпускать лошадей мы не перестали, но больше они подобным образом не сваливали.
Хотя, как потом оказалось, у Гонжика имелся запасной план, который был куда эффективнее. ;-)

 

[Spring Wind]

Как мы в больничку ездили

Те два октябрьских дня были какими-то стремными. Во всяком случае, воспоминания о них именно такие.
Все началось в субботу с того, что Гонжик решил, что как-то недовыполнил план по обнаружению конеедов в окружающем пространстве, и с энтузиазмом приступил к заполнению этого пробела. Прямо на прогулке – действительно, зачем же откладывать такое стОящее дело?
Хотя вначале ничего не предвещало неприятностей. Мы спокойно дошли до нашей пастбищной полянки, куда за нами увязались, как обычно, все три конюшенных пса. Пока Гонжик пасся себе мирно, я проводила сеанс синхронной дрессировки собак, пытаясь научить их нехитрым трюкам.
Получалось по-разному. Рексу, как будто, вся эта наука была знакома, Бимбо слушал очень внимательно и старался, а Тимошка по своему обыкновению стеснялся и смущался, поэтому выходило у него не очень.
Я так увлеклась процессом, что как-то совершенно забыла про Гонжика. А зря. Потому что он вдруг обнаружил, что за ближайшими кустами затаилась смертельная опасность, и решил срочно эвакуироваться. Вместе со мной, так как я предусмотрительно намотала корду на руку (ну, чтоб лошадка не убежала).
Лошадка не убежала. А я, совершив небольшой полет, довольно ощутимо приземлилась.
Гонжика это отрезвило: на полет человека в космос он явно не рассчитывал. И, когда я попыталась принять хотя бы сидячее положение, надо мной встревоженно склонились четыре морды: одна лошадиная и три собачьих, с одинаково недоумевающим выражением: «Эй, ты чего??? И что это было, а???» А меня почему-то в этот момент начал разбирать смех, хотя рука, в которой я удерживала корду, болела. Но не сильно.
До следующего дня, ага. Ибо в воскресенье я ее таки слегка оторвала…
Учитывая весьма возбужденное состояние Гонжика, от прогулки, по-хорошему, следовало бы отказаться. Но это очевидно для тех, у кого мозг еще в наличии. У меня же его, видимо, по определению нет, во всяком случае, той части, которая у нормальных людей именуется здравым смыслом. Поэтому гулять мы пошли. Правда, я все же попросила Люду, чтобы она иногда посматривала, не возвращается ли лошадка без меня. Вот и напророчила.
По дороге еще встретила Олю с Заповедью. Оля предупредила, что видела в роще лису, и чтобы мы «были осторожны», а то мало ли – бешенство еще никто не отменял, а собаки снова были в нашем эскорте. Но даже перспектива встречи с бешеной лисой нас не остановила.
Может быть, эту лису Гонжик и увидел. А может быть, и нет. Но он чего-то испугался. Очень. А на испуг, особенно тот, который «очень», он реагирует в той же степени быстро. И бурно. А у меня же привычка наматывать корду на руку (да, техника безопасности – это, как известно, наше всё).
Все произошло гораздо быстрее, чем можно описать. Рывок (сильный!), и моя лошадь скрывается где-то за пределами видимости. На этот раз без меня.
Первая мысль, которая пришла мне в голову, когда я тупо смотрела на оставшуюся у меня в руке корду: «Черт, щас нас убьют». Вторая, когда проснулся исследовательский интерес: «Интересно, и как он отцепился?» Ответ на этот вопрос я получила, когда попыталась корду смотать.
Он не отцепился. Корда просто порвалась. Каким образом – я до сих пор не понимаю, хоть убейте.
И только потом я осознала, что у меня болит рука. И на этот раз сильно.
