Primary
Новичок
Думала-думала, про что же теперь еще написать. Придумала незамысловато начать сначала.
ПЕРВАЯ КОНЮШНЯ.
1
Откуда берется любовь к лошади? Легко ли понять, в какой момент ты стал конником? Почему именно ты? Сейчас мне кажется – так было всегда. Но ведь должно быть и начало…
Стихотворение Агнии Барто «Я люблю свою лошадку», которое нравилось мне больше всех остальных детских стишков, вместе взятых. Для меня оно было целой длинной поэмой, описывающей таинственные и сладостные ритуалы общения с настоящей, живой лошадью, - я и помыслить не могла, что речь идет об игрушке.
Карусели в парке, с белыми и черными лошадками, на которых меня и моих двоюродных сестренок катала моя молдавская бабушка. На фотографиях сестры гарцуют на своих деревянных скакунах небрежно и вальяжно, свесив ноги и оглядываясь на фотографа. Я же неизменно сижу с серьезным и строгим лицом, выпрямив спину и глядя прямо перед собой, ноги – с опущенными пятками! – надежно опираются на стерженьки, обозначающие стремена, руки, изящно согнутые в запястьях, до отказа набирают металлический повод.
Старые кровати с голыми панцирными сетками под абрикосовыми деревьями в бабушкином саду, на которых мы с теми же сестренками скачем стоя, держась за железные спинки. Эти кровати – наши лошади. Сестры всегда ездят на белых, которых зовут непременно Юрашеками, - дань раз тридцать просмотренной в ближайшем кинотеатре сказке «Три орешка для Золушки». Я же не так проста – мой конь вороной, то есть, конечно, черный.
ПЕРВАЯ КОНЮШНЯ.
1
Откуда берется любовь к лошади? Легко ли понять, в какой момент ты стал конником? Почему именно ты? Сейчас мне кажется – так было всегда. Но ведь должно быть и начало…
Стихотворение Агнии Барто «Я люблю свою лошадку», которое нравилось мне больше всех остальных детских стишков, вместе взятых. Для меня оно было целой длинной поэмой, описывающей таинственные и сладостные ритуалы общения с настоящей, живой лошадью, - я и помыслить не могла, что речь идет об игрушке.
Карусели в парке, с белыми и черными лошадками, на которых меня и моих двоюродных сестренок катала моя молдавская бабушка. На фотографиях сестры гарцуют на своих деревянных скакунах небрежно и вальяжно, свесив ноги и оглядываясь на фотографа. Я же неизменно сижу с серьезным и строгим лицом, выпрямив спину и глядя прямо перед собой, ноги – с опущенными пятками! – надежно опираются на стерженьки, обозначающие стремена, руки, изящно согнутые в запястьях, до отказа набирают металлический повод.
Старые кровати с голыми панцирными сетками под абрикосовыми деревьями в бабушкином саду, на которых мы с теми же сестренками скачем стоя, держась за железные спинки. Эти кровати – наши лошади. Сестры всегда ездят на белых, которых зовут непременно Юрашеками, - дань раз тридцать просмотренной в ближайшем кинотеатре сказке «Три орешка для Золушки». Я же не так проста – мой конь вороной, то есть, конечно, черный.