Лошадь для души

Я останавливаюсь. Хотя, строго говоря, нужно спешить: яркое солнце пятницы торопливо ползет к темной гриве горной гряды. Однако, общением с приятным собеседником пренебрегать не стоит. Мы увлеченно беседуем: я чешу богатую черную шерсть, такую неуместную летом. Пес улыбается, ворчит на разные голоса: его эмоциональный диапазон поражает. Не каждый человек способен проявлять такую чувствительность и понимание. Кедр приятный собеседник. В моем детстве Шарик похоже ворчал и вопросительно поворачивал голову. Старый, брошенный хозяином пес был вожаком моей «шестисобачной» своры. Наивные соседи полагали, что главарь этой банды я. Так не было. Но их уверенность придавала сил и мне. Как и сейчас. Удивительно сколько энергии может отдать собака человеку. Лошади ведут себя иначе.

Поэтому собак легко любить человеческой любовью: следами положительных эмоций. Собаки живут чувствами человека. В отношении лошади тоже принято говорить «любовь», хотя чувства настоящего лошадника, скорее передает русское слово «страсть». В ярких и часто губительных оттенках его значений забываем мы о себе. Где-то глубоко за значением этого слова лежат мотивы нашего существования в конном мире: практика самоутверждения, удовлетворения своих потребностей, или, хочется верить – самовыражения человека пришедшего к лошади.

Ворчит Кедр, поднимаясь с земли, весело взлаивая и гордо подняв хвост-перо понесся он по своим собачим делам. Много смысла можно найти в общении с интересным собеседником.
 
Всегда любила и умела слушать собак. Именно поэтому чувствую, что лошадей я не слышу.
 
12. Рефлекс свободы

Яркие осенние краски удивительно быстро выцвели и погасли в этом году. Закатилось за гриву сопки холодное солнце пятницы. Даже раньше, чем успела я подойти к домику. Золотая приморская осень, которая так долго напоминала мне о конном мире, который мы с подругой делили на двоих, сменилась холодным запахом снега и настороженной атмосферой ожидания зимы.
 
Неприятные ощущения от городской конюшни и жизни стерлись и сменились новыми. Впечатления от моего места работы были еще более пугающими, чем чувства испытанные на городской конюшне. Разница была лишь в том, что работать я пыталась в сельской школе. И работа эта превращала мою детскую мечту – настоящую живую лошадь… в бездушный антидепрессант при помощи которого я на короткий период могла отдохнуть от того, как выглядела моя жизнь. Строго говоря, в бесплатных психологов, помогающих мне пережить то, во что превратилась школа, которую я безуспешно окончила сама, превратился весь коллектив крестьянского хозяйства Каланча, не исключая коров, баранов и собак. Моих отрицательных эмоций хватало на всех.

«Нет, понятно, что в условиях нашего экономического развития», - рассуждаю я – «деревенских детей никто учить не собирается. Удержать границы такой страны можно только при помощи малообразованной биомассы. Но зачем калечить? Им же вредно находиться в такой негативной обстановке! Зачем передавать им искаженное представление о действительности. Там же для большинства учителей, Интернет – это сеть потребления и рекламы, а совсем не техническое воплощение идеи Вернадского о Ноосфере».

- Выпей! – отрезвляюще заключает Виктор Иванович.

- Да не хочу я, расстраивать Вас отказом... Но пить-то на радостях надо. – грустно заключаю я, оглядывая теплую, темную комнату. Тонет в звенящей тишине свет единственной свечи, и я невольно замечаю, что броневик, с которого вещала я о судьбах России, похоже, кто-то угнал.

- Крюкова почитай, - задумчиво заключат Виктор Иванович. - «Неопалимую купину». Там про твоих учителей все написано. Крюкова знаешь?

- Если честно, - не очень, - отвечаю я.

- А «Тихий Дон»?

«Тихий Дон» я люблю. Вопрос авторства этого произведения, который мы бросаемся обсуждать, не был для меня важнее, чем изложенная в нем реальность, о которой, в шестнадцать лет лучше узнавать из книг, чем из самой жизни. Мы разговариваем. Я привыкла, что в литературном произведении каждый видит что-то свое и удивлена, тому, что мы почти дословно помним одни и те же отрывки. Очень кстати вспомнили «Тихий Дон» сейчас. Именно в его строках увидела я, что жизнь человеческого тела и души полна полутонами, складывающимися в замысловатую картину поиска правды жизни, которая у каждого своя в отдельный момент времени. Запечатленные в памяти герои и судьбы напоминают мне о том, что по большому счету все люди, поставленные не на свое место, ведут, себя плохо: некомфортно для окружающих. Надо как-то искать баланс. Искать что-то исключительно твое.
 