Я попыталась дозвониться Люде, чтобы узнать, прибыл ли Гонжик, но ее телефон не отвечал. Набрала Леру, она ответила, что видит и Люду, и мою лошадь, которую Люда водит по полю, и сейчас подойдет к ним. На вопрос «как лошадь?» они обе ответили, что нормально и спросили, как я. А я взяла и ляпнула, что руку себе, похоже, все-таки оторвала.
Не раз уже убеждалась, что язык мой – враг мой, но ничему ведь жизнь не учит… Зря я сболтнула лишнего, и не замедлила пожалеть.
Потому что, уже приближаясь к конюшне, увидела направляющуюся на мои поиски спасательную экспедицию в составе Люды и Леры, которые, собрав по краю дороги и торжественно вручив мне ошметки корды, радостно сообщили, что Андрей согласился отвезти меня в больничку.
- В какую еще больничку???? – перепугалась я. – Не поеду я в больничку!!!! У меня на них идиосинкразия!!!
- Как это не поедешь??? – возмутились они хором.
В конюшне они накинулись на меня втроем, уговаривая и убеждая в том, *какая я дура* как я неправа. Я сопротивлялась, как могла, утверждая, что все в порядке, ибо перспектива поездки в больничку, которых я боюсь ужасно, выглядела в тот момент куда более непривлекательно, чем перспектива остаться без руки, коей меня пытались застращать, заочно поставив диагноз «вывих».
- Да кто тебя вообще спрашивает? Сейчас свяжем, посадим в машину и повезем! – заявил в конце концов Андрей.
- Это насилие над личностью! – возмутилась я.
- Еще какое!
После того, как я в тысячный, наверное, раз заявила, что все в порядке, от меня зачем-то потребовали поднять руку. Посоветовавшись с организмом, я поняла, что руку мне поднимать совсем не хочется, да и вообще – шевелить ею затруднительно.
- Вот! – сказал Андрей, у которого к тому времени уже имелся некоторый опыт в этих вопросах. – Значит, у тебя вывих!
- Ничего не болит, - предприняла я еще одну попытку отмазаться, но в ответ услышала только, что это болевой шок, а вот потом как заболит, и как потеряю я где-нибудь сознание, и вообще…
В самый удачный момент позвонила Лена, попросив завести Весту в конюшню.
- Хорошо, сейчас заведу, - ответила я, а Лера в это время вещала в трубку:
- А она руку сломала!!!
- Ничего я не сломала! – возмутилась я, потому как это было уже слишком и заявила: - Никуда я не поеду! И вообще: мне одну лошадь надо вывести, вторую – завести…
На что Лера любезно ответила, что сделает все сама.
В результате Андрей предложил, что они с Людой отвезут меня в Минск, а если я по дороге передумаю, поедем в больницу, при этом заверяя, что без моего согласия никто никуда не повезет. И я купилась.
Уже в дороге поняв, что сделала это зря. Потому что и Люда, и Андрей явно не собирались миновать лечебное учреждение, несмотря на мое постоянное нытье (до сих пор удивляюсь, как меня вообще из машины не выкинули ;-)). Отвлекали («А вон лошадки пасутся!»), приводили кучу аргументов, начиная от «Ты понимаешь, что мы переживаем????» (это Люда), заканчивая «Ты знаешь, что за неоказание помощи предусмотрена уголовная ответственность? А у меня, между прочим, двое детей и один внебрачный жеребенок» и «Если ты еще раз скажешь, что все нормально, я обижусь, потому что решу, что ты считаешь меня идиотом» (это Андрей).
В общем, когда мы проехали по кольцевой последний съезд, который мог меня спасти, я поняла, что избежать больнички смогу только, выпрыгнув на ходу из машины, но преимущества подобного выхода казались сильно сомнительными. Так что в больничку мы все же приехали, вернее, в РНПЦ травматологии (или как он там называется).
