Разговоры разговорами, а вернусь-ка я к своим рассказам.
Мои попытки делиться своими заниями, да ещё и с видимым результатом, казачьим тренерам сильно не понравились. Я перестала ездить на знакомых и привычных лошадях. Зато в конюшне стали оставлять кобыл, которые в табуне никак не ловились. Вот на такую меня и посадили. Проблема оказалась в том, что на них очень давно не ездили. О кобылах говорили, будто они были в молодости заезжены и их пытались напрыгать, но что-то там не сложилось и они оказались в последствии арендованном казаками табуне. Правда это, или нет, мне не известно. Меня не заставляли на них садиться, но вопрос ставился так, хочешь ездить, седлай, что в конюшне осталось и едь, остальные пусть пасутся. А мне, конечно, не хотелось давать слабину перед детьми. Ох, молодость безбашенная, безмозглая... Или я уже так привыкла рисковать...
Агата
Из денника на меня НЕ смотрела высокая караковая кобыла. Я ей была неинтересна. То, что Агату оставили дома, не выпустив вместе с остальным табуном, явно её злило. Не волновало, не расстраивало, а именно злило. Угощение не было принято, ласка тоже. От Сани ни одна лошадь ещё не отмахалась и кобыла была почищена, посёдлана и выведена на плац. Та самая Марина даже подержала мне её, пока я садилась, и осталась наблюдать шоу. Не сложилось. Люди, я провисела на поводе. Стоило его чуть отдать, Агата сразу срывалась в галоп в направлении табуна. Промежутка между танцующим шагом и срывом в галоп не было. Забор вокруг плаца она за помеху не считала. Промучившись минут пятнадцать, я взмыленная, с трясущимися руками и ноющей спиной слезла передохнуть. Сев обратно, я заставляла её шагать до тех пор, пока хоть как-то не успокоилась. Шли дни. Я ездила на Агатке. Она всё так же меня игнорировала, но не повод с хлыстом. Прыжки на ней всегда были экстримом. Уносила от препятствий она мастерски. Я шла на хитрость. "Неее. Мы не поедем на препятствие. Вот сейчас уже свернём. Вот... Вот... ...А вот теперь уже поздно! Прыгай, родная, хоть с места! Либо мы остаёмся здесь жить, либо ты перелазишь эти дохлые сорок сантиметров!" Я её переупрямила. Она ещё пыталась из принцыпа обносить, но скорее для вида. Только отношения были чисто деловые. "Села, поездила, слезла, до свидания. Вкусняшки возьму из чужой кормушки, но не из твоих рук. И не смей меня гладить!"
Однажды, когда я уже собиралась садиться на Агату, Настя Гусарова, тренер, привела на плац женщину, желающую научить дочь ездить верхом. Ей было сказано, что девочкой займусь я. Женщина ответила: Как инвалидка может чему-то научить?! Да что она вообще может!" Я пожала плечами, села на кобылу и продолжила свои войны за вольты на галопе и против обносов. Проезжая мимо, я заметила глаза этой женщины. Не заметить было трудно-две тарелки суповые, а не глаза! Вот тут-то меня и подстерёг очередной разнос!!! Я не успела вывернуть и Агата прыгнула забор! Верхняя жердь у него была сломана, а нижняя приходилась кобыле под брюхо. Я попрощалась с жизнью, понимая, куда она понесётся и как со мной обойдётся вожак табуна. Но за забором был слишком высокий подъём к дороге и мы "зависли". Ни туда, ни обратно... Саня, со своей богатырской силушкой, сняв меня с Агаты, перенёс-таки её перед обратно на плац, но как же мы с кобылянской испугались...
Потом я пришла к ней в денник, дабы своими глазами убедиться в её целостности. О,чудо! Меня встретили поцелуямии гуганьем! Чуть насмерть не зализала! И постоянно со мной "разговаривала"! Как школьница с подружкой делилась впечатленьями о пережитом вместе приключении! С тех пор я уверена, что лошади разговаривают. В речи Агаты было столько интонаций, звуков и их оттенков! Больше меня не таскали, не обносили и берегли, как великую ценность. Мы стали одним целым. Она доверяла мне, а я ей. Дура я, короче. Решила, обнаглев за какое-то время, поехать на Агате в поля. Мне надо было свернуть ещё у дороги, когда я почувствовала под собой вместо привычной лошадки сжатого в пружину ДИКОГО ЗВЕРЯ! Но Саня уже понёсся в даль на Мираже, а Лёшка пытался его наверстать на флегматичной Мухе. Недалеко от поля кто-то выкопал глубокую яму и теперь что-то в ней делал. Моего каракового "Остапа понесло" и яму мы небрежно перепрыгнули на скаку. Я только успела заметить внизу обалдевшее лицо мужика с лопатой. Ещё бы! Сидел себе, в яме ковырялся, солнышко припекало, и вдруг, раздаётся топот и это солнышко закрывает "пролетающая" здоровенная чёрная туша. Это был мне ещё один знак повернуть обратно. Я-то яму обехать пыталась! Ещё сто метров и управление потеряно.