Мы вышли из конюшни, прошли вдоль коровника. Я уже почти собралась сесть в седло, когда подумала, что неплохо было бы не напрягать лишний раз спину коню, подвела его к небольшому бугорку около входа в коровник. Машинально посмотрели на нас сидящие под навесом Люда и Наталья. Я слегка отвлеклась на них, перекидывая повод на шею коня и не очень заметила куда именно он целился, когда отчетливо махнул передней ногой и достаточно нагло повернул ко мне голову. Заметно напряглись зрители, я безрассудно фыркнув, слегка толкнула коня кулаком в нос, отодвигая его из своего пространства, всем своим видом давая понять, что не воспринимаю его серьезно. Но стоило мне взяться за гриву и поднять левую ногу, как конь развернулся и вполне отчетливо махнул ногой, целясь в меня. На этот раз сомнений не было. Я быстро скинула повод с шеи, в поисках понимания посмотрела на своих зрителей, но выражений их лиц я понять не успела. Азиз очень нагло стоял рядом. Его самодовольный вид немедленно вызвал во мне приступ ярости. Слишком сильной, что бы можно было что-то делать с лошадью в этом состоянии. Конечно, реагировать нужно было немедленно, но я себя побоялась: метнувшийся по двору взгляд упал на вилы. К счастью рядом лежал еще и веник. Я легко подхватила его и повела довольного коня в конюшню. Азиз шел очень гордо и весело, чем мог бы меня разозлить еще больше, если бы это было возможно. И очень удивился, когда попав в денник, получил несколько ударов веником по крупу и по голове. Он испугался и растерялся. Строго говоря, я тоже растерялась, когда обнаружила, что бью коня веником по лицу, рискуя выколоть ему глаза.

Не думаю, что отучать коней бить передом таким методом уместно. Но вытащив притихшего Азиза из конюшни и предприняв очередную попытку сесть в седло, я обнаружила, что ногами он больше не машет. Резким движением шенкелей я вытолкала коня со скотного двора. Он пролетел поле, прошагал спуск к дороге и снова полетел по покосу. Я чувствовала, как злость сменяется чувством скорости и грустью. Что-то в жизни моего коня идет очень неправильно, раз животное жертва ведет себя как агрессор. Видимо, меняя к лучшему условия его жизни, я не учла какие-то константы.

Как три с лишним года назад, его мать – кобыла по кличке Озорная, Азиз выразил инстинкт в форме нападения на человека. Тогда поведение кобылы помогло мне сделать огромное открытие: лошади в городе рядом с людьми было настолько плохо, что инстинкт защиты потомства сработал агрессией против человека. Сейчас рефлекс свободы, проявленный агрессией против меня, красноречиво заявлял: мне плохо с тобой – уходи. Я бы, возможно, и ушла, если бы в мире людей все было так же просто и однозначно как у лошади. И все равно странно: я где-то читала, что такое поведение для домашних животных не характерно. Считается, что неуправляемые животные рядом с человеком не выживают и тем более не размножаются.
 
«Азиз,» - резко обратилась я к переходящему на рысь коню, - «ты глупая скотина! Кто будет за Тебя платить, если ты меня убьешь?»

Желтая в солнечных разводах глина предательски скользит под ногами коня. «Азиз!» - злобно и испуганно рявкаю я.

Конь нервно вздрагивает и ускоряет шаг, стремясь сбежать от моего дискомфорта. Скользкая поверхность земли под ногами коня мешает мне думать. «Кто вообще придумал, что на лошади можно думать, - ругаюсь я - на этом бешенном венике приходит в голову только одна мысль «Господи, сохрани! Так бы и сказал, хитрый узбек, что лошадь нужна человеку, потому, что на ней молиться можно».

Я зла на Саиба. Очень зла за то, как сильно мне его не хватает. Я привыкла к нему. К долгим разговорам. К тому, как коротко и ясно звучит его словами самая сложная для меня мысль.

Предательски скользить под неудачно подпиленными копытами оттаявшая глина цвета заходящего солнца. Бессильно злится во мне интуиция, подсказывая, что в этот раз. В очередной раз дорогу для нас с конем я выбрала неверно. Напуганный злобой и страхом, силится убежать из-под меня Азиз. «Раз-два-три!» - зовут копыта темную землю узкой тропинки. Ритмично стучат о носки ботинок и железо стремян стебли полыни. Свежий воздух и быстрое движение разогнали по телу кислород и испарили дурные мысли.
 