Я чувствовала себя пресквернейшим образом. Потому что, во-первых, рука все же болела, во-вторых, было жутко страшно, и, в-третьих, очень неудобно перед Людой и Андреем, которые, вместо того чтобы заниматься своими делами, мало того, что бросили своих лошадей, так еще и носились со мной по городу как с писаной торбой.
Уже выходя из машины, я попыталась в последний раз воззвать к состраданию, проныв что-то вроде:
- Я не люблю больницы! Там страшно!
В ответ услышала только про то, как меня понимают, но…
Дальше была регистратура, где у меня попросили паспорт. Я к тому времени от страха уже совсем потеряла способность соображать, и на вопрос Андрея, есть ли у меня паспорт, вначале ответила, что да (он же у меня всегда с собой), потом вспомнила, что всегда, но в сумке, а в рюкзаке его нет.
- Паспорта нет, - продолжил работать посредником Андрей, - но девушка минчанка, честное слово. Хотите, я свой паспорт покажу?
Девушка на регистратуре мило улыбнулась, но сказала, что не надо. После этого я мучительно пыталась вспомнить какие-нибудь данные о себе (например, адрес, дату рождения и номер городской поликлиники). *подскажите, как меня зовут* Удавалось с трудом.
Люда, которая все это время скромно стояла в сторонке, вдруг тихонько произнесла:
- А от нас лошадками пахнет…
В этом месте меня почему-то пробрало идиотское хихиканье.
Потом, когда мы ждали в коридоре, подошел врач, спросить, что же случилось. Я, подавив желание, сказать, что пока ничего, но сейчас случится, если меня отсюда не выпустят, мрачно ответила про повреждения.
- Это ее лошадка дернула! – тут же проинформировал Андрей.
- Катались? – спросил доктор.
- Нет, гуляли, - еще мрачнее ответила я. У врача несколько округлились глаза, и он оглянулся на моих спутников, которые с готовностью закивали. Больше вопросов нам не задавали.
Меня отправили на рентген. И только начали изучать мой внутренний мир, как дверь приоткрылась, и в помещение робко протиснулась Люда.
- Не бойся, я не сбегу, - заверила ее я.
- Она не сбежит! – совершенно серьезно подтвердила рентгенолог. – Здесь некуда! Сами видите – даже окон нет, и выход один.
Бедная Люда смутилась и пробормотала, что ничего такого она и не думала…
После того, как были готовы результаты рентгена, меня позвали в кабинет врача, куда Люда тоже решила меня сопровождать – вдруг я в окошко сигану. Там мою руку рассмотрели, успокоили, что вывиха нет, а есть надрыв связок, сказали, чем можно обезболивать, мазать и посоветовали руку не нагружать, а еще лучше – использовать перевязь.
- Надолго? – подозрительно поинтересовалась я.
- Недели на две, - оптимистично заявил врач.
Потом ехали домой, и по дороге надо мной издевались на предмет того, что «в Уручье отсюда не проедешь, все, кто хочет попасть туда – здесь и остаются. Но если очень надо – едут через Ангарскую».
Потом я честно две недели ходила с рукой на перевязи (хорошо еще, что хоть левая пострадала – утешала я себя), училась стучать по клавиатуре одной рукой (это ужасно неудобно!), отмахивалась от предложения «поболеть дома и не пугать народ своим видом» (потому что каждый, кто заходил в кабинет, вначале испуганно шарахался – еще бы, я бы от такого зрелища тоже шарахалась), а на напутствия «а вот руки ломать не надо!» гордо отвечала, что это вовсе не перелом, а всего лишь жалкий надрывчик.
Зато в следующие выходные соконюшенников ждал тортик. Настя Щ., поинтересовавшись причиной, понимающе сказала:
- Конечно, упасть с лошади – это всякий дурак может. А вот повредиться, работая с земли, еще уметь надо.
Ну, у кого как, а у меня в этом деле, как выяснилось, поистине недюжинные способности. ))

