Давным-давно
три коня было у трех братьев
на выгоне у леса вблизи великолепного замка.
Предание повествует, что это были
конь вороной, конь гнедой и конь белый.
Ежевечерне каждый из братьев
ловил и седлал своего ретивого
и в наступающей тьме скакал на стеклянную гору,
чтобы проникнуть в волшебное королевство.
Где-то вы, три дивных коня,
каждый со звездочкою под челкой,
с копытами, что при луне высекают искры?
Ваше ржание с фырком доносится
с дальних лугов моего детства.
Чую, они стоят ночью на пастбище
с Колоколом, и Королем, и Красоткой,
с Царем и Кэйт у реки,
хрупая травою у штабелей леса
на холмах северо-восточной Айовы,
весною дикие даже в упряжке,
летом даже в лесу ручные,
с Юноной и Мэй, серыми в яблоках,
смирные в зимних стойлах,
санки легко везя и тяжко таща фургоны,
обрывая постромки в сугробах,
ёкая селезенкой в деревне,
пенно потея, работая и во сне вздыхая
с Рокси, Трикси и Мэйбл,
кусаясь, роя копытами землю, храпя,
когда их ведут к жеребцу на племя,
уши прижаты книзу, ноздри раздуты,
ноги лягают,
пока не становятся опорами жаркого веса;
с Дэзи, Билом и Лэди,
выклянчивая овес по утрам,
выпрашивая по утрам сена;
и на ярмарочных бегах в одноколках
соревнуют они серебряных жокеев;
и скачут потом за холмы.
Руки мои всё играют пустой уздечкой,
удила скользят, раздвигая бело-блестящие зубы,
вдоль темных эластических губ и розовых языков, до мягких глоток.
Натягиваю туго бразды; руками о мускулы опираюсь,
и вот полированные копыта опять выцокивают из амбара,
в лунном свете несут меня на стеклянную гору,
где бездыханная дама в белых вуалях прохладна, как ночь;
бледные губы
чуть приоткрыты для истинно возлюбленного.
Дэзи, Красотка и Лэди,
мы холили вашу шерсть утром,
расчесывали вам гривы спозаранку,
заплетали на заре хвосты в косы,
гладили бархатные ноздри,
похлопывали по шелковым крупам;
на округлый хребет взобравшись,
я зарываю лицо в гриву,
давлю чреслами холку,
бедрами сжимаю ребра
и ступнями касаюсь брюха.
Мы едем шагом, рысью, галопом
из конюшни и по дорожке
мимо почтового ящика
по проселку за холмы к соседям
и затем обратно в сарай,
где я чищу стойла от навоза
и стелю им на ночь
ворохи золотой соломы.
Черная Красотка еще ржет в садах и гогочет у водопадов.
Кареты с форейторами и фургоны бешено мчатся по своим колеям.
Флика взмахнула хвостом к западу от Шайена
и направляется в горы.
Смоки, Ковбойский конь, томится в сбруе,
сжатое сердце его напрягается, чтобы вновь грянуть.
Красный Пони и пегие лошадки спят
на книжных полках,
и Роза Бонер грифелем намечает коней
шелкогривых — на стенке в школе.
Лошади стоят у дорог,
прыгают через кусты полыни
с навощенными седлами в заклепках,
переплывают реки в половодье через весь Вайоминг,
становятся на дыбы, брыкаясь
и кидаясь в пыльную тучу скота;
Старая Краска давно в Монтане
прогуливает в горах туристов,
останавливаясь у постоялых дворов
и впрягаясь в конные молотилки прерий.
А где-то в местном кино Спринг-Грова, Миннесота,
или Декоры, штат Айова,
легионы коней вздымаются и выпрыгивают из бурной
Атлантики
на пляжи в Бретани.
Гривы их водорослями вздымаются и опадают,
их копыта
вздымаются и опадают, и трава под ветром
вздымается и опадает в дюнах,
и французы, темноволосые погонщики в черных шляпах,
блещут серебряными пряжками, мчась по холмам.
И Наши скачут на своих лошадях,
и Чужие скачут на своих лошадях,
возница хлещет по своим лошадям
и индейцы скачут на своих лошадях,
и татары скачут на своих лошадях,
Чингизхан и китайский император
выступают — каждый на своем коне,
гвардейцы гарцуют у дворца,
и Лоренс мчится на скакуне,
среди бегущих арабов,
с приглушенным топотом по аравийским пескам.
И великие синие кони Франца Марка
со строго остриженными огузками
стоят в Баварии у Бенедиктбюрена,
и голландские лошади стоят во дворе,
толстые, словно их владельцы.
На берегу ручья у стога сена
лошадь — такая же вещь, как бугор или столб.
А где голубой испанский мальчик
на элегантной кобыле?
Снятся ли им гирлянды цветов,
ниспадающие с призовых лошадей
в пригородах Парижа?
Или — кавалерия под Москвой;
лошади ступают уныло по унылой равнине?
Или — лошади, как трубы и горны,
горящие в окровавленном небе?
Где мальчишки спят посреди сеновала,
туда даже принцы на скакунах
приезжают, и уезжают оттуда навеки;
там же и лошади, что прячутся тихо в бурьяне,
покуда отряды конников не процокают мимо;
там лошади, замершие в кустах болиголова,
пока убийцы уходят на лошадях от погони;
там и охота проезжает верхами,
минуя реки, замки и горы.
И капрал вздергивает на дыбы жеребца в Лувре,
и генералы бронзово сидят в седлах
на всех площадях Европы,
и Ксантус делит скорбь с Ахиллесом,
и Пегас вырастает из морской пены,
Аль Борак несет Магомета,
Буцефал Александра,
и Слепнир с Одином на спине
вылетает в океан из фьорда;
и с длинных мраморных фризов,
на которых лошади бьются за гордую честь городов,
Аполлон выскакивает на коне прямо вверх,
как гром — в небо.
Лошади прядают ушами, осаживают на перевалах,
заслышав звуки Роландова рога,
и Шарлемань пришпоривает коня на помощь,
Жанна д’Арк натягивает поводья,
и разбойник с большой дороги пускается прочь наметом.
Бразильские лошади дробно топочут,
и кто-то слушает их в лунном свете,
один на лошади в лунном свете.
Спит Эогиппус в лаве,
а хеттские лошади скачут;
спит мезогиппус в лаве,
а лошади персов скачут.
Скачут кони по степи врассыпную,
каждый — со звездочкою под челкой;
мчатся галопом по тундре;
в горах перемахивают с горы на гору,
светясь копытами в лунном свете.
Они впрягаются в океанские волны.
Они захлестывают наши пляжи.
В бурных табунах мустангов тонет город.
Я люблю вас! Я люблю вас!
И тогда конь вороной, конь гнедой и конь
белый
скакнули столь высоко в лунном свете,
что, когда соскочили вниз,
это был уже только один, серый в яблоках, конь.
Он медленно вылетел с отдаленных пастбищ
северо-восточной Айовы.
А когда он входил в сад,
где сидела ты, в голубом платье, в плетеном кресле,
его копыта цокали, как литая медь.
Он склонился перед тобой на шелковые лодыжки,
положил точеную голову бережно на твои колени,
заглянул в лицо мраморными глазами,
смежил серебряные мембраны век
и заснул,
вслушиваясь, как затихающим галопом
Апокалипсис
проваливается во мрак.
поблагодарить 
Медведицу за то, что позволила нам поучаствовать в добром деле.