Маленькая черная лошадь любит быстро скакать. Он не бережется и не жалеет сил. Похоже, что чем быстрее он скачет – тем легче ему переносить мои мысли. Мелькают вдоль дороги темные, совсем вечерние тени осенних деревьев. Неровным, неуверенным галопом несет меня конь.

«Я мешаю ему двигаться в равновесии,» - думаю я, - «и жить мешаю. Я запираю его в деннике ждать моего свободного времени. Приезжаю в выходные для меня дни пугать его своим гневом и скакать по полям в поисках, или скорее в побеге от себя. Он не будет прощать мне это вечно. Я бы не простила уже сейчас. Животные не должны прощать слабости. Искать силы жить нужно в своей собственной голове, а не в бешенном галопе между ушей лошади.»

Я резко выдергиваю правую ногу из стремени. Азиз останавливается. Неловко задевая каблуком черное ухо.

«Так тебе и надо!»

Азиз молча трясет головой – ударила неудачно: сильно.

Я осторожно ослабляю подпруг. Конь опускает голову в сочный зеленый клевер у обочины дороги.

Не похоже, что он винит меня во всех неурядицах своей лошадиной жизни. Это я, испытывая неукротимую потребность «дойти до самой сути» отчаянно ищу, что еще можно сделать, что бы приблизить жизнь лошади к физиологической норме. Он просто приспосабливается к среде обитания. Считается, что из всех биологических видов менять среду способен только человек. Сплетаются в узел тугого противоречия две мысли о судьбе жующего клевер коня и о моей собственной.

Как смогу я чувствовать и считать себя человеком разумным, если я не в состоянии предоставить своей собственной лошади возможность быть лошадью?

Неприятно было прийти к лошадям и обнаружить себя негармоничным существом. Находящимся в состоянии отчаянного диссонанса и с миром, миром лошадей, и самой собой.
 
13. В поисках равновесия

Падает сквозь решетку окна тусклый вечерний свет. Осень в этом году исключительно ранняя и холодная. Это случилось: мой конь стал не менее агрессивным, чем была я сама. Конечно, когда лошадь лезет с тобой в драку нужно не философствовать, а принимать меры: искать что в очередной раз я сделала не так.

Я не очень хочу ехать в открытые колючему ветру, заснеженные поля. Но ехать нужно: будем смотреть, как конь ведет себя под седлом. Совершенно естественно, что получив возможность иметь собственное мнение, он решил, что жить комфортнее без меня. В пятницу, после работы в школе я приезжаю сюда в состоянии белого каления. Конь чувствует мой гнев. Он не может и не обязан ценить усилия, которыми сдерживаю я себя, успешно стараясь не вымещать злость на нем. Коню не будет хорошо с человеком, которому плохо с самим собой.
 
«Грустно», - думаю я, разбирая длинные черные пряди богатой гривы. В детстве я хотела именно такую лошадь: вороную, быструю, смелую, злую и наглую. Наверное, я тогда знала, что буду с нею делать, но теперь, это знание кажется бесследно утерянным в процессе взросления и получения всего того, что принято считать образованием. Хорошо, что в лошадь можно смотреть как в зеркало. Она всегда подскажет.

Эмоциональный резонанс – невероятно красноречивый механизм. Он отчетливо дал мне понять, что лошадь свободная от влияния стрессовых факторов и освобожденная от необходимости выживать, продемонстрирует поведение, которое наблюдает сама. Я ведь не умею принимать жизнь: я дерусь с ней всеми силами. Вот и он, черная лошадь, решил драться со мной. «Со мной» - во многих смыслах.

«Моя лошадь!» - горько и гордо говорю я, настойчиво почесывая коня за ушами. Он отодвигается, - «как хочешь, и не очень хотелось».

Как легко было бы просто обидеться за это нападение. Посчитать его отсутствием воспитания и дисциплины. Работать над ними легче, чем над собой. Почему вижу я не наглость и невоспитанность, а несоответствие условий содержания природным потребностям лошади?

Меня даже радует, что из всех возможных вариантов защиты от общества человека мой конь выбрал активное нападение. В этой ситуации я найду верное решение быстрее. Я аккуратно кладу на короткую узкую спину седло, чуть тяну подпругу, подныриваю под животом коня, выправляю правое стремя.
 
Жестко ложиться в руки повод, скрипит дверь денника. Шаг, еще шаг, ударяют бетонный пол, ставшие опасными копыта. «Завтра четыре пары. Послезавтра - шесть, - думаю я, - дверь конюшни, надо открыть и остаться целой.»