 

[dasti]

Надо мной помню в больнице долго смеялись, когда меня лошадь в ногу ударила, мол как же вы так барышня неаккуратно ходите, все к вопросу о технике безопасности :mrgreen: ...вопросов тоже не задавали много хоть, итак не до них было))

 

[Spring Wind]

dasti, смеяться – это совсем жестоко. Хотя врачи – они такие.
***
Нашу первую зиму помню смутно. И с лошадью она у меня не ассоциируется вообще никак, больше с собаками и какими-то общеконюшенными делами.
Все, что я могла предложить Гонжище – это завести в денник, почистить, закормить вкусняшками и… уйти. От чего мучения только усугублялись: мало того, что «предала» Рыжулина, так еще и для Гонжищи, по сути, бесполезное существо…
Надо отдать Гонжику должное, он старался, как мог, все время пытался доказать, что он тоже хороший. Я в этом нисколько не сомневалась, но на каждую его попытку приблизиться, сделать шаг навстречу, тут же пугалась, что он займет место Той, Моей Лошади, а я пока была не готова дать ему место хоть где-то, и… быстро отбегала на два шага назад, хотя прекрасно понимала, что Гонжик ни в чем не виноват и заслуживает большего.
В результате душевных терзаний меня даже посетила мысль пристроить его в хорошие руки. И эти руки я даже нашла, правда, не в Беларуси. Как ни странно, отговорила меня мама. Сказав, что отдать лошадь можно, но пройдет время, и у нас еще есть шанс стать не чужими друг другу. А отдав – назад уже не вернешь… Так что, может, стоит хотя бы немного подождать?
Однажды Гонжик предложил мне поиграть. Я уходила с пастбища, а он смотрел мне вслед, потом вдруг сорвался с места галопом, догнал и резко затормозил, игриво мотая башкой. Я поддержала предложение, отбежав в сторону. Он снова дал мне фору, потом догнал и исполнил скользящую остановку. Закончилось все тем, что, решив, что вот наконец-то это двуногое начало с ним общаться, он не только догнал меня, но и, затормозив, выдал шикарнейшую свечку.
И здесь я совершила ошибку. Увидев копыта лошади на уровне своего лица (пусть и довольно далеко), я слегка струхнула и отшатнулась. Знаю, что так делать нельзя. Результат, к сожалению, не заставил себя ждать, но не тот, которого можно было бы ожидать.
Гонжик не стал пользоваться «преимуществом большого и сильного зверя», чтобы меня, например, запугать. Он просто перестал играть. Вообще. Даже сейчас, спустя почти четыре года, максимум, чего я могу от него «добиться» в этом плане – это помотать башкой и пробежаться рысью или изобразить что-то типа «балансе». Даже свечки рядом со мной он делает малюсенькие-малюсенькие. Хотя со своими соплеменниками устраивает весьма зажигательные игрища, но на занятиях… нет, все должно быть спокойно и чинно.
До сих пор я не знаю, как его «расшевелить».
Вот и все впечатления от той зимы…

 

[Лялькина]

Перечитываю все это... и вспоминаю тот день Все бло как во сне, так нереально все абсолютно Читаю - а глаза предательски начинают блестеть...

За рассказ про Этуалика спасибо

 

[Spring Wind]

Люд, нереально – это точно. :-(
Пожалуйста! Этот рассказ, помнится, тогда сам как-то взял и написался.
***
Страсти по Бочке. Ч. 1. Безумный день, или Трудовые будни обыкновенных ЧВ
Весной Леру посетила Идея.
О том, что конюшне ужасно, просто до невозможности не хватает бочки.
Идея была поддержана Антоном. Ну, как поддержана. Сказал: если надо – стройте. Возражать не будем. Но и помогать никто не собирался.
Так что Лере, кровь из носу, нужны были добровольцы. Проще говоря, жертвы.
Естественно, других кандидатур на эту роль, за исключением вашей покорной слуги, не нашлось. Потому что дураков в окрестностях дефицит.
А я, как персонаж, в полной мере соответствующий вышеприведенной характеристике, не могла оставить «коллегу» наедине с ее помешательством. Тем более что безумие, как известно, заразительно.
И мы с Лерой начали строить бочку. Вдвоем. Ибо честно пытались воззвать к милосердию окружающих, но все до единого частники (к сотрудникам конюшни обращаться смысла не имело) остались глухи.
Нечуткие люди такие вокруг!
Для начала, вооружившись тупой пилой и топором ей под стать (ну, не предусмотрен в конюшне нормальный строительный инвентарь), потопали в лес. За бревнами.
Впрочем, слова здесь излишни. Тем более что это просто неописуемо. Вместо многабукаф будет комикс.
Особо впечатлительным не смотреть.
Лера приступает к работе. С неиссякающим энтузиазмом

Здесь кто-то был... Не я ли?