Несмотря на все мои попытки визуализировать картинку, на которой человек правильно ведет лошадь, в память проскальзывает опасное воспоминание: перед другой дверью, другой конюшни, другой жеребец, здороваясь с соперником, не замечает меня и задевает копытом в сантиметре от позвоночника. Бурый жеребец был виноват только в том, что родился сильным и энергичным.
 
45602_562673270419365_1029971355_n.jpg
 
Скрипит, открываясь и закрываясь за крупом коня, дверь. Я забыла свои опасения. Горькие воспоминания о коне, которого я бросила ради этого, стоящего рядом, схватили горло осенним холодом. Я злюсь. Пронизывающий ветер улицы замораживает неуспевающие пролиться слезы. Я отчаянно быстро перекидываю на шею коня повод и отталкиваюсь от земли. «Прости меня, черный. Лошадь, которую сердцем и душой я посчитала своей – не ты. Глядя на тебя, я каждый раз вижу коня, которым ты не был и не станешь. Именно поэтому не делишь ты со мной пространство и свою жизнь, и пока не научусь я жить настоящим, это не изменится».
 
Белая утоптанная тропинка ведет нас к выходу со скотного двора. Азиз поднимает голову и зовет бегущего с водопоя Дозора. Веселый, радостный.Хвост такой гордый. Оживленно, чуть скользя на утоптанном снегу, идет рядом с гарцующим конем Наталья.

Машинально проходит Азиз мимо радостной пушистой лошади и его хозяйки. Даже шаг не замедлил. Никак не проявил желания остаться в обществе другого коня. Везет как машина. Как научен. Жалко, что я не научилась также механически смотреть на лошадь. Я ведь старалась. Мой бывший любимый тренер из тех, чье мнение легко считать своим собственным. С ним легко было соглашаться. Я бы научилась считать лошадь машиной если бы он сам это умел.

Я невольно оглядываюсь на, идущих по полю, человека и ее коня. Со словами Натальи тоже легко соглашаться, вот только с переживаниями, кроющимися за ее точкой зрения даже соприкасаться страшно. Ее отношение к лошади выстрадано множеством случайных и нелепых лошадиных страданий и смертей, которых можно было избежать, имей люди больше опыта. Грустно осознавать как дорого обходится лошади знание или незнание человека. По большому счету, мое малодушие стоило жизни чужой бурой лошади. Со своей надо делать все правильно. Только как?

«Да, черный, когда мы найдем себя и друг друга - будем совсем особенными,» - подбираю я повод и подталкиваю коня в рысь. Колет лицо холодный осенний ветер влажный, обволакивающий и пробирающий до костей, оставляющий в каждой клеточке тела неуверенный скользкий и холодный дискомфорт, заползающий из тела в самый мозг.
 
Выбрав самое провокационное место: около дороги (которая не позволит расслабиться мне), рядом с конюшней (вид которой будет раздражителем для коня) я стала крутиться по покосу, как когда-то привыкла крутиться по плацу в городе. Дул пронизывающий зимний ветер, то и дело царапали лицо крупинки колючего снега. Как назло полтора года назад Саиб неплохо сделал свою работу. Жеребчик слушал меня внимательно, подчинялся практически безукоризненно, даже с излишней для полевой езды точностью. Выходило, что отношения надо исправлять не ездой: проблема была не в ней, под седлом конь слушал меня как машина.

Мне становилось холодно и скучно: накручивание петель по покосу не было похоже ни на понимание, ни на созидание, и я решила вернуться на поле к конюшне, которое уже приличное время мерили сосредоточенными шагами Наталья и Дозор.
 
Не сразу заметила я напряженный, настороженный вид Натальи и неуверенные, надрывные шаги ее коня. Выражение лошадиных и глаз и «мордылица» я тогда еще не понимала. Незнакомым мне голосом попросила Наталья походить за компанию с ними. Азиз даже некоторое время ходил, но напряженность росла, ему не очень удавалось скрасить одиночество этой пары, и мы направились к конюшне. Аккуратно спешившись перед самой дверью, стараясь не получить копытом в нос, я завела коня в денник, расседлала, сняла уздечку. Стала внимательно рассматривать сустав правой задней ноги, который совершено не во время опухал, вызывая у меня незнакомые и непривычные чувства: я переживала за коня. Погрузившись в мысли о своем, не имеющем отношения к лошади, я взяла одну бутылку с бальзамом для суставов, затем вторую, в грустном оцепенении, даже отупении чувств смотрела я на едва заметно расширенный сустав в снежно белом носке.
 
Какой интересный и смысловой дневник. Я в ПЧ. Жду продолжения!
 
Сверху