Лерой обуяла жажда разрушения. Или убийства? Звездинская в поисках новой жертвы...

Жертва не замедлила появиться в поле моего зрения, о чем я проинформировала Леру. Это было целое дерево! Правда, убитое не нами, а каким-то ураганом. Зато мы его расчленили. Так тихое помешательство перешло в фазу буйного...

Наш единственный добровольный помощник – Рекс.

Оказывает моральную поддержку...

... и посильную помощь.

Финальная стадия...

… И результат полуторачасовых усилий:

Транспортировка с использованием рабского лошадиного труда.

Вот так весело и с пользой мы провели день на конюшне. И это было только начало…

 

[Spring Wind]

Страсти по Бочке, ч. 2. Великие Математики
К строительству бочки мы с Лерой подошли, надо сказать, со всей серьезностью. С использованием научных методов. В том числе (и в первую очередь) математических.
Для начала следовало рассчитать количество столбиков. Поскольку мы решили ставить их с интервалом метра в три, в первую очередь нужно было выяснить длину окружности нашего предстоящего строения.
Порывшись в закромах своей памяти, я выудила из ее недр единственную чудом застрявшую там формулу, каким-то боком связанную с окружностью: «пи-эр-квадрат», - и ничтоже сумняшеся предложила ее Лере.
- А что такое «пи»? – поинтересовалась Лера, у которой отношения с математикой были еще более напряженными.
- Это 3,14, - в восхищении от собственной интеллектуальной мощи, просветила ее я.
Таким образом, по нашим расчетам (радиус – 10 м., его квадрат – 100, умножаем это на 3,14, получаем 314 м.) вышло, что надобно нам аж 105 столбиков.
Цифра меня, мягко говоря, впечатлила, особенно принимая во внимание норму нашей «дневной выработки» на двоих.
- Многовато получается… - задумчиво произнесла я, но, поскольку сомнений в правильности расчетов у нас не было, на том и порешили.
Однако после первого трудового подвига мы сильно усомнились в том, что бочка, даже если мы физически сможем заготовить такое количество столбиков, нам уже понадобится, и решили проконсультироваться с Антоном по поводу оптимального расстояния между столбами (вдруг его можно увеличить раза хотя бы в два).
- Вы шаг уточняете? – поинтересовался он. – А из пастуха ограждение не хотите сделать?
- Хотим, - сказала я, решив, что зимовать в лесу мы уж точно не хотим, - но вначале нам надо рассчитать количество столбиков. А для этого нужно решить, на каком расстоянии друг от друга они должны быть.
- Ну, метра 3 – 4…
- Понятно, - повернулась я к молчавшей до сих пор Лере, - значит, точно 105 штук…
- Подождите, - озадачился Антон, - а как это вы 105 столбиков насчитали???
- Ну как, очень просто, длина окружности 314 метров, 314 разделить на 3 – получается примерно 105.
- Почему 314? Длина окружности «пи-дэ», там примерно 60 метров будет…
- Как «пи-дэ»??? – зависла уже я, и тут только до меня дошло, что я все это время рассчитывала… площадь круга!
Вот так рождается мировая слава, ибо к моим недюжинным (практически легендарным уже) способностям ориентироваться на местности добавились столь же выдающиеся, без ложной скромности, сногсшибательные математические навыки.
Но я не сильно расстроилась. Достаточным утешением служила уже мысль о том, что столбиков нам нужно ровно в 5 раз меньше первоначального количества, а значит, шанс дожить до благополучного исхода Леркиного авантюрного предприятия – в 5 раз больше